Она увидела ситуацию, показавшуюся ей сомнительной, взяла все под свой контроль и вместе с детективом Фуркейдом вернулась в офис шерифа.
Я немедленно отстранил детектива Фуркейда от службы, отложив дальнейшее расследование. Моему департаменту нечего скрывать и нечего стыдиться. Если окружной прокурор полагает, что дело должна расследовать полиция, я только приветствую его бдительность. Я знаю моих людей на сто процентов, и это все, что я могу сказать.
Притчет подошел к микрофону, намереваясь закрыть пресс-конференцию и оставить за собой последнее слово, а Гас Ноблие повел Анни со сцены к двери. Она шла за ним по пятам, словно верная собачонка, и думала, насколько была лицемерной. Анни ожидала, что шериф станет защищать ее, а не Фуркейда.
Исполненная отвращения к самой себе, к своему боссу, к этим стервятникам, набросившимся на нее в тот момент, когда она выходила из здания суда и шла к своей патрульной машине, Анни молчала и смотрела только прямо перед собой. Наконец толпа рассеялась, некоторые репортеры побежали вверх по лестнице, потому что там появился Кадроу, другие осадили Ноблие. Кое-кто последовал за Анни до самого служебного входа в ведомство шерифа.
За стойкой дежурного стоял Хукер и наблюдал за происходящим, сложив руки на внушительном животе.
– Где твой рапорт о вандализме на кладбище?
– Я сдала его еще два дня назад.
– Черта с два, его нет! – констатировал Хукер. – Напиши еще один рапорт. Сегодня же.
– Слушаюсь, сэр. – Анни закусила губу и подавила желание назвать сержанта лжецом. – Противно возиться с бумажками даже один раз, – бормотала она себе под нос, входя в комнату. – А мне еще приходится делать это дважды.
– Что тебе приходится делать дважды, Бруссар? – хихикнул Маллен. Они с Прежаном стояли в коридоре и пили кофе. – Трахаться со своим дружком-извращенцем Ренаром? Я слышал, когда он берется за дело, ему нет равных… в обработке туш. – Мерзкая ухмылка обнажила его кривые зубы.
– Очень смешно, Маллен, – заметила Анни. – У тебя такой тонкий юмор. Возможно, ты смог бы работать в похоронной конторе – вставать из гроба и веселить публику.
– Уж если кому и придется вскоре искать другую работу, то точно не мне, Бруссар, – парировал он. – Мы слышали, что ты намереваешься перейти в другое ведомство и там сосать кое-что Джонни Эрлу.
– Мне жаль разочаровывать тебя, но я сюда попала не по своей воле, и мой бывший начальник не слишком радовался, когда я уходила.
– Не смогла даже отсосать как следует, да?
– Тебе-то этого точно никогда не узнать.
Анни оглянулась на Прежана. Тот всегда поддерживал ее улыбкой и острым словцом, когда Анни удавалось срезать Маллена. Но сейчас Прежан смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Ей стало больно от унижения.
– Все в порядке, Прежан, – заметила Анни. – Ведь это не я тебя прикрывала, когда твоя жена работала в ночную смену, а тебе требовалось чуть больше времени на ленч, чтобы, скажем так, удовлетворить свой аппетит.
Прежан молча разглядывал носки своих ботинок.
Анни покачала головой и пошла дальше. Ей требовалось побыть одной хоть десять минут, чтобы прийти в себя. Десять минут, чтобы справиться с разочарованием и страхом, зарождавшимся в ней. Она попала в глубокий колодец, и никто не протягивает ей руку, Чтобы помочь выбраться. Напротив, мужчины, которых Анни считала своими товарищами, стояли вокруг и были готовы утопить ее.
Анни направилась к раздевалке. Но еще не войдя туда, она поняла, что ее убежище кто-то осквернил. Тошнотворный запах ударил ей в нос, как только она повернула ручку. Анни зажгла свет и едва успела зажать рот ладонью, чтобы не закричать.
С лампочки без абажура свешивалась мертвая мускусная крыса. С нее содрали кожу от хвоста до головы, и она болталась на макушке зверька. Анни смотрела на мертвое животное, и к горлу подступала тошнота.
Подозревая, что ее мучитель наблюдает в дырку из мужской раздевалки, Анни подошла к крысе, внимательно осмотрела ее, прочла надпись на листке бумаги, пришпиленном к трупику гвоздем.
Записка гласила: «Сука-отступница».
ГЛАВА 10
– Бруссар тебя предала, – заявил Стоукс. Он вцепился в сетку, ограждающую камеру. – Парень, я просто поверить не могу, что она так с тобой поступила. Ну, то есть я хочу сказать… Она не хочет спать со мной, это одно. Встречаются такие мазохистки среди женщин. Но заложить другого полицейского… это низко.
Стоукса никто не должен был пускать в камеру временного содержания городской тюрьмы, куда доступ имели только адвокаты задержанных. Но, как всегда, у Чеза Стоукса нашелся знакомый и здесь, и он уговорил надзирателя сделать для него исключение.
– Черт побери, как думаешь, может, она лесбиянка? – вдруг пришло ему в голову.
Ник Фуркейд мерил шагами камеру, и тут образ Анни Бруссар возник перед ним – широко раскрытые, чуть раскосые глаза, легкий румянец на щеках.
– Мне плевать, – ответил он.
– Тебе-то, может, и плевать, а вот меня она чем-то зацепила, – признался Стоукс. – Меня всегда тянуло к лесбиянкам, правда, только к хорошеньким, – уточнил он. – Ты никогда не представлял себе двух красоток, занимающихся сексом? Парень, у меня от этого стоит.
– Бруссар меня арестовала, – безучастно констатировал Ник. Стоукс его уже достал. Просто сексуально озабоченный кретин.
– Ага, точно, теперь она будет плохой лесбиянкой в моих фантазиях. Этакая сучка с хлыстом, затянутая в черную кожу, яростная мужененавистница.
– Как Бруссар там вообще оказалась? – поинтересовался Ник.
– Тебе просто чертовски не повезло, это точно.
Ник никак не мог понять, радоваться этому или огорчаться. Если бы Анни Бруссар не оказалась рядом, он бы точно убил Ренара. Если быть честным, то она просто спасла Ника от самого себя, и за это он был ей благодарен. Но мотивы ее поступка волновали Фуркейда. Его опыт подсказывал, что обычно людьми движет только один мотив – личная выгода. Так на что могла рассчитывать Анни Бруссар?
– Эта девица просто заноза в заднице, – пожаловался Стоукс. – Я приехал по вызову на стоянку трейлеров, что по дороге к Лаку. И что ты думаешь? Она уже была там и во все лезла. «Вы собираетесь послать этот волос в лабораторию? – передразнил он Анни высоким фальцетом. – Может быть, он принадлежит насильнику. Возможно, этот парень убил и Бишон. А вдруг он и есть тот Душитель из Байу»?
– С чего Бруссар взяла, что это дело связано с убийством Бишон?
Глаза Чеза стали совсем круглыми.
– Насильник был в маске. Можно подумать, что это очень оригинально. Господи боже, – пробормотал он, – и кто это додумался принимать мочалок на работу в полицию? – Стоукс оглянулся через плечо, проверяя, нет ли кого в дверях. Городской тюрьме исполнилось уже сто лет, и здесь не было никаких камер наблюдения за заключенными. Городским полицейским приходилось просто по старинке подслушивать разговоры. – Эта Бруссар считает, что ты должен за все заплатить, – прошептал Чез. – Сам Господь не стал бы с тебя спрашивать. Око за око, ты понимаешь, к чему я клоню?
– Понимаю. Предполагается, что я ангел-мститель.
– Черт, тебе надо было быть человеком-невидимкой. И никто бы ничего и не узнал, если бы Бруссар не сунула свой нос. Ренар бы сейчас поджаривался в аду, и дело было бы закрыто.
– Так вот о чем ты тогда думал? – негромко спросил Ник, подходя к решетке. – Когда ты пригласил меня в бар «У Лаво», ты предполагал, что я отправлюсь в фирму «Боуэн и Бриггс» и убью его?
– Ты что, сдурел? – зашипел Стоукс. – Говори тише!
Фуркейд прижался теснее к сетке, продев в нее пальцы как раз над пальцами Стоукса.
– В чем дело, напарник? – прошептал он.