Таблетка моментально растаяла, сразу заложило уши, словно при прыжке с парашютом, и даже свист в ушах раздался – ассоциация сработала. Если уши закладывает, то свист ветра следует слышать даже через десантный шлем… И в любой обстановке… Даже когда нет прыжка, даже когда не слышно ветра. Странности человеческой психики…
Сердце начало ныть еще вчера, после телефонного звонка. Сначала был звонок из дома. Лена, жена, знает, как звонить. Наберет номер, только один звонок, и она кладет трубку. Это чтобы не отвлекать его от дел. Бывает, что ответить нет возможности. Разин так научил ее. Потом он посмотрит список неотвеченных звонков и сам позвонит жене. В этот раз все так и было. Он позвонил. Она и сообщила новость…
Но вчера Разин к нитроглицерину не прибегал, хотя чувствовал в области сердца какую-то электрическую неуверенность – будто бы слабым током мышцы подергивало. Но не было возможности спрятаться от посторонних глаз. В группе все офицеры знали, что у командира с сердцем не совсем в порядке, и не хотелось лишний раз напоминать им об этом, потому что на командира, ведущего их в бой, они должны надеяться стопроцентно, как он сам на себя надеялся. А любые сомнения могут вызвать неуверенность, которая чревата последствиями. Даже ему можно сомневаться в себе, а подчиненным – нет… Хотя однажды на плохом самочувствии командира была основана даже целая операция [6] . Тогда, спекулируя на болезни, Разину удалось заманить в ловушку полевого командира боевиков Батухана Меченого. После той операции, когда дело было успешно завершено, врачи заставили все же подполковника лечь в госпиталь, утверждая, что у него предынфарктное состояние. Вернее, даже не врачи, а командование, причем в приказном порядке. Врачам Разин традиционно не доверял и просто игнорировал бы их мнение. И он до сих пор не уверен, что они действительно помогли ему. Но был уверен, что после госпиталя, когда он отпуск проводил в деревне, ему помогло лечение простого деревенского пасечника. Тот дозировал мед и козье молоко ложками, и на этой основе какие-то лекарства делал. Травы туда добавлял. Какие травы, определить было трудно, но запах валерианы все же ощущался. Кошка подполковника на этот запах реагировала и лезла облизать губы после приема очередной дозы снадобья. Каждую дозу принимать было необходимо в разное время суток…
После этого сердце только изредка о себе напоминало. И не в боевой обстановке. В боевой обстановке подполковник Разин, к риску и напряженному ритму самого сложного по профилю рейда привычный не меньше, чем к прогулке по городскому тротуару, никогда не нервничал. Только вот в гражданской жизни, в семейной жизни… И чаще всего нервничать ему приходилось как отцу…
Тогда, во время операции по захвату полевого командира боевиков Батухана Меченого и ликвидации его банды, дочь Александра Андреевича Татьяна лежала в больнице. Он устроил ее перед своим отъездом в командировку. Лечилась от наркомании. Почти вылечилась… Однако «почти» – это как раз и значит, что не вылечилась, потому что почти здоровый человек – это человек все-таки всегда больной…
Срывы были у нее и потом… Временные… Непродолжительные, которые удавалось вовремя остановить… То есть, как это называют врачи, купировать… А сейчас уже не срыв… Сейчас уже все гораздо хуже… Конечно, всем родителям свойственно не верить в вину собственных детей, и Разину тоже хотелось найти оправдание дочери, хотя он не признавал в такой ситуации сакраментального «Я не верю… Она не могла…» Наверное, смогла, как ни прискорбно это признавать…
Конечно, когда дело станет известным, это не может не ударить по репутации самого подполковника. Может быть, даже придется в отставку уйти.
Самому… Никто, конечно, принуждать его не будет… Но он уйдет… Чтобы мундир не позорить… Стыдно ему будет, и он уйдет… Но это сейчас волновало мало… Об этом можно будет потом поволноваться, и потом же решить, как себя вести… Сейчас другое било, и било больно… Било настоящее и близкое…
Последние полгода дочь жила гражданским браком, как это сейчас называется, с азербайджанцем Рауфом, мелким бизнесменом. Рауф казался Александру Андреевичу в общем-то добрым парнем, с покладистым характером, а национальность для подполковника значения не имела, поскольку за годы службы он видел рядом с собой офицеров разных национальностей, и они не раз ему спину прикрывали, как и он им. Еще во времена Советского Союза… Сейчас что-то изменилось… Сейчас чья-то умелая рука невидимо и ловко, на уровне циркового фокусника, дирижирует сознанием людей, и даже дочь жаловалась, что подруги от нее отвернулись, когда она стала с Рауфом жить… Люди другими стали… Люди стали ненавидеть других за иную национальность, за иной цвет кожи, за иное вероисповедание… Появилось то, что вообще никогда не было свойственно русским людям. Появилось, и прививается мастерски…
И вот такое сообщение… Лучше бы, конечно, Татьяна никогда этого Рауфа не встречала…
Дочь арестовали вместе с мужем как распространителей наркотиков…
* * *
Связавшись с начальником оперативного отдела, доложив по телефону ЗАС о прибытии группы на базу, подполковник Разин запросил РОШ о дальнейших планах, поскольку время командировки группы заканчивалось через день, но уже не раз случалось, что командировка затягивалась, когда подваливали срочные мероприятия, в которых без спецназа ГРУ обойтись никак, в соответствии с замыслами командования, не удавалось. Правда, в последнее время в Чечне обстановка более-менее нормализовалась, если можно назвать нормализацией отказ от открытого противостояния. Тем не менее Разин хотел бы знать, к чему группе готовиться. Ответ удовлетворил его – ничего экстраординарного не предвидится, и спецназовцы могут собираться на отдых. Так и сказали, что на отдых… Только на отдых… Потому что после отдыха придется вернуться сюда же, в надоевшую уже Чечню. Но надоела она или не надоела, а опыт конкретной обстановки и знание реальной действительности офицеров группы отбрасывать нельзя, и потому придется здесь еще долго работать…
На крыльце штаба подполковник остановился в раздумье. В принципе, он мог бы позволить себе сейчас позвонить в диверсионное управление ГРУ и договориться о том, что по семейным обстоятельствам на день сдаст дела своему заместителю майору Паутову, на которого положиться можно всегда, а сам сразу же домой отправится. Имея в виду именно такой вариант, Разин и не отпустил сразу БМП в батальонный гараж. Мало ли, будет оказия, и тогда придется срочно добираться до Ханкалы, чтобы вылететь с попутным рейсом. Попутных рейсов всегда много… Но в душе жило какое-то непонятное беспокойство, которое не позволило ему сейчас же прибегнуть к этому варианту. Конечно, домой следовало уехать как можно быстрее. Что там сейчас происходит, в каком состоянии жена, чем можно дочери помочь – все это грызет и торопит с отъездом. Но грызло и что-то другое. И, только подойдя к торцу здания казармы, подполковник Разин, заметив квадратные плечи майора Паутова рядом с БМП, понял, что держит его здесь. Вернее, не понял еще полностью, что зреет где-то в недрах его подсознания, но догадался, с чем связана его теперешняя непонятная нерешительность…
Для него сейчас, в состоянии нервного напряжения, одно только слово «наркотики» было равнозначно команде «огонь». Именно так он и почувствовал себя, когда выслушал сообщение долговязого майора Яковлева.