– Привет! Предки сказали, что будут счастливы иметь такую гостью, как дочь Банни Томас. Папа говорит, твоя мать – легенда экрана.
– О, Тара, потрясающе! Сейчас расскажу маме и перезвоню, – пообещала Челси и, повесив трубку, помчалась в спальню Банни, где Леверн делала дочери массаж. Неискушенная в искусстве убеждения и обходных маневров, Челси не дала себе труда выждать и поговорить отдельно с каждой из женщин и вместо этого попросту выпалила великую новость.
Леверн даже не подняла голову и, не замечая трогательной надежды в блестящих глазах девочки, отрезала:
– Ни за что! Прекрати приставать ко мне! Твоя мать просто не может позволить себе волноваться только потому, что ты живешь на другом конце света!
Челси в отчаянии подбежала к матери. Вряд ли она вмешается, но Банни была последней соломинкой.
– Мама… Пожалуйста… Я не хочу в Англию. Я там никого не знаю. Они подумают, у меня смешной выговор… пожалуйста…
Не потрудившись даже взглянуть на расстроенную девочку, Банни немедленно приняла сторону матери.
– Бабушке лучше знать, дорогая. Кроме того, тебе полезно посмотреть, как живут в других странах, завести новых друзей.
С самого детства Банни проводила целые дни на съемочной площадке «Таурус», в компании других детей – актеров и не имела ни малейшего представления о том, что Челси хочет жить как обыкновенные люди.
Без единого слова мольбы Челси отправилась к себе и, позвонив Таре, вежливо поблагодарила за приглашение, от которого вынуждена отказаться. На следующий день она не пожелала идти в школу, сославшись на головную боль и жжение в горле. Леверн, боясь, что девочка может заболеть и задержать отъезд, разрешила ей последние несколько дней оставаться дома. Именно этого и добивалась Челси. Ей была невыносима сама мысль о прощании со школой и друзьями, которые так много значили для нее все это время.
ГЛАВА 14
Работа с Риком Уэнером оказалась самым трудным и мучительным испытанием в жизни Банни. Никогда за всю карьеру режиссер не требовал и не ожидал столь многого как от актрисы, так и от личности. Каждый вечер она возвращалась в снятую в Уэст-Энде квартиру, буквально падая с ног от усталости. Ей едва хватало сил съесть что-нибудь и свалиться в постель. Она была настолько истощена эмоционально и физически, что худела с каждым днем, и на свет появилась прежняя изящная Банни. Актриса, похожая на игривую, пухлую девчонку, исчезла, превратившись в женщину необыкновенной красоты и грации.
Леверн со смесью гордости и тревоги наблюдала за этим преображением. Рик позволял съемочной бригаде смотреть отснятый за день материал и, хотя запрещал актерам появляться в просмотровом зале, на этот раз отступил от правил и разрешил Леверн присутствовать на ежевечерних показах. Она была заворожена игрой дочери: зная, что Банни – знаменитость, во многом способствуя ее карьере, мать до сих пор не понимала по-настоящему степени ее актерских возможностей и теперь чувствовала, чем это грозит ей самой. Именно Леверн создала Банни – звезду! Как же получилось, что она недооценила всей глубины таланта дочери, в то время как Хилде Маркс и Рику Уэнеру, чужим людям, сразу все стало ясно!
В довершении всего, Леверн не пускали на съемочную площадку. Рик Уэнер запретил вход всем, кроме членов небольшой, но высокопрофессиональной съемочной бригады. Впервые за всю сценическую карьеру Банни, Леверн обнаружила, что почти совсем отстранена от процесса создания фильма. Банни, до сих пор не разлучавшаяся с матерью, поняла, как той больно, и попыталась загладить обиду. Первые несколько недель актриса, возвращаясь домой, подробно рассказывала о дневных событиях.
Но по мере того как она все глубже вживалась в характер героини, работа требовала большей и большей отдачи, высасывая силы и энергию, и Банни пришлось сдаться.
– Прости, мама, просто не могу пересказывать каждую деталь. Я слишком устала, – молила Банни. – Рик заставляет меня объяснять каждое движение, слово, улыбку. Он говорит, я должна знать, почему делаю так, а не иначе, и поверь, – мне слишком тяжело повторять все это еще раз.
– Ты слишком много работаешь, дорогая. Хочешь, я поговорю с ним? – сочувственно предложила Леверн, в надежде, что дочь поможет ей ближе сойтись с Уэнером. Однако Банни встрепенулась:
– Ни за что, мама! Рик придет в бешенство! Разозлится и на тебя, и на меня. Он считает, что эта роль в «Зимней песне» – просто поворотный пункт в моей карьере, и я ему верю! Пожалуйста, я очень расстроюсь, если ты что-нибудь скажешь ему! – объявила Банни со всей силой убеждения, на которую была способна. Но, заметив выражение решимости на лице матери, прибегла к обычному в разговоре с ней капризному тону: – Кроме того, если ты расстроишь Рика, он не позволит тебе смотреть отснятые кадры, а я не хочу, чтобы это, случилось.
Угроза возымела действие, но Банни смягчила удар небольшой лестью:
– Как по-твоему, хорошо у меня выходит? Ты ведь знаешь, я могу доверять только твоему суждению!
Банни коснулась руки матери, очаровательно улыбнулась, и та позволила себя убедить. Привыкшая всю жизнь управлять людьми, прирожденная интриганка, она сама не была чужда чисто человеческих слабостей. Кроме того, она сообразила, что съемки не будут продолжаться вечно, а когда закончатся, Банни вновь окажется в ее власти.
Как-то вечером, несколько недель спустя, Лондон окутал туман, непривычно густой даже для этого города. В двух шагах ничего не было видно, и хотя Леверн обещала свозить Челси в театр, все же решила не рисковать. После представления очень трудно будет поймать такси, особенно при такой плохой видимости, и, когда Леверн спросила внучку, не лучше ли остаться дома, та, как всегда, согласилась. От внимания Леверн, целиком занятой Банни, ускользнуло, как сильно ушла в себя девочка за последнее время. Почти все время она проводила дома, читала или рисовала за письменным столом. Леверн не имела представления о том, что делает внучка, да и не пыталась узнать, и, чувствуя отсутствие всякого интереса к себе, Челси никогда не предлагала бабушке посмотреть рисунки.
Обычно Банни приезжала домой к восьми, но на этот раз Леверн позвонил ассистент режиссера и предупредил, что не стоит ждать Банни к ужину, поскольку съемки затягиваются, и Рик заказал еду из ближайшего ресторана.
Такое случалось и раньше, поэтому Леверн была всего лишь слегка раздражена. Весь день она ждала момента, когда приедет усталая дочь, чтобы сделать ей массаж, напоить горячей водой с лимонным соком и уложить в постель.
Леверн уселась в большое мягкое кресло у окна, выходящего на улицу, откуда можно было увидеть свет фар «роллс-ройса», в котором обычно приезжала дочь, открыла новый роман Кэтрин Энн Портер «Корабль дураков» и начала читать.
Прошел час, второй, третий… и Леверн поняла, что, перечитывает каждую страницу несколько раз, не понимая смысла.
Наконец она бросила книгу на маленький старинный столик, стоявший около кресла, и встала. Как смеет этот человек так изводить ее дочь! Она направилась к телефону, позвонила на съемочную площадку, но ответа не было. Прекрасно! Значит, съемки закончены, и Банни едет домой.
Леверн поставила чайник на огонь и направилась в комнату Банни, желая убедиться, что горничная расстелила постель, повесила на спинку чистую ночную сорочку и поставила тапочки. В спальне было прохладно, поэтому Леверн включила газовый обогреватель. Все так чисто, удобно, уютно… правда, Банни наверняка не заметит – устанет настолько, что попросит помочь раздеть ее и снять грим.