Присаживаюсь в ногах у бородатого:
- Всем привет. Меня подняли с трюма (карцера). Оттянул восемь суток. А до этого сидел в три шесть, поймал крысу, вот кум и опустил в трюм. Был в семье Ганса-Гестапо. Сижу по 70.
Все слушавшие открыли рты и уставились на меня, а бородатый, усмехаясь, спросил:
- А че ты делал на строгаче?
- Я откуда знаю, куда посадили - там и сидел.
- А ты не свистишь?
Я решаю показать зубы, так, немного:
- А что, хата связи не имеет, подкричи, отошли малевку конем, сразу все видно будет, кто да что. Ганс-Гестапо еще в трюме, ему десять дали, но в хате семьянины есть - Ворон, Капитан, Лысый, Шкряб, Матюха-Полуха.
Бородатый издевательски смеется:
- Hу и кликухи у братвы, я такие не слыхал, интересно - где они тянули и кем жили?
- Вот у них и спросишь. Где мне лечь?
Я сообщил всю информацию о себе: пассажир, но хавал в семье человека, державшего хату, сижу за политику, косяков нет. Поэтому могу претендовать на нормальное, согласно моему статусу в тюряге, место. Тонкая штука табель о рангах. Бородатый в ответ:
- Связь у нас после отбоя, подождем, да и с местами напряг в хате...
Внезапно вмешивается длинный, со спокойной улыбкой:
- Hу ты Тит загнул, если он не лепит горбатого, то не дело держать его без места, а если туфта - то всегда со шконки сдернуть можно.
Тит нехотя слазит с насиженного места, шлепая тапочками и почесывая бороду, идет определять меня. Остановившись посередине хаты, лицом к правой стороне, к правому ряду шконок, машет рукой:
- Сюда ложись, третьим на два места. Hароду переизбыток, - и уходит к себе в угол.
Мужики принимают матрас и стелют его поверх своих, благо мой тонкий.
Следом я отправляю наволочку и поднимаюсь сам. Усевшись на выделенное мне жизненное пространство (не обширное), я оглядываюсь. Слева от меня сидит огромный, толстый, бородатый детина, весь в буграх мышц, лет сорока. Я с опаской протягиваю ему руку:
- Володя-Профессор.
Он несильно пожимает и басит в ответ:
- Леша.
Я решаю пока воздержаться от более близкого знакомства. Справа сидит мужик молодой, лет тридцати, с наколками, говорящими, что у него малолетка за плечами. Глаза были веселые и хулиганистые.
- Санька. За бабу. Изменила, я ее и прибил маленько. Следак базарит копыта откинула мол на кресте (больнице). А я в ответ, так может лечили неправильно... - с ходу начинает видимо в очередной раз рассказывать Санька о своем незамысловатом и страшном преступлении. Ложусь, закидываю руки за голову и делаю вид, что слушаю внимательно. А сам гоню гусей. 'Видно будет мне здесь не сладко, напряг, это не у Ганса-Гестапо, что-то я ему не глянулся сразу, с чего бы это'...
Мои мысли прерываются с появлением длинного, выбившего мне место. Легко запрыгнув наверх, он уселся и улыбаясь, сказал:
- Давай, политик, знакомиться. Семен, - и протянул руку. Я пожал ее:
- Володя-Профессор.
Семен сразу взял быка за рога:
- Я еще ни разу не разговаривал и ни разу не видел живого политика.
Расскажи, за что тебя взяли?
Я опешиваю от такого не принятого в тюряге базара. Семен понимает и поправляется:
- Здесь ушей много, - и поводит головой направо и налево, имея в виду хату и жильцов:
- Так ты расскажи, что можешь, что хочешь, что тебе не повредит.
Я быстро соображаю - не будет ли мне хуже, решаю, что нет и начинаю повествование.
Снизу, из угла, басит Тит:
- А ты сюда спускайся, нам тоже интересно послушать!
Гляжу на Семена, тот улыбкой и жестом предлагает - пошли и мы, спускаемся вниз.
Рассказ свой я заканчиваю арестом и тут не жалею ни красок, ни эмоций, ни эпитетов. Слушают с открытыми ртами, затаив дыхание. Как дети...
- Все.
В ответ нет только аплодисментов. Сверху, сбоку, со спин сидящих на шконке напротив Тита, отовсюду видны головы благодарных слушателей.
Я купаюсь в лучах славы. Hо на землю меня возвращает голос Тита:
- Ты так в кайф базаришь. Будешь у нас рассказчиком, - внезапно, для меня, решает он.
Я отвечаю:
- Что значит будешь? Когда у меня есть настроение - я расскажу, приколю, что-нибудь, если найдутся слушатели, если нет - я что, обязан?
- Да ты че? В натуре?! У нас здесь у каждого обязанности есть, я о хате беспокоюсь, а вон Кешка с Поросятником коней гоняют, Ванька парашу обслуживает. Одним словом - штатное расписание. Как на корабле, да, Боцман, - и захохотал, обращаясь к крепышу в тельняшке, вновь угрюмо смотрящего на меня и потирающего кулаки.
- Я на корабле не был, у меня такого косяка нет, я в армии не служил! Да и здесь не армия, а тюряга. Рассказывать я никому не обязан и не должен. А если кто-то в черти залез, я то причем!
Тит выкатил глаза на мое отбрехивание, видимо не часто такое он встречал:
- Ты че, в натуре, нюх потерял?!
- Я его и не имел. Я никому не должен, ничего и никому. Если должен скажи прямо где, когда, кому. Постараюсь ответить.
Тит пугает меня взглядом, собираюсь со словами, Боцман трет кулаки, братва давно разбежалась по шконкам и в углу повисла зловещая тишина.
Разряжает, частично, обстановку Семен:
- Hу ладно, Тит, правильно он базарит, не все черти, есть и мужики...
- Да какой он мужик! Ему лет двадцать. Или в пацаны или в черти.
- Здесь не малолетка, Тит, мужики тоже нужны, - продолжает уговоры Семен. Тит угрюмо замолкает, а потом изрекает:
- Иди, Профессор, но подумай - тяжело тебе жить будет, против общества идешь!
Я решаю промолчать. Залез наверх, отдыхать. Я знаю - это не последний бой и впереди еще много боев, и я должен выдержать. Иначе... Иначе я сам себя уважать не буду. Hо интересно, чем я Титу так сразу не глянулся? Что я у него такого украл в этой жизни. Может мы в другой жизни, раньше встречались?
После обеда, который в этой хате происходил своеобразно (из-за переполнености) : часть ела за столом, часть на шконках, начался второй раунд.
Хату поведи на прогулку, и как рассказывал Витька-Орел, эти застоявшиеся жеребцы затеяли веселую игру в "слона". В кратком описании это следующее:
посередине прогулочного дворика скамейка, без спинки, вделанная в бетонный пол. Один из жеребцов становится руками на нее, оттопырив в сторону зад. Это слон. Все остальные прыгают на него с разбегу и зависает, зацепившись, за что могут. Ведущий бегает вокруг и кто заденет землю, застукивает его. И застуканный становится слоном. А слон - ведущий...
Я отказался играть, Мне не хотелось быть слоном и не хотелось уподобляться веселому жеребцу. Тит выкатил глаза:
- Ты че? В натуре? - скуден запас слов и низок интеллект у Тита:
- Ты че?! У нас все играют.
- Я не хочу. У меня с детства спина болит, остехондроз.
- Hу так вылечишься!
- Hет. Я не хочу быть инвалидом.
Опешивший Тит отходит от меня Из игры выбывает и Леша, мой сосед по нарам. Титу это не нравится, мое поведение дезорганизирует массы. И он начинает рычать:
- Ты че, кабан? У очкарика спина болит, а у тебя голова что ли?!
Леша нехотя возвращается в игру. Интересно, такой здоровый, а побаивается Тита.
Прогулка длится час, и целый час веселились и играли воришки, грабители, хулиганы. И очень весело веселились.
После прогулки от продолжения разговора о пользе игр на свежем воздухе меня спасает вызов к следаку.
Просидев в кабинете пару часов и не рассказав ни чего нового и тайного, покидаю разачарованного Романа Ивановича с помощниками. Следствие топчется на месте: у нас нет связей, у нас нет контактов с аналогичными группами на Западе и в Союзе, центрами в Америке, нет рации, оружия, денег, подрывной литературы (кроме изъятого листка с "Декларацией прав человека") и ничего нету подрывного.