— И не нужно вздыхать и забрасывать меня русалочьими взглядами! Теперь каждый день перед ужином и завтраком ты будешь приходить в тренировочный зал, где Степос и Азирт учатся боевым искусствам, и заниматься бегом и гимнастикой. Одежда должна быть непременно мужская, обувь легкая и удобная. Предупреждать о наказаниях за отлынивание не буду, ты и сама все отлично понимаешь. А теперь вставай и иди одеваться. Что там у вас после обеда — прогулка? Значит, будем гулять.
После этих слов я решительно встал со стула и отправился в свою башню, обуть сапоги и посмотреть, чем там занимается моя вторая головная боль. Проверять, как Мэлин соберется на прогулку, остался подавший мне неприметный знак Ренгиус.
И если еще вчера я бы гордо задрал нос и отказался от этой помощи, то сейчас осознавал, что не стоит так уж буквально понимать негласные правила поведения маглоров в человеческих землях. Тем более что боевые действия против меня начал не торговец мясом и даже не королева, а непредсказуемо изобретательная одаренная. А это уже совсем иной уровень взаимоотношений. Все одаренные делятся на две неравные части. Первая большая, это те, кто относится к нам, как к более успешным или удачливым родичам и стараются быть поближе, чтобы научиться или получить помощь. И они всегда ее получают.
Но есть и те, кто, сообразив, что судьба их обделила, становятся по другую сторону крепостного рва, завидуют, злобствуют и всячески стараются отравить годы обязательной отработки. И если я сначала еще колебался, то теперь все упорнее склоняюсь к мысли, что Мэлин именно из этих черных завистников и пакостников. А против них не стыдно и воспользоваться поддержкой коллеги. Не постоянной, разумеется, упаси святая пентаграмма. Просто крошечной передышкой… В конце концов, маги тоже люди, хотя и с особыми умениями.
— Маглор Иридос, — в голосе попавшегося мне навстречу коменданта прозвучали уважительные нотки, каких еще сутки назад я там не слышал, — разрешите задать один вопрос.
— Разумеется, господин Догар, я вас слушаю.
— Это насчет вашего слуги, Ганимеда.
— А что с ним не так? — холодно поднял я бровь, отлично зная, что с Гаником «не так» может быть все, что угодно.
Но это мой слуга и разбираться, прав он или виновен, я намерен лично.
— Все в порядке. Я по другому вопросу. Можно узнать, почему вы приказали поварам, чтоб они не давали ему с собой еды?
— Ах, это… — усмехнулся я снисходительно. — Все просто. Ганик из очень бедной семьи, в детстве голодал и у него нездоровое отношение к еде. Он может есть постоянно и потом страшно мучается желудком. А еще имеет привычку прятать мясо и пироги в кровать и шкаф, если не может съесть. Через несколько дней они протухнут, и в мою башню невозможно будет войти. Поскольку здесь хорошо кормят и я оставляю ему еду в буфете, пришлось запретить всякие пирожки. Впрочем, вы можете сами убедиться, если желаете. И кстати, у меня тоже есть просьба. Закройте решетками окно в женской умывальне, что находится возле комнат для занятий.
— Уже закрывают, — нехотя процедил он, — стражники видели, как она шла по карнизу. В ее комнатах решетки давно стоят, но нельзя же закрыть все? Тут не тюрьма.
Разговаривая со мной, Догар неотступно шел рядом, и не догадаться, что комендант решил проверить мои слова, не смог бы даже самый наивный хуторянин. А я хуторянином не был никогда, и потому, еще при подходе обдумав, что для меня важнее, обида мальчишки или все же безопасность, выбрал второе. Извини, Ганик, но даже я не в силах догадаться, какой сюрприз ты однажды принесешь сюда вместо пирожка.
— Прошу, — распахнув дверь перед комендантом, я, не останавливаясь, стремительно прошел в комнату слуг и обнаружил именно то, что и надеялся обнаружить.
Паршивец валялся на кровати и что- то жевал.
Паршивец валялся на кровати и что- то жевал.
— Господин маглор! — завидев меня, он метнулся к столу, намереваясь загородить спиной то, что там лежало, но я щелкнул пальцами и парнишка замер как приклеенный.
Только скулы еще быстрее задвигались, торопясь прожевать контрабанду.
— Ганик, — с преувеличенной нежностью осведомился я, — что вам давали на обед?
— Суп, кашу с мясом и пирожки, — нехотя выдавил он, разглядев за моей спиной коменданта.
— Наливали суп в миски вы сами, сколько хотели?
— Да, — пригорюнился пройдоха, отлично понимая, к чему идет разговор, — но я только разок подлил.
— А кашу всю съел?
Он только понурился и скорбно вздохнул.
— И пирожки все, сколько смог?
— Так они же с вареньем, — попытался он донести до меня понимание значительности того, какая в пирогах начинка.
— Значит, ты съел и вторую порцию, — верно уяснил я намек, — тогда что ты тут жуешь?
— Так, сухарики… там на столе стоят, для супа, — печально признался Ганик и даже носом шмыгнул для убедительности. — Но мне никто не давал, я сам немного в карман насыпал.
— Отойди от стола.
Он засопел еще сильнее, но ослушаться не посмел.
— Вот, — указал я коменданту на кучку румяных сухарей, из- под которых предательски выглядывал подсохший кусочек окорока, — что я говорил. Ну, как наказывать будем?
— Может, мне забрать его? — подумав немного, деловито предложил Догар. — Например, помощником истопника, а к вам будет приходить один из лакеев, все равно убирают тут горничные. Истопник у нас человек серьезный, он не даст парню скучать. И за питанием присмотрит.
— Мне нужно это обдумать, — для вида поломался я, хотя отлично понимал, что это просто дар судьбы, без Ганика я смогу продержаться значительно дольше. — А где он тогда будет спать?
— Вместе с остальными слугами, там есть свободные места.
— Хорошо, я вечером сообщу вам свое решение, а сейчас мне нужно переодеться для прогулки.
И с этими словами я торопливо зашагал на второй этаж, старательно отводя взгляд от унылой рожицы Ганика и подбирая в уме доводы, какими буду пояснять, как выгоден для него такой поворот событий.
Гуляя по расчищенным от снега узким дорожкам и тренировочной площадке, я не столько следил за Мэлин, отлично понимая, что отсюда ей никуда не сбежать, сколько обдумывал сразу пять вопросов, объединенных одной общей темой. Темой с простым названием: как мне победить в этой негласной войне. Первый вопрос был из тех, которые, как говорится, я должен был задать еще вчера. Мне нужно было сразу же попытаться выяснить у коллег причину, по которой Мэлин так упорно борется против своих воспитателей. Но я его не задал, повинуясь все тому же негласному кодексу чести — раз учитель и отец сочли меня достаточно взрослым и обученным, чтобы отпустить на испытательный срок, значит, я и сам смогу справиться с любой ситуацией.
Вторая проблема была не менее важна, и касалась она отчета. Что и сколько писать королевским секретарям? И хотя я знал, что все присутствующие на обеде напишут о том, что видели, а о попытке девчонки устроить каверзу напишет комендант и командир взвода, догадаться, насколько полно они коснутся этого происшествия и как далеко протянутся их догадки, пока не мог. И потому боялся не угадать. Написать меньше значило позволить заподозрить себя в невнимательности или, того хуже, в сочувствии, а написать слишком подробно, значит преждевременно раскрыть то, что я надеялся сохранить в тайне как можно дольше. Свои способности ментала.
Слишком хорошо я знаю из рассказов отца, как досталось ему из- за такого же дара.