Впрочем, никто толком не знает, сколько на самом деле этих рыжеволосых полу Уорриков расселилось по близлежащим островам.
Гнетущее молчание последовало за словами Мальвины. Чина ощутила неимоверную тяжесть в груди. Ставни в будуаре матери были открыты, и из окна веял свежий юго-западный ветер, доносивший с собой из сада благоухание миндальных деревьев. И запах сей до конца дней будет напоминать Чине об этом столь трагическом мгновении, когда хрупкое здание ее жизни оказалось разрушенным до основания, а невинные представления ее – поверженными во прах, словно то были лепестки розы, облетевшие под порывами сурового ветра.
Поднявшись на одеревеневшие ноги, Чина направилась к выходу. Вдогонку ей раздался смех матери, горький и жалкий. И очень недобрый. Бесшумно ступая по коврам, коими были устланы полы в длинной, опоясывающей внутренний двор веранде, она подошла к наружной двери и, распахнув ее, бросилась вон из дома, на простор природы, в слепящее солнечное марево.
Слезы текли у нее по щекам, грудь раздирали горькие стенания. Ничего не видя перед собой, она бежала вперед по дорожке, а затем через арочный мостик, перекинутый над безмятежным, тихим прудиком, и наверняка бы упала, зацепившись краем юбки в конце моста, если бы ее вовремя не подхватили сильные мужские руки, принадлежавшие человеку, который поспешил к ней на выручку, заметив полубезумное выражение ее лица.
– Чина, что случилось? – Он тряс ее, подхватив под локти. – Вы не ушиблись?
Чина взглянула вверх затуманенным взглядом и увидела суровое лицо, которое впервые на ее памяти не было насмешливым или недобрым. Она попробовала заговорить, но не смогла произнести ни слова. И тогда, прижавшись головой к груди Этана Бладуила, она зарыдала.
Глава 11
Распухшая от слез Чина говорила так, что ее слов почти нельзя было разобрать. Когда она изложила все же истинную причину своего горя, Этану пришлось бороться с совершенно неуместными в данном случае приступами смеха. Однако взгляд на ее горестно склоненную голову помог ему унять свое веселье, место которого тотчас же заступил гнев.
– Всемогущий Бог, неужели это все, что вас волнует, мисс Уоррик?
Чина резко отшатнулась от него, словно он ее ударил. В ее глазах появилось выражение горечи и разочарования. И ему пришлось взять себя в руки, чтобы не выдать охватившего его чувства сострадания. Он вовсе не собирался ни переживать за нее, ни давать повод подозревать его в нежном к ней отношении, хотя стоило только оказаться ее тоненькому телу в непосредственной близости от него, как он ощутил в своей душе удивившую его самого теплоту.
– Понятно, что для вас было большим потрясением узнать, к какому сорту людей принадлежал ваш отец, – заключил он после минутного молчания, скрестив на груди руки. – И вдвойне неприятно было натолкнуться совершенно неожиданно на зримое свидетельство его образа жизни.
– Кажется, подобный образ жизни вам весьма близок! – заметила Чина холодно, с бешенством встречая его взгляд.
– Я никогда не виделся ни с одним из моих отпрысков, – произнес он весело, – или хотя бы слышал краем уха, что у меня таковые имеются, но уверяю вас, что буду чувствовать себя столь же отвратительно, как и вы, если один из них вдруг постучится в мою дверь.
– Неужели? – спросила Чина, однако это был риторический вопрос, так как она сразу же повернулась к нему спиной. Ее плечи горестно поникли.
Этан разглядывал ее. Она стояла рядом с кустом шиповника, обильно усыпанным цветами и создававшим для ее рыжих волос чудесный фон. Вокруг нее вились в воздухе' всевозможных тонов и оттенков бабочки.
При виде всего этого ему подумалось вдруг, что красота, которую он счел столь необычной еще в утонченном окружении Бродхерста, здесь, в этой тропической обстановке, среди буйных зарослей, производила и вовсе ошеломляющее впечатление. Данная мысль породила в нем странную волну злости, и он, нахмурившись, отрывисто сказал:
– Ваш отец был человеком, мисс Уоррик, и у него были определенные потребности, как и у любого другого мужчины.
– Это не давало ему права заводить себе любовницу-китаянку, – проговорила она осуждающе, вновь повернувшись к нему.
– Я вовсе не защищаю его, – молвил Этан примирительно. – Я просто предполагаю, что, возможно он не был счастливым человеком. Бадаян – довольно уединенное место, и за исключением рабочих на нем обитают только Уоррики. Вполне можно допустить, что он страдал от одиночества.
Чина сжала губы.
– Он не должен был чувствовать себя одиноким человеком: у него была я. Он, однако же, позволил матери отослать меня вон!
«Ах вот в чем загвоздка», – подумал Этан Бладуил, почти с жалостью глядя в ее заплаканное лицо. Рэйс Уоррик разочаровал свою дочь по крайней мере дважды: во-первых, отправив ее в Англию и, во-вторых, погибнув, не дождавшись ее возвращения. И худшее подтверждение его заурядности заключалось в этом чертовом наличии незаконнорожденного ребенка.
– Вам очень хорошо известно, – заявил он резко, – что англичанин, проживающий за рубежом, всегда отсылает своих дочерей на родину для получения образования.
– Я вовсе не ребенок, которого вы можете успокоить пустыми словами, капитан, – произнесла Чина с достоинством, не желая признавать содержавшейся в его высказывании правды. Белла и Дотти Харлсон, например, также были отправлены на родину из тех же самых соображений, хотя Люцинда и утверждала, что это произошло только потому, что девочки были слишком подвержены разным болезням, распространенным в индийском климате. Создавалось впечатление, что никто не собирался честно признаваться в том несомненном факте, что в английских колониях шла настоящая борьба за достойных мужей для дочерей, причем крайне жестокая, и основным оружием в этой борьбе считались хорошее воспитание и великолепные манеры отпрысков, лишь в этом случае они могли рассчитывать на удачную партию.
Мысль о том, что Мальвина руководствовалась теми же соображениями, когда посылала ее в Европу, как громом поразило Чину. Неужели она должна была страдать все эти ужасные годы в семинарии Оливии Крэншау только потому, что мать надеялась таким образом повысить шансы своей дочери заполучить добропорядочного мужа?
– В конце концов нет ничего удивительного в том, что вы предпочитаете скорее оправдать измену моего отца, чем осуждать его за низость и не благородность, – объявила Чина капитану с явными признаками раздражения. – Все вы, мужчины, одинаково эгоистичны и самоуверенны сверх всякой меры! А что касается той девочки... она, она... Боже правый, что же нам с ней делать? – Лицо ее неожиданно сморщилось.
Этан, глядя на нее с равнодушным видом, прислонился к невысокой каменной стене.
– Почему бы вам просто-напросто не выбросить ее в море? Большинство туземцев именно так избавляются от нежеланных детей. Если волна ее не поглотит, то уж акулы непременно позаботятся о ней.
Чина, побледнев, непроизвольно отступила на шаг назад.
– О! – закричала она. – Как можете вы говорить подобные вещи? Или шутить так ужасно? Мы же должны ей помочь, разве не ясно вам это? Сейчас ее растят ткачихи, и она весь день находится в закрытом полутемном помещении. А ей нужны солнечный свет и хорошая еда.
Этан не мог на этот раз удержаться от смеха. Интересно, сможет ли он разгадать когда-нибудь эту рыжеволосую загадку? Да и захочет ли?
– До чего же презабавное вы существо! – заметил он, отсмеявшись и не обращая никакого внимания, на негодующее выражение ее лица.