Действительно, ночью было арестовано восемьсот студентов. Пакстон очень повезло, что она оказалась в это время в доме у Вильсонов, повезло как журналисту, потому что сюда приходили пообщаться как представители власти, так и лидеры демонстрантов.
В новостях на следующий день они посмотрели продолжение демонстрации и в результате не поехали на побережье. В субботу она пошла на футбольный матч вместе с Питером и отцом; Габби с матерью отправились за покупками.
Пакстон позвонила по телефону домой и поздравила мать с Днем Благодарения, поговорила и с Джорджем, и с Квинни. У них было все хорошо, она убедила их, что провела замечательные праздники, хотя этим никто, кроме Квинни, и не поинтересовался. Квинни прошептала ей в телефонную трубку, что не стала делать в этом году любимый сладкий пирог Пакстон с изюмом и миндалем, раз та не сможет его отведать.
Пакстон понравилось на футбольном матче, и в конце недели она уже совсем освоилась в семье Питера и Габби. Она чувствовала себя членом семьи и, когда прощались, призналась, что у нее это самый чудесный День Благодарения с тех пор, как умер отец. Ее глаза светились счастьем, когда на обратном пути она благодарила Питера и Габби.
Когда они вернулись в университет, везде были видны следы забастовки Повсюду наряды полицейских на случай возможного продолжения демонстрации, чтобы пресечь эти попытки в самом начале Пакстон была потрясена, узнав, что Ивонн и Декс арестованы, правда, их уже отпустили, но на руках у Ивонн краснели ужасные ссадины, полученные при попытке полицейских задержать их и засунуть в фургон.
– Это была славная потасовка, – с гордостью заявила она. – А вы где были все выходные? – спросила она Пакстон и Габби, как только девушки принесли свои вещи из машины.
– В Сан‑Франциско, – сухо ответила Габби, не желая говорить большего. У нее не было никакого желания испытывать угрызения совести из‑за того, что она не угодила под арест. – Тебе не обязательно было попадать в тюрьму, чтобы продемонстрировать свою ненависть, Ивонн. Это ничего не доказывает.
Все эти ужасные ссадины на руках., этим да еще Богом проклятыми листовками правды не добьешься. – Впервые Габби высказала Ивонн свое мнение, она не в силах была больше выносить ее нечестные упреки и обвинения – Неужели ты тоже что‑нибудь ненавидишь, детка? – набросилась на нее Ивонн, оставив в стороне Питера и Пакстон.
– Может быть, то же, что и ты. Я думаю о правах негров, о событиях во Вьетнаме, о людях, которые отстаивают закон перед мошенниками, но я не сторонница того, чтобы при этом меня в моей стране тащили по улице и запихивали в полицейскую машину.
– Но тогда тебя никто не услышит. Невозможно сидеть дома в уютной гостиной, полируя ногти, и думать, что кто‑то заинтересуется твоими взглядами. Никто не беспокоился о неграх на Юге до тех пор, пока там не стали стрелять, убивать и сажать в тюрьму.
– Тогда почему ты здесь, а не там? – Габби стала действовать по правилам Ивонн.
– Потому что я боюсь. Потому что не хочу опять заходить в автобус с задней площадки, как это делала всю свою жизнь Я буду жить здесь до тех пор, пока не смогу вернуться туда и войти в переднюю дверь автобуса, и никто на закричит при этом – Прекрасно, но при этом не кричи на меня, пока ты живешь здесь, если я занята не тобой, а своей собственной жизнью.
– Все равно я уезжаю в следующем месяце, – закончила разговор Ивонн, так и не определившись, кто – она или Габби – победил в этом споре. Она еще не знала, куда поехать, может, она окажется на Юге, может, в Бирмингеме, борясь за свои права.
Главное – не сидеть в Беркли.
– Ты едешь с Декс? – спросила Габби из праздного любопытства. Она так устала от Ивонн и ее постоянной готовности затеять ссору, что не могла проявить искреннюю заинтересованность Но Пакстон, зная нравы Юга, многое прощала Ивонн.
В ответ Ивонн покачала головой:
– Нет… я… – Вдруг она растерялась и поняла, как далеко зашла в своей раздражительности. Ей вдруг показалось несправедливым выплескивать на девочек свою злость, они этого не заслужили. – Нет, я еду без Декс… Я еду со своими друзьями. – Пакстон поняла: Ивонн решила жить с такими же озлобленными людьми, как и сама, и вряд ли они смогут правильно воспользоваться правами, которые им дала интеграция, но объяснять это сейчас бесполезно.
– Печально, – спокойно пожалела Пакси. – Я надеялась, ты найдешь свое счастье здесь.
– А что делать с твоей комнатой? – Габби сразу взяла быка за рога, не обращая внимания на чувства.
– Я думаю, вы найдете кого‑нибудь на мое место.
В этот момент из двери комнаты вышла в ночной рубашке Давн.
– Я тоже уезжаю, – неуверенно объявила она. – То есть… я бросаю учебу. – Она как будто извинялась, но была довольна чем‑то и улыбнулась им. – Я еду домой.
– Ты отчислена? – Габби недоумевала, она не могла представить, что кто‑то может уезжать по собственному желанию, ведь здесь так весело. Хотя, по правде говоря, Давн только и делала, что спала все эти три месяца.
– Я выхожу замуж… где‑нибудь на Рождество… Я… – Она запнулась и посмотрела на них, единственных подруг в Беркли, Она вряд ли хоть раз за все время сходила в университет. – У меня в апреле будет ребенок.
Все трое разом посмотрели на нее, и задним числом Пакстон поразилась, какие же дуры они были. Налицо все симптомы, известные им по жизни и книгам, а они только подшучивали по поводу того, что она, может быть, беременна.
– Как только ребенок родится, Дейв и я поедем в Непал, чтобы посмотреть на нашего гуру.
– Это замечательно, – произнесла Габби, все еще не отойдя от удивления, а Питер отвернулся, чтобы девушки не могли видеть его улыбки. – Это действительно прекрасно, Давн. – После того как обе соседки ушли в свою комнату, Габби повернулась к Пакстон с растерянным видом. – Черт, как же нам теперь быть с их комнатой? Если деканат начнет распоряжаться ею, бог знает кого к нам поселят. Не знаю, кто бы мог приехать посередине года…
– Что же нам теперь делать? – задумалась Пакстон. – Я знаю две пары девушек, которые живут в двойках и мечтают съехаться вместе, а мы могли бы занять один из их блоков.
– Или превратить их комнату в клозет, а самим уехать вместе со мной, – с надеждой предложил Питер, посматривая на Пакстон.
У них было чудесное настроение после уик‑энда с родителями. Но Питеру не давала покоя мысль прийти как‑нибудь к Пакстон в комнату и попытаться соблазнить ее. Или сделать это в собственном доме. Однако он усиленно сдерживал свои фантазии, боясь оскорбить ее даже в мыслях; кроме того, от сестры он знал, что Пакстон девственница. Он все время думал об этом и хотел спросить у нее, не согласится ли она поехать куда‑нибудь с ним, но подходящего случая не представлялось. Он ждал, пока она сама окажется готова к этому. Пакстон была именно такой девушкой, о которой он мечтал всю жизнь.
– Подумайте, в самом деле, это не такая уж плохая мысль, – сказал он напоследок. – Может, нам удастся снять квартиру в городе на следующий год.
Идея понравилась Габби и Пакстон, но следующий год был еще Бог знает как далеко. Пакстон хотела бы знать уже сейчас, как они через год будут относиться друг к другу. Год, – это достаточно долго, и многое может измениться, если вспомнить, что произошло только за последнее время. За три месяца они подружились с Габби; Питер и ода влюбились друг в друга; две их соседки уезжают из кампуса, и одна из них собирается родить ребенка.