Откуда она только взялась, такая шустрая?! И откуда тут взялся он сам?!
Мысли Костика заметались, силясь найти потерянное звено между тем, что он помнил ясно, и нынешним его положением, и… ничего не обнаружили.
Значит, нужно попытаться спокойно всё вспомнить, рассудительно постановил парнишка и снова прикрыл глаза.
Так с чего же всё началось-то?!
Да, похоже, с трельяжа.
А если по порядку…
Когда мама сообщила о своём намерении расчистить мансарду и пустить туда на лето квартирантов, Костик смолчал. И когда его попросили протереть на мансарде окна и смести с потолка пыль – тоже не спорил. Но когда в его комнату притащили с мансарды огромный старинный трельяж – возмутился до глубины души.
Зеркал Костик не любил. Да и за что ему их было любить? За голимую правду-матку?
Щаз. Покажите ему хоть одного человека, который обожает, когда ему в лицо говорят только правду?
Да нет таких, можете не сомневаться, Костик сам лично проверил. Вышел утром на веранду и откровенно сказал соседке:
– Мария Венедиктовна, почему ваши блины всегда пахнут жареной рыбой?
Соседка хлопала ртом целых три минуты, потом хлопнула своей дверью и с тех пор вот уже вторую неделю не разговаривает ни с Костиком, ни с его мамой. Хотя с мамой-то за что, хоть бы сама подумала?! Ну неужели маме по вечерам, когда она возвращается с работы, до обсуждения блинов Марии Венедиктовны?!
Костик снова оглянулся на трельяж и тяжело вздохнул.
Конечно, он и сам всё прекрасно знал. И что в маминой спаленке и так только проход вдоль стены свободен.
А на мансарде в высвобожденном от трельяжа углу как раз встала раскладушка. Значит, можно будет пустить семью из трёх человек, а это дополнительные шесть тысяч в месяц. Ему же на институт и предназначенные.
А без института сейчас никак нельзя – вон даже продавцов, называемых в угоду заграничной моде менеджерами, и то с дипломом требуют.
Но если с другой стороны посмотреть… учиться Костику не хотелось категорически. Ему вообще ничего не хотелось, особенно смотреть вот в это зеркало, где непомерно расползшаяся Костикова фигура отражалась сразу с трёх сторон. И встать таким боком, чтоб казаться стройнее, никак не получалось.
Костик расстроенно побродил по комнате, не выдержал, достал из холодильника пару холодных котлет, отрезал ломоть хлеба и, соорудив аппетитный бутерброд, плюхнулся на давно продавленный диван.
Откусывая первый раз, привычно потянулся левой рукой за спину, вытащил завалившийся в щель пульт и включил телек. Когда жуёшь под какой-нибудь клип или мультик, можно забыть про всё и не мучиться угрызениями совести.
Телевизор нагло смотрел непробиваемо чёрным глазом, и в душу Костика закрались нехорошие подозрения.
Как пить дать задели провод, когда втаскивали этого старинного монстра, а розетка и так еле держалась. Представив, что с трудом впихнутый в угол за диваном трельяж придётся снова вытаскивать и извлекать из-за него провод… а потом делать это каждый раз, когда во сне заденешь этот провод ногой…
Костик сердито засопел, ну нафик такое счастье!
Умная мысль пришла спонтанно, при ближайшем рассмотрении устройства дверок. В отличие от других трельяжей, у этого старинного чуда все три зеркала были овально-вытянутой формы, и внизу между рамами, щедро украшенными резными завитками и цветками, виднелись треугольные просветы.
Вот если просунуть сквозь один из них руку, она окажется как раз напротив розетки. Если пролезет, конечно. Костик с сомнением осмотрел свою белую, пухлую ладошку и решил попытать счастья.
И ведь почти удалось, мешал только резной деревянный бутончик, больно впившийся в кожу. Костик присмотрелся – на соседней раме такого нет, наверное, отломался при странствиях трельяжа. Значит, можно с чистой совестью отломать и второй – для симметрии.
Бутончик отламываться никак не хотел, зато, когда Костик начал его дёргать, вдруг повернулся в другую сторону. Раздался лёгкий скрип, и часть рамы внезапно сдвинулась вбок, открывая узкий тайничок.
У Костика даже дыханье перехватило в предвкушении сногсшибательных сокровищ. Сразу вспомнились стулья Бендера и сундуки Монте-Кристо.
Однако в тайничке был лишь свёрнутый трубочкой пожелтевший от времени документ, написанный старинным шрифтом с завитками и «ятями».
Костик разворачивал его трясущимися пальцами, впервые в жизни забыв про недоеденный бутерброд и про телек. Полустёртые линии странного рисунка почти сразу ввергли его в уныние и разочарование. Слишком мало это походило на план, по которому можно отыскать сокровища Креза. Но постепенно пришло понимание, что какой-то тайный смысл в трёх вытянутых окружностях, расположенных по углам начерченного в центре треугольника, всё же есть. Как и в крошечных значках, напоминающих латинское i.
И всё же Костику пришлось потратить на раздумья почти три дня, пока он уверился в правильности разгаданного значения всех символов.
А потом он размышлял о них ещё неделю, в ожидании отъезда матери в санаторий. Она подрабатывала там вот уже третье лето, с тех пор как убедилась, что за Костика можно не волноваться. Не станет он связываться с дурной компанией. И пить в подъезде пиво с одноклассниками тоже не захочет.
Зато к тому времени, когда Костик, наконец, остался один и решился приступить к делу, план мероприятия сложился полностью. И всё необходимое было приготовлено. И свечи, и таз с водой, и три упомянутых предмета, к которым потянулась душа.
Он сделал всё как полагалось. Еле протиснувшись между створок трельяжа, встал ногами в таз с водой. Стараясь не задевать загодя зажжённые свечи полами любимой рубахи, с выражением прочёл обведённые рамочкой слова. Бессмысленные и чуждые его разуму, но выученные за эти дни почти наизусть, они разносились по комнате чудным эхом, отзываясь в душе невольным трепетом.
А вот когда должно было произойти что-то замечательное, например, открыться ещё один тайник, вдруг стало темно…
При одном только воспоминании о жуткой боли, впившейся в Костика одновременно с появлением глубокой и непроглядной мглы, по телу прошла крупная дрожь, и парень резко распахнул глаза.
Оказалось, он задремал, и за это время стемнело, а сквозь листья кое-где уже проглядывают первые бледные звёздочки. Девчонки рядом не было, и это почему-то больно задело самолюбие парня. Не зря говорили друзья, что от этих дур одни проблемы.
Костик попробовал осторожно повернуться на бок, и это удалось на удивление просто. Он даже запаниковал, впервые испытав эту незнакомую лёгкость, поднял слабую ещё руку и попробовал себя ощупать.
Первые же ощущения ввергли его в глубочайший шок. Тела не было. Вернее, оно было, но вовсе не его, Костика. Невероятно худые, выступающие наружу ребра и впалый живот никак не могли принадлежать тому Косте, каким он был ещё вчера.
Или это всё же было не вчера?!
По коже непроизвольно поползли мурашки. Сколько же времени должно было пройти, чтобы из стапятидесятикилограммового здоровяка получился вот этот скелет? И где, чёрт побери, он вообще находится? И успела ли обнаружить его отсутствие мать?!
Воспоминание о матери вмиг разбудило в душе парня чувство вины и раскаяния, и Костик поторопился переключиться на другую проблему. Благо теперь у него их хватало. А о Ма он подумает позже, когда поймёт, в какую каку влип.
Приняв такое решение, Костик снова ощупал себя, стараясь не особенно пугаться выпирающих костей и суховатой кожи. Общее впечатление оказалось на удивление сносным. Ран и царапин не было, как и ушибов, которые обычно угадываются по прикосновению к ним.
Немного удивило отсутствие всей одежды, кроме непомерно широких для него теперь джинсов. Однако на фоне остальных сделанных открытий эта проблема показалась почти пустяковой и легко разрешилась с помощью найденного в кармане куска проволочки.
Костик и сам не заметил, как снова уснул, а когда проснулся на рассвете, вдруг с изумлением обнаружил снующие вокруг него толпы людей. Они с самым серьёзным видом бродили с места на место, выбирая освещённые косыми лучами солнца пятачки – за ночь заметно похолодало. Но Костик пока не готов был последовать их примеру, просто повернулся на бок и наблюдал, силясь понять, что же это за место и кто все эти люди.
Разговаривали они мало, тихими шепотками, и это не могло не насторожить парня. Мама всегда говорила, что у Костика ум исследователя, душа романтика, а сердце воина, и сам он был с этим вполне согласен, правда, немного сомневаясь насчёт воина. Но когда мать записала его в секцию рукопашного боя – всё же пошёл. И даже отзанимался почти два года, пока не возненавидел обидный смех соучеников и вечные синяки.
Понаблюдав ещё с час, парень твёрдо уверился, что попал по-крупному. Не были эти люди ни воинами, ни торговцами – так, какой-то сброд. Несколько женщин, одетых, как и его соблазнительница, в полотняные бесформенные платья до щиколоток и свисающие на спину платки, держались особняком, начиная шипеть и повизгивать, когда кто-то из мужчин пробирался слишком близко от них.
Да и большинство мужчин были одеты не лучше – в некрашеные, заношенные почти до дыр холщовые штаны и рубахи без воротников и пуговиц. Было и несколько туземцев в более-менее чистой и добротной, но жутко старомодной одежде, однако те держались особняком у дальней стены, где было вкопано несколько деревянных скамеек. Разговаривали все эти люди на незнакомо звучащем языке, но смысл сказанного почему-то был Костику смутно понятен.
Постепенно парень довольно точно определил, где они все находятся, и эта информация вовсе не прибавила ему оптимизма.
Это была яма. Довольно глубокая. То ли природный овраг, то ли искусственно выкопанная траншея или выработка – неважно, но выбраться наверх было невозможно. Росшие наверху огромные деревья заслоняли панораму пышными кронами и держали нависающий над ямой верхний край прочно переплетёнными корнями.
Разглядывая людей, Костик постепенно сообразил, что гуляют они вовсе не просто так. Видимо, где-то в углу был ручеёк или лужа, потому как возвращались оттуда эти странные жители ямы с мокрыми волосами и залитыми водой рубахами. Он уже тоже решился было сходить напиться, как вдруг все засуетились, начали собирать расстеленное на земле тряпьё и связывать в узелки нехитрый скарб.
Сначала Костик не понял, откуда они узнали, что нужно торопиться, а потом случайно поднял кверху глаза и замер от потрясения. Почти посередине самой большой полянки с неба опускался невероятный агрегат. Смесь корзинки от воздушного шара и строительной люльки, в каких штукатуры работают на высоте. Только в несколько раз больше.
Но вовсе не эта люлька так поразила Костика, а стоящий в ней мужчина. Он был одет точь-в-точь как древние греки: в тунику с широким поясом и сандалии, оплетающие ремешками тугие икры. Сбоку, как и полагается, висели короткие и широкие ножны, и торчавшая из них внушительная рукоять, замотанная засаленной полоской кожи, подтверждала подозрение Костика, что это вовсе не бутафорское оружие.
Люлька замерла, не дойдя до дна ямы сантиметров семьдесят, и мужчины, оказавшиеся ближе всех к этому подъёмнику, торопливо полезли на него, стараясь устроиться поодаль от стоящего неподвижно, как статуя, воина.
Он совершенно бесстрастно взирал с высоты своего роста на копошащихся в яме людей и едва счёл люльку достаточно нагруженной, топнул ногой.