— Если бы они были у-уверены… Д-думаешь, они бы тебя достать не смогли? Если д-доказуха не нужна, то и тянуть нечего. Н-нет, командир, это они пока присматриваются. И хочется кого-нибудь шлепнуть, и колется: а вдруг не т-того? Т-тебе бояться нечего, а я, если надо, м-могу и в кусты. Лягу на дно и хрен они меня д-достанут. А если вдруг до р-разборок дойдет, можешь валить все на меня. Мы им жмура какого-нибудь подходящего подкинем — вот он, мол, самый и есть, Удодыч этот п-проклятый, который варенье-то украл. И в-все!
— Как у тебя все просто, — с кривой улыбкой сказал Становой. — Как в шашках: раз-два, и в дамки!
— А чего сложного-то? Можно п-подумать, Потапчуку больше всех надо. Он старый, ему на пенсию п-пора. Б-была бы могилка, а уж чего на ней написать, они сами п-придумают.
— Одно хорошо, — после долгой паузы сказал Становой. — Сдавать друг друга нам никакого резона. Ведь даже не дослушают, просто пальнут в затылок, и весь разговор.
— Да, — подумав, согласился Удодыч. — Д-действительно, х-хорошо.
Солнце начало понемногу приобретать красновато-медный оттенок. От вершин протянулись длинные густо-синие тени, затопили ущелья, превратив их в наполненные темной тушью бездонные провалы с острыми, как бритвы, краями. Это было очень красиво, но Становой хмурился все сильнее.
— Далеко лететь-то? — спросил он. — Ты давай, рули, Сусанин, а то до темноты не управимся. Ночевать у озера нам не резон, а в темноте на этом примусе над горами летать — слуга покорный. Лучше уж сразу застрелиться.
Вопрос был задан зря: Становой знал дорогу к озеру не хуже Удодыча. Просто ему, наверное, хотелось выплеснуть хотя бы малую толику владевшего им раздражения. Удодыч открыл рот, чтобы ответить, но говорить не понадобилось: впереди, чуть справа по курсу, блеснуло спокойное зеркало воды, стоявшее метра на три, а то и на все четыре ниже, чем раньше.
Максим Юрьевич посадил машину на относительно ровной площадке, совсем недавно служившей лагерем Удодычу и изобретателю генератора туч Артуру Вениаминовичу Ляшенко. Выпрыгнув из кабины, Удодыч первым делом отыскал на склоне место, где покоился непризнанный гений. Каменная осыпь выглядела непотревоженной, и прапорщик подумал, что камень — отличный материал. Наверное, самый лучший материал, когда речь идет о том, чтобы что-то спрятать. Поди, разберись, тревожил его кто-нибудь или нет! И со временем не просядет…
Он поглубже надвинул на лоб козырек армейского кепи. Низкое солнце слепило глаза, а еще Удодыч никак не мог избавиться от ощущения, что за ними наблюдают. Он понимал, что это ерунда, что здесь никого нет и быть не может, но ощущение не проходило, и прапорщик скова с подозрением покосился на каменистый склон, как будто похороненный там инженер мог от нечего делать подглядывать за ним через щелочку между камнями.
Становой с озабоченным видом прохаживался по площадке, время от времени посматривая в сторону озера. Он держался так, словно и впрямь прилетел сюда по сугубо служебному делу — осмотреть место происшествия и сделать предварительные выводы о причинах катастрофы, чтобы потом изложить их правительственной комиссии. Максим Юрьевич пользовался в министерстве большим авторитетом, его считали одним из лучших специалистов-практиков, так что его мнение могло повлиять на окончательное заключение правительственной комиссии. Кроме того, он был просто обязан осмотреть место происшествия. Ну а то, что полковник МЧС Становой отправился на разведку один, прихватив с собой только личного водителя, свидетельствовало, в сущности, в его пользу: внизу, на побережье, каждый человек был на счету, и полковник решил рискнуть, занявшись этим ответственным делом в одиночку.
Честь ему и хвала!
Максим Юрьевич подошел к краю площадки и долго смотрел вниз, на то место, где заложенные Удодычем заряды раскололи край каменной чаши, выпустив на волю многотонную массу воды. Удодыч остановился рядом с ним и тоже посмотрел вниз.
— Вроде, ничего, — сказал Становой. — Выглядит нормально. Трещина в породе, усталость материала, естественная эрозия… Явных признаков взрыва как будто не видно. Надо бы, конечно, спуститься, посмотреть вблизи, но время поджимает.
— Да чего туда спускаться, — возразил Удодыч. — Я три раза все п-проверил. В одном месте чуток копоти б-было, так я оттер. А остальное дождем с-смыло.
Становой расчехлил бинокль и внимательно осмотрел место взрыва.
— Да, — сказал он наконец. — Действительно, сработано чисто. А если еще учесть, что главной целью большинства правительственных комиссий является не установление истины, а сохранение общественного спокойствия, можно смело считать твою работу безукоризненной. Ценный ты все-таки кадр, Феофил Немвродович, вот только с грузином прокололся.
— Угу, — буркнул Удодыч. — Это как у нас в д-деревне говорили: х-хороший парень, только под себя г-гадит. Дай глотнуть, командир, что-то у меня в г-горле пересохло.
Он кивнул на простую солдатскую фляжку в полотняном чехле защитного цвета, висевшую у Станового на поясе. Становой задумчиво посмотрел на него, явно прикидывая что-то в уме, нерешительно положил ладонь на горлышко фляжки, но тут же убрал руку.
— Нет, Феофил Немвродович, — сказал он. — Придется тебе, братец, потерпеть. Тем более что это не вода.
— С-спиртяга? — догадался сообразительный прапорщик. — К-классная вещь — спиртяга! Только работать после нее тяжело. Все время д-добавки хочется.
— Вот об этом я и говорю, — согласился Становой, задумчиво теребя стальную цепочку, которой винтовая пробка была прикреплена к горлышку фляги. — Давай-ка заканчивать это дело и поворачивать оглобли. Как-то мне здесь неуютно. Нервишки что-то шалят, и все время кажется, что вокруг полно народу.
— Т-тебе тоже? — удивился прапорщик. — Н-надо же, какое совпадение! Это все П-потапчук, сволочь старая. Как вспомню про него, сразу мороз по к-коже.
Они пересекли площадку, поднялись по пологому склону и быстро, хотя и без лишней спешки, разобрали завал, которым Удодыч несколько дней назад закрыл вход в свой тайник. Отбрасывая в сторону сухие ребристые камни, прапорщик боролся со странным ощущением: ему казалось, что с тех пор, как он упрятал здесь разобранную установку инженера Ляшенко, прошло не меньше года. Даже пейзаж как будто стал другим: очистившийся от туч горизонт раздвинулся, стал дальше, все вокруг заиграло красками, да и озеро, обмелев, заметно изменило свои очертания. Что уж говорить о мертвом изобретателе! Его как будто и вовсе не было на свете — ни его, ни того въедливого грузина, которому вздумалось разбирать запруду на ручье…
Становой работал наравне с Удодычем. Он надел на руки плотные рабочие перчатки и копал так, что только щебенка летела. Вскоре вход был расчищен. Ящики стояли на месте. Они даже не запылились. Да они и не могли запылиться за несчастные трое суток, которые прошли с момента взрыва, но Удодыч почему-то ожидал увидеть на деревянных крышках пыль веков и очень удивился, не обнаружив там ничего, кроме нескольких крупинок известняка, сорвавшихся со свода пещеры.
— Смотри-ка, — сказал Становой, волоком вытаскивая из тайника ящик, — дерево еще сырое.
— Так сколько мокло-то! — откликнулся Удодыч. — Неделю п-под дождем стояло, пропиталось н-насквозь.
Он встал на четвереньки и полез в каменную нору. Становой уже держал тяжелый ящик на весу, откинувшись всем корпусом назад и уперев край днища в живот. Удодыч, голова которого уже скрылась в темной норе, не видел, каким взглядом посмотрел на него Максим Юрьевич.