Этот Витя нашему свидетелю и говорит, что беда страшная – Юру убили. Юра – это покойный. Свидетель говорит, что надо милицию, а Витя объясняет, что нельзя – на нас подумают, что сматываться надо. К слову, свидетель по его словам был «слегка выпивши» – семь кружек пива. Короче, выходят они из мастерской, и Витя достает полбутылки водки и предлагает помянуть. Мужику, несмотря на хмель, жутковато, но отказаться он еще больше боится. Они заходят в бистро на углу Пестеля и Литейного, оно ночное, начинают выпивать. Тут до них докапываются: место приличное – распивать приносное нельзя. Витя лезет в бутылку. Скандал. Свидетель под шумок линяет. Утром приходит в себя, заявляется в мастерскую. Потом бежит в милицию.
Максаков затушил бычок о батарею.
– А больница… – начал Антон.
– ВМА. Книга больных на отделении. Гималаев с запросом уже улетел.
– Время – двенадцатый час. – Максаков усмехнулся и отпил из бутылки.
– Это же военные. Я позвонил дежурному. Разъяснил важность вопроса. Кстати, вот…
Китайский «Панасоник» на столе противно запиликал. Максаков взял трубку:
– Да. – Он улыбнулся. – Отлично. Возвращайся.
– Не томи. – Полянский потянулся, сидя на диване.
– Градусов Виктор Липович, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения. Адрес: Альпийский, девять, квартира сто двадцать девять.
Максаков вырвал из блокнота листочек и протянул Андронову:
– Пробей на всякий случай. Стас пересел за стол:
– Пароль какой?
– Орел.
Антон повернулся к Полянскому.
– А ты как завис?
Серега скривился:
– По-глупому. Я выдернул Фалеева. Ну помнишь, по часам. А он, пьяный в хламину, возьми и поколись. Явку написал. Даже мужика указал, кому часы продал. Женьке-таксисту с Гродненского. Он сегодня в ночь. Следак, уродец-Васюков, полшестого домой собрался. Без вешдоков даже слушать ничего не хочет: «Нет судебной перспективы». Вот сижу жду, когда Женька утром спать приедет, в надежде, что он еще часики не скинул.
– А Фалеев?
– В коридоре на «браслетах» спит. Васюков его отпустил. В дежурке орут: «Проверки из главка и прокуратуры, три часа, и все». А он прописан в Подпорожском районе. Что я его по лесам искать потом буду?
– Алло, девушка. – Лицо сидящего за телефоном Андронова приняло мечтательно-сладкое выражение. Он дозвонился в адресное бюро. – Это Орел беспокоит.
В следующую секунду его лицо мгновенно скисло, затем стало мрачно-свирепым.
– Сколько времени? – вкрадчиво спросил он, вешая трубку.
– Десять минут первого. – Игорь Гималаев, стоя в дверях, отряхивал с куртки дождевые капли. – Миш, я прибыл. Машина внизу.
– Уже десять минут восемнадцатое ноября, – Андронов потряс в воздухе листочком с паролями, – дорога – Новоржев. Она мне говорит: «Ты-то, может, и орел, а пароль другой». Опять дозваниваться. У них сейчас вообще перерыв.
– Сам виноват. – Максаков протянул Гималаеву сигарету. – Игорь, зайди в сорок пятый, там Ленка свидетеля еще допрашивает. Пусть обыск выпишет на Альпийский. Ночь все-таки.
– Чего, Ленка еще здесь? – удивился Антон.
– Ну, третий час допрашивает. Дотошная.
– Это пока незамужняя, – авторитетно заявил Полянский, – потом тоже будет на все плевать, чтобы быстрее домой уйти.
– Не скажи, – возразил Максаков. – Зампрокурора нашу бывшую помнишь? Орлову? «Съели» которую? Она еще скрупулезнее, а у нее сын в третьем классе. Ленка у нее училась.
– Не, ну всяко бывает, – не стал спорить Полянский.
– Алло, девушка, это Новоржев…
– Неотложный обыск есть, но нет протоколов. – Игорь Гималаев вошел в кабинет. – Антон, у тебя не завалялось где-нибудь, а то я в спешке собирался…
– По-моему, есть. Сейчас посмотрю.
Игорь Гималаев всегда нравился Антону своим непробиваемым спокойствием, собранностью и умением тщательно выполнять любую черновую и неинтересную работу. В районном «убойном» он, без сомнения, был лучшим, что никак не отражалось на его общении с остальными. Единственной слабостью Игоря было увольнение на «гражданку». Вернее, мечты и разговоры о том, как он уволится. Это происходило каждый раз, когда интеллигентного Гималаева доставала тупость руководства. История его рапортов брала свое начало еще из Урицкого РУВД, где они работали с Антоном вместе, до гибельного объединения районов и переименования его в 87-й отдел милиции.
Перед тем как зажечь в собственном кабинете свет, Антон посмотрел в окно. Темнота плотным слоем размазалась по стеклу, подсвеченная изнутри слабым тлением пары окон в доме напротив. От ветра рама гудела и слегка вибрировала. Он быстро нашел стопку протоколов и задержал взгляд на телефоне…
Оля ответила сразу. В ее голосе не было сна.
– Чего не спишь? – спросил он, помолчав секунду.
– Антоша? – Она обрадовалась. – Я стирала, ты придешь?
– Нет, не получается. У нас убийство. Ты не волнуйся. Спи.
– Жаль, – расстроилась она. – Будь осторожен.
Дверь в кабинет приоткрылась.
– Поехали, – Максаков надевал шляпу, – есть еще один адрес.
– Все пока, бегу. Целую… Ты… Извини. – Антон положил трубку и погасил свет.
– К бою!
* * *
– А мосты еще разводят? – спросил Гималаев, глядя на часы.
– Нет, я вчера ехал нормально. – Владимиров, водитель машины «убойного» отдела выключил зажигание. «Уазик» протяжно вздохнул, как издыхающая лошадь, и затих.
Чем-чем, а хорошей иллюминацией улица Большая Зеленина похвастаться не могла. Создавалось впечатление, что они на опушке ночного леса. Антон снова с тоской вспомнил о некупленном фонарике.
– Сюда, согласно ЦАБ, он прописался после отсидки. – Гималаев зачем-то протер рукавом стекло.
– Ты уже говорил. – Антон полез за папиросами. – У тебя фонарик есть?
– Есть. – Игорь обернулся. – Я к тому, что, наверное, коммуналка. Это попроще. Готовы?
– Усехда!
Квартиру искали минут тридцать пять – сорок. По неведомому правилу нумерация в старом фонде была лишена какой бы то ни было логики. Сочетания на одной лестнице типа: 2, 108, 34 и 71 являлись вполне обыденными. В «четырнадцатую» вела перекошенная дверь прямо из арки между третьим двором и узким тупичком, заставленным мусорными баками. В грязном, никогда не мытом окне рядом с дверью горел свет. Через открытую форточку доносился запах горелого масла и табачного дыма. Звонок отсутствовал.
– У тебя ствол, кстати, есть? – спохватился Антон. – А то я выходной сегодня, так что не вооружался.
– Заметно, – Гималаев пытался что-нибудь рассмотреть в окне сквозь разводы грязи, – что выходной. Есть у меня ствол.
Стук в дверь грохотом прокатился по двору.
– Кто? – Мужской голос был пьяным и недовольным.
– Вить, открой. Поговорить надо. – Игорь «включил» блатные интонации.
– Нет здесь больше вашего Витьки-козла. У…те отсюда, суки. – За дверью забушевали.
– Комедию ломает? – Игорь посмотрел на Антона.
Тот покачал головой:
– Непохоже. Пьяный. И голос старше.
– Я щас выйду, бля, вам устрою, щенки. – Защелкали замки.
– Давай-давай, – подогрел стоящий у стены Владимиров.
Мужику было лет сорок пять. Его красное лицо горело неподдельным энтузиазмом проломить пару голов. Об этом свидетельствовала и толстая палка в руке. Антон ударил его ногой под колени, а Игорь ткнул пистолетом в нос и отобрал оружие:
– Милиция, дурак.
Мужик водил по ним мутным взглядом:
– Убивать будете?
– Если будешь дергаться. Где Витька?
– Ну и правильно. Убивайте. Пора! – Мужик обмяк.
Из дверей выскользнул не участвовавший в потасовке Владимиров.
– Там бабенка только, поддатая. Больше никого.