Да, Гостомысл, хотя еще относительно молод, еще и трех десятков лет не разменял, и ответственность за свои слова готов нести, но все же он не правитель. Решится ли Буривой принять другой народ? Сможет ли город Славен вместить население Старгорода. Пусть не все население, но подавляющее большинство его. Ведь Старгород даже по общеевропейским меркам был городом не маленьким. Эти вопросы Бравлина беспокоили. И добавляли к его общему состоянию новые ощущения, не самые приятные.
Так колонна добралась до переправы через Лабу, куда должен был бы прибыть сотник Заруба с письмом от Карла, если, конечно, король напишет ответное письмо. Но написать он, с согласием или с отказом, должен обязательно. В таких делах Карл обычно бывает щепетильным. Бравлин вызвал к себе всех паромщиков небольшой деревни, и приказал дать знак паромщикам-бодричам на противоположный берег. Небольшой полк франков, стоящей неподалеку от переправы, колонну Бравлина атаковать то ли не решился, то ли уже получил приказ Карла о том, что вагров следует пропускать беспрепятственно. Но это можно было выяснить. Чтобы франки не атаковали даже часть княжеской колонны, когда основная часть переправится, Бравлин отправил посыльного, приглашая к себе командира отряда франков для беседы…
* * *
Годославу, как он ни присматривался, трудно было определить настроение короля. Конечно, Карл с большой теплотой относился к графу Оливье. Но он с еще большей теплотой относился и к графу де Брюеру, который, как говорили князю бодричей, в последнее время считался фаворитом короля, и пытался влиять на многие государственные дела. Ходили слухи, что де Брюер даже берется за определенные суммы выпрашивать у короля должности важных государственных чиновников, и даже весьма на этом обогатился, за что снискал себе недоброе имя, и множество недоброжелателей. Впрочем, привязанности королей никогда не бывают постоянными. Де Брюер это хорошо понимал, и потому старался выжать из момента как можно больше. И так продолжалось, пока он не столкнулся в лучшим представителем рыцарства королевской армии. Графа Оливье едва ли кто при дворе Карла боялся, зная его добродушный, хотя часто прямолинейный характер, но уважали его все. И не только при дворе Карла. Оливье уважали даже враги. Не случайно именно ему доверил доставить свое послание к королю князь побежденных вагров Бравлин Второй.
– Ваше величество, я буду нужен вам в ближайшее время? – спросил Годослав. – Или я, высказав вам свои беды, могу удалиться к себе в Рарог?
– Беды? – переспросил Карл, с трудом отрываясь от своих мыслей. – Их, да… По поводу шпионов… Я хотел было свести тебя с аббатом Феофаном, чтобы вы на моих глазах помирились, и нашли общий язык. Но вот дю Ратье только что шепнул мне на ухо, что аббат приехал к подножию моего холма, увидел там повешенным своего шпиона, узнал его, и сильно испугался. Феофан спросил стражников, что случилось, узнал, что на этого шпиона пожаловался мне именно ты, а когда услышал, что я назначил тебя маршалом на поединок Божьего суда, тут же развернул своего мула, и отправился в обратную дорогу, не пожелав предстать передо мной. Похоже, аббат чувствует свою вину, и не боится растрясти свой объемный живот в дальней дороге. Мы обговорим с Алкуином его дальнейшую судьбу. Возможно, я приму решение послать вместо него другого священника. А что касается твоего отъезда, то я попросил бы тебя подождать, поскольку у меня есть некоторые соображения относительно тебя и твоего княжества. И княжества вагров, кстати. Князь Бравлин – человек, несомненно, умный, и подал мне очень дельный совет, даже не собираясь этого делать.
– Я не понял, ваше королевское величество, о чем вы говорите, – Годослав приложил к груди ладонь, – но, зная ваше ко мне доброе отношение, я понимаю, что вы задумали что-то интересное. Я готов выслушать вас.
Король наморщил высокий лоб.
– Не сразу. Я не люблю принимать скоропалительные решения. Сначала я все обдумаю, и только потом приду к какому-то результату. У тебя дома есть срочные дела? Ты торопишься?
– У меня, ваше величество, особых причин для торопливости нет, только я хотел бы встретиться в князем Бравлином, который должен прибыть в Рарог по пути в земли словен. Нам есть, что обговорить. Возможно, я договорюсь с Бравлином, чтобы он оставил у меня часть своих ремесленных людей, если кто-то захочет остаться. Я давно уже веду эту политику, лучшими условиями переманивая к себе ремесленников вагров. И многие из них уже несколько лет работают у меня. А Старгород на всю Европу знаменит своими умелыми ремесленниками.
– Мне проще, чем тебе. У меня такие вопросы решает аббат Алкуин. А ты всем занимаешься сам. Дело хорошее, но попрошу тебя подождать. Сначала я займусь письмами командирам своих войск с приказом пропускать всех вагров в твое княжество беспрепятственно. Впрочем, Эйнхард, мой секретарь, уже все письма, наверное, приготовил, и мне останется только подписать, и запечатать своей печатью. Потом я посоветуюсь со своими помощниками относительно твоих дел, которые не могут не быть моими делами. А потом приглашу тебя. Поговори пока с графом Оливье. Он, кажется, благожелательно и с уважением к тебе настроен. Вон он, ищет тебя…
– Скорее, он едет не ко мне, а к вам, ваше величество.
– Он знает, что всегда найдет меня в моей палатке. Но я и его приглашу на свой малый совет относительно своих соображений. У графа светлая голова и ясный ум. Кроме того, никто не может сравниться с Оливье благородством суждений. Если что-то покажется ему не честным, Оливье обязательно об этом скажет, даже если нечестность допустил король…
* * *
Сотник Заруба прискакал раньше, чем на приглашение князя Бравлина откликнулся командир заслонного отряда франков. Одновременно с сотником пришли заспанные паромщики, а сразу же за ними, вернувшись к переправе после большого круга, сделанного в поисках своего князя, прискакал уставший тысяцкий князь Куденя.
– Мне пришлось ждать вас слишком долго, – эта фраза Бравлина относилась к паромщикам.
– Мы, княже, всю ночь веслами работали. Только к утру спать легли, – ответил старший.
– Понятно. Через усталость и на ноги встать бывает трудно. Кого перевозили?
– Три обоза один за другим. И вои, и простые люди. Бегут в сторону Рарога. Сказывают, ты приказал там всем собираться. Ночью и переправляли, пока франки не видят. Они на берегу пост не поставили, только в стороне. Мы и воспользовались.
– Да, я приказал переправляться.
– А нам, стало быть, тоже туда идти след?
– Если кто хочет под франками остаться, и веры отцов и дедов лишиться, я никого не неволю. Кто хочет со мной в земли словен переселиться, тот со мной пойдет.
– У нас же здесь и имущество, и лодки…
– У всех было имущество дома. А вы, если хотите идти, то пойдете последними. Сначала всех переправите. Впрочем, если дело свое оставлять не хотите, я думаю, князь Годослав может взять вас к себе. Не знаю только, разрешат ли вам на этом же берегу оставаться. Это следует с королем обговаривать. И делать это должен Годослав. Когда он будет здесь, тоже сказать не могу… Я его сам давно не видел. А… Здесь князь Куденя. Что скажешь, когда Годослав здесь будет?
– Думаю, скоро. Он не хотел долго у Карла задерживаться.
– Так он у короля?
– Мы вместе с ним переправились на этот берег, и сначала вместе в королевскую ставку поехали. Потом встретили обоз с беженцами, от них узнали о твоем, княже, решении, и я поскакал тебя искать. А Годослав дальше к Карлу отправился.
Бравлин снова к паромщикам повернулся.
– Слышали? Ждите Годослава. Просите его слезно, чтобы взял вас в свое подданство. А до того переправляйте всех, кто сюда прибудет. А прибудет много народа. Придется и день, и ночь плавать. Потрудитесь во спасение соплеменников. Свентовит ваши старания зачтет.
– А франки на это как посмотрят? Не нападут?
– Я жду их командира. Что скажет. И что скажет Карл. Заруба, давай письмо…
Сотник протянул князю свиток пергамента, стянутый красно-синей лентой, то есть, лентой с цветами королевского дома Каролингов. Лента была запечатана сургучной печатью, которую Бравлин тут же разломил пополам. Письмо было написано красивым каллиграфическим почерком, но подписано размашисто и с разбрызгиванием чернил. Должно быть, Карл торопился. Еще не прочитав послание короля, Бравлин только от вида этой подписи почувствовал облегчение. В голове промелькнула мысль о том, что, если король торопился, значит, он подписывал сразу множество писем. А какое множество писем может быть в этот момент? Бравлин сумел предположить только одно – Карл писал командирам всех своих отдельных отрядов с приказом беспрепятственно пропускать вагров в сторону княжества бодричей.
– Заруба. Карл лично ничего передать не желал?
– Я не видел его, княже. Мне передал письмо майордом. Карл был занят. Готовился поединок Божьего суда между графом Оливье и тем франкским графом, чем полк перебили стрельцы Русалко. Я так торопился, что даже не стал дожидаться конца поединка. Коня чуть не загнал. Он до сих пор отдышаться не может.
– Можно было и не дожидаться. Там и так все было ясно. С графом Оливье мог справиться только наш Веслав, и никто другой не может. Разве что Годослав.
Бравлин развернул свиток, стал читать, подслеповато щуря глаза.
Карл писал очень вежливо и корректно. Вернее, как легко догадался князь, писал королевский секретарь, но так писать он должен по наставлениям короля, не иначе. В этом был весь король. Он умел уважать своих противников, и с жесткостью относился только к предателям, что тоже было хорошо известно, как известны и сами предатели. То это был баварский герцог Тассилон, то король лангобардов Дезидерий, то мятежные саксонские эделинги, которые десятки раз нарушали свою клятву верности королю франков, то еще кто-то. Не считая предателей, Карл был милостив к побежденным. Он любил, когда его называли королем-рыцарем, и всячески стремился поддержать репутацию благородного рыцаря. Именно в таких уважительных тонах и было выдержано это письмо. Но в общем смысл был понятен. Карл благодарил Бравлина за прекрасное предложение, которое высказал. Король предпринял эту войну именно для того, чтобы обеспечить мир в своих глубоких тылах. И предложение это полностью соответствует замыслу Карла. И потому король выражал свое согласие, которое, по его мнению, не требовало составления отдельного договора. При этом, поскольку Бравлин взял на себя обязательства покинуть землю вагров и увести свои войска в далекие земли, Карл, в свою очередь, брал на себя обязательства не препятствовать этому уходу. И в течение ближайшего времени разошлет герольдов со своими письмами ко всем командирам полков, стоящих с восходной стороны от Старгорода, с приказом обеспечить беспрепятственный проход вагров. При этом Карл обещал сурово покарать всех, кто нарушит этот приказ, или попытается учинить грабеж вагрских обозов. Об этом он сообщил Бравлину особо, зная манеру поведения своих баронов, и просил о всяком нарушении королевского приказа сообщать или самому королю или главному королевскому эшевену и прево монсеньору Бернару личным посланием.