– Что это такое ! – кричал Остап. – Еще три дня томуя был свободный горный орел-стервятник, трещал крыльями где хотел, а теперь пожалуйте – явка обязательна! Оказывается, в этом городе есть множество людей, которым Остап Бендер нужен до зарезу. И потом, кто будет вести всю эту переписку с друзьями? Придется понести расход и пересмотреть штаты. Нужна знающая конторщица. Пусть сидит над делами.
Через два часа стряслась новая беда. Пришел мужик с тяжелым мешком.
– Рога кто будет принимать? – спросил он, сваливая кладь на пол.
Великий комбинатор со страхомпосмотрел на посетителя и его добро. Это были маленькие кривые грязные рога, и Остап взирал на них с отвращением.
– А товар хороший? – осторожно спросил начальник отделения.
– Да ты посмотри, рожки какие! – загорячился мужик, поднося желтый рог к носу великого комбинатора. – Рожки первый сорт. Согласно кондиций.
Кондиционный товар пришлось купить. Мужик долго потом пил чай с Паниковским и рассказывал о деревенской жизни, вызывая в Остапе существенноераздражение человека, зря потерявшего пятнадцать рублей.
– Если Паниковский пустит еще одного рогоносца, – сказал Остап, дождавшись ухода посетителя, – не служить больше Паниковскому !Уволю без выходного пособия !И вообще хватит с нас государственной деятельности. Пора заняться делом !
Повесив на стеклянную дверь табличку «Перерыв на обед», начальник отделения вынул из шкафа папку, в которой якобы заключалось синее море и белый пароход, и, ударив по ней ладонью, сказал:
– Вот над чем будет работать наша контора. Сейчас в этом « Деле » нет ни одного листка, но мы найдем концы, если для этого придется даже командировать Паниковского и Балаганова в Каракумскиепески или куда-нибудь в Кременчуг за следственным материалом.
В эту минуту дверная ручка конторы задергалась. За стеклом топтался старик в штопаннойбелыми нитками панаме и широком чесучовом пиджаке, из-под которого виднелся пикейный жилет. Старик вытягивал куриную шею и прикладывал к стеклу большое ухо.
– Закрыто, закрыто! – поспешно крикнул Остап. – Заготовка копыт временно прекращена !
Однако старик продолжал делать руками знаки. Он показывал на себя пальцем, снимал и надевал панаму и всячески выказывал нетерпение.
Если бы Остап не впустил сейчасстарого беложилетника, то, может быть, магистральная линия романа пошла бы в ином направлении и никогда не произошли бы те удивительные события, в которых пришлось участвовать и великому комбинатору, и его раздражительному курьеру, и уполномоченномупо копытам, и еще многим людям, в том числе некоему холодномуфилософу, внучке старого ребусника, знаменитому общественнику, начальнику ГЕРКУЛЕС’а , а также человеку, который боролся с собственной периной .
Но Остап отворил дверь. Старик, скорбно улыбаясь, прошел за барьер и опустился на стул. Он закрыл глаза и молча просидел на стуле минут пять. Слышны были только короткие свистки, которые время от времени подавал его бледный нос. Когда сотрудники конторы решили, что посетитель уженикогда не заговорит, и стали шепотом совещаться, как бы поудобнее вынести его тело на улицу, старик поднял коричневые веки и низким голосом сказал:
– Моя фамилия – Фунт. Фунт.
– И этого, по-вашему, достаточно, чтобы врываться в учреждения, закрытыена обед? – весело сказал Бендер.
– Вот вы смеетесь, – ответил старик, – а моя фамилия – Фунт. Мне девяносто лет.
– Что же вам угодно? – спросил Остап, начиная терять терпение.
Но тут гражданин Фунт снова замолк и молчал довольно продолжительное время.
– У вас контора, – сказал он наконец.
– Да, да, контора, – подбадривал Остап. – Дальше, дальше !
Но старик только поглаживал рукойпо колену.
– Вы видите на мне эти брюки? – промолвил он после долгого молчания. – Это пасхальные брюки. Раньше я надевал их только на пасху, а теперь я ношу их каждый день.
И, несмотря на то, что Паниковский шлепнул его по спине, дабы слова выходили без задержки, Фунт снова затих. Слова он произносил быстро, но между фразами делал промежутки, которые простирались иногда до трех минут. Для людей, не привыкших к этой особенности Фунта, разговор с ним был невыносим. Остап уже собирался взять Фунта за крахмальный ошейник и указать ему путь-дорогу, когда старик снова раскрыл рот. В дальнейшем разговор принял такой занятный характер, что Остапу пришлось примириться с фунтовской манерой вести беседу.
– Вам не нужен председатель? – спросил старик .
– Какой председатель? – воскликнул Бендер.
– Официальный. Одним словом, глава учреждения.
– Я сам глава.
– Значит, вы собираетесь отсиживать сами? Так бы сразу сказали !Зачем же вы морочите мне голову уже два часа?
Старик в пасхальных брюках разозлился, но паузы между фразами не уменьшились.
– Я – Фунт, – повторил он с чувством. – Мне девяносто лет. Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия – страдать за других.
– Ах, вы подставное лицо?
– Да, – сказал старик, с достоинством тряся головой. – Я – зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. ПриАлександре втором – Освободителе , когда Черноморск был еще вольным городом,при Александре третьем – миротворце , при Николае втором – кровавом .
И старик медленно загибал пальцы, считая царей.
– При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при НЭП е! Как я сидел при НЭП е! Это были лучшие дни моей жизни !За четыре года я провел на свободе не больше трех месяцев. Я выдал замуж внучку, Голконду Евсеевну, и дал за ней концертное фортепьяно, серебряную птичку и восемьдесят рублей золотыми десятками. А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товариществона вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где это все? Безобразье !
Эта короткая речь длилась сравнительно недолго – полчаса. Слушая Фунта, Паниковский растрогался. Он отвел Балаганова в сторону и с уважением зашептал:
– Сразу видно человека с раньшего времени !Таких теперь уже нету и скоро совсем не будет !
И он любезно подал старику кружку сладкого чаю .
Остап перетащил зицпредседателя за свой начальнический стол, велел закрыть контору и принялся терпеливо выспрашивать вечного узника, отдавшего жизнь за други своя . Зицпредседатель говорил с удовольствием. Если бы он не отдыхал так долго между фразами, можно было бы даже сказать, что он трещит без умолку.
– А выне знаете такого Корейко, Александра Ивановича? – спросил Остап, взглянув на папку с ботиночными тесемками.
– Не знаю, – ответил старик. – Такого яне знаю.
– А с ГЕРКУЛЕС’ому вас были дела?
При слове ГЕРКУЛЕСзицпредседатель чуть пошевелился. Этого легкого движеньяОстап даже не заметил, но будь на его месте любой пикейный жилет из кафе «Флорида», знавший Фунта издавна, например, Валиадис, то он подумал бы: «Фунт ужасно разгорячился, он просто вне себя ! »
Как Фунт можетне знать ГЕРКУЛЕС’а , если последние четыре отсидки были связаны непосредственно с этим учреждением! Вокруг ГЕРКУЛЕС’акормилось несколько частных акционерных обществ. Было, например, общество «Интенсивник». Председателем был приглашен Фунт. «Интенсивник» получалот ГЕРКУЛЕС’абольшой аванс на заготовку чего-то лесного ,зицпредседатель не обязан знать, чего именно. И сейчас же лопнул. Кто-то загреб деньгу , а Фунт сел на полгода. После «Интенсивника» образовалось товарищество на вере «Трудовой кедр» ,разумеется, под председательством благообразного Фунта. Разумеется, аванс в ГЕРКУЛЕС’ена поставку выдержанного кедра. Разумеется, неожиданный крах, кто-то разбогател, а Фунт отрабатывает председательскую ставку – сидит. Потом «Пилопомощь» – ГЕРКУЛЕС – аванс – крах – кто-то загреб – отсидка. И снова аванс – «ГЕРКУЛЕС» – «Южный лесорубник» – для Фунта отсидка – кому-то куш.
– Кому же? – допытывался Остап, расхаживая вокруг старика. – Кто фактически руководил?
Старик молча сосал чай из кружки и с трудом приподымал тяжелые веки.
– Кто его знает? – сказал он горестно. – От Фунта все скрывали. Я должен только сидеть, в этом моя профессия. Я сидел при Александре втором , и при третьем , и при Николае Александровиче Романове, и при Александре Федоровиче Керенском. И при НЭПе , идо угара НЭПа , и во время угара, и после угара. А сейчас я без работы и должен носить пасхальные брюки.
Остап долго еще продолжал выцеживать из старика словечки. Он действовал как старатель, неустанно промывающий тонны грязи и песка, чтобы найти на дне несколько золотых крупинок. Он подталкивал Фунта плечом, будил его и даже щекотал под мышками. После всех этих ухищрений ему удалось узнать, что, по мнению Фунта, за всеми лопнувшими обществами и товариществами, несомненно, скрывалось какое-то одно лицо. Что же касается ГЕРКУЛЕС’а , то у него выдоили не одну сотню тысяч.
– Во всяком случае, – добавил ветхий зицпредседатель, – во всяком случае этот неизвестный человек – голова !Вы знаете Валиадиса? Валиадис этому человеку пальца в рот не положил бы.
– А Бриану? – спросил Остап ,с улыбкой вспомнив собрание пикейных жилетов у бывшего кафе «Флорида». – Положил бы Валиадис палец в рот Бриану? Как вы думаете?
– Ни за что! – ответил Фунт. – Бриан – это голова !
Три минуты он беззвучно двигал губами, а потом добавил:
– Гувер – это голова. И Гинденбург – этоголова. Гувер и Гинденбург – это две головы.
Остапом овладел испуг. Старейший из пикейных жилетов погружался в трясину высокой политики. С минуты на минуту он мог заговорить о пакте Келлога или об испанском диктаторе Примо-де-Ривера, и тогда никакие силы не смогли бы отвлечь его от этого почтенного занятия. Уже в глазах его появился идиотический блеск, уже над желтоватым крахмальным воротничком затрясся кадык, предвещая рождение новой фразы, когда Бендер вывинтил электрическую лампочку и бросил ее на пол. Лампочка разбилась с холодным треском винтовочного выстрела. И только это происшествие отвлекло зицпредседателя от международных дел. Остап быстро этим воспользовался.
– Но с кем-нибудь из ГЕРКУЛЕС’авы все-таки виделись? – спросил он. – По авансовым делам?
– Со мною имел дело только геркулесовский бухгалтер Берлага. Он у них был на жалованьи . А я ничего не знаю. От меня все скрывали. Я нужен людям для сидения . Я сидел при царизме, и при социализме, и при гетмане, и при французской оккупации. Бриан – это голова !
Из старика больше ничего нельзя было выжать. Но и то, что было сказано, давало возможность начать поиск .
«Тут чувствуется лапа Корейко , – думалОстап , – а если даже это и не он, то фигура достаточно емкая» .
Начальник черноморского отделения арбатовскойконторы по заготовке рогов и копыт присел за стол и перенес речь зицпредседателя Фунта на бумагу. Рассуждения о взаимоотношениях Валиадиса и Бриана он опустил.
Первый лист подпольного следствия о подпольном миллионере был занумерован, проколот в надлежащих местах и подшит к делу.
– Ну что, будете брать председателя? – спросил старик, надевая свою заштопанную панаму. – Я вижу, что вашей конторе нужен председатель. А беру янедорого: 120рублей в месяц на свободе и 240в тюрьме. Сто процентов прибавки за вредность.