– На что?
– А я зачем? Возьмешь кредит.
– Кто мне его даст? Была бы квартира, хоть ее заложил бы. А так. Может быть, когда-нибудь с Божьей помощью накоплю.
– Я тебя умоляю! Он-то здесь причем? Ему что? Больше заняться нечем, как помогать тебе, копить на квартиру? У него масса иных дел.
– Ты думаешь?
– Я знаю. Не переживай. Будут тебе деньги, я выступлю поручителем и дам залог банку. Что еще?
– Помещение.
– Где?
– Недалеко от кафе, где мы были.
– Завтра покажешь.
– Не сдадут.
– Ты это с кем сейчас разговариваешь?
– Действительно, – смеясь, произнес я в ответ.
– У тебя что за квартира? – спросил Ди.
– Снимаю однокомнатную.
– Не подойдет. К тебе будут приходить люди.
– Так, квартиру оставь. Те, кто придет, пусть довольствуются моим скромным жилищем.
– Хорошо, потом. Но в остальном тебе надо подтянуться. Одежда, часы, офис, машина. Все должно быть на уровне. Тебе надо подниматься в другие слои общества. Помогу. Как организовать дело это ты сам. Если кто будет задумываться, то я помогу им думать быстрее в нужном нам направлении. Что ты хочешь, требует имиджа. Где бы ты не появился, от тебя должно пахнуть деньгами и независимостью.
– Наоборот, – возразил я. – Тебе ли не знать, что деньги дают только видимость независимости. С определенной суммы человек начинает зависеть от них. Я предпочитаю пахнуть независимостью и деньгами.
– Верно. Не зря все-таки в этот раз сам пришел.
– Да, прощай мое прекрасное прошлое.
– Прошлое может быть прекрасным, но это уже не реальность, – согласился он. – Твой душевный рай остался в прошлом.
– А что сейчас?
– Трудная действительность. Так какой срок?
– Давай с мая по октябрь, как раз Хеллоуину. Успею понять, что к чему.
– Я бы и раньше успел, но ты не хочешь.
Я промолчал, но думал, что дальше. – Ты как-то уходишь от молчаливого ответа, что дальше будет?
– Я не ухожу от ответа, я иду к нему. Это ты мне скажешь ответ. Ты за эти полгода поймешь, что для тебя важнее, выделишь свои ценности и должен будешь определиться. Моя задача чтобы ты подписал договор, но мы заключили устное соглашение. Давить не буду.
– А ты так сможешь?
– Если ты хочешь меня обидеть, то на правильном пути. Но ты это говоришь по незнанию сути вещей, вопроса, меня. Если говорю, значит так и будет. А если что я тебе скажу, что ты можешь сделать для меня. Но это уже к окончанию срока.
– Если смогу.
– Ты сможешь. Предлагаю закончить на сегодня и пойти устроить кутеж.
– Что?
– Кутить пойдем. Надо же отметить начало. У нас есть время и деньги.
– Потом праздники.
– Не мелочись. День раньше, день позже.
Неизвестно откуда появился официант, которого никто не звал, но я не стал удивляться.
– Любезный, счет, – произнес Ди.
Официант ушел и быстро вернулся.
Ди достал бумажник и оплатил счет, присовокупив к ним солидные чаевые.
– Не боишься таскать такую сумму денег?
– Кто рискнет? Свои отдадут.
Мы вышли из ресторана, на обочине нас уже ждало такси.
– Вперед, – скомандовал Ди, и направился к машине.
5
Левый глаз открылся с трудом, правый вообще отказывался открываться и смотреть на белый свет, словно его веки намертво склеили. То, что он белый, мне подсказал левый глаз. Легкий поворот головы, и ее пронзила вспышка молнии, пробежавшая по глазам, и острая боль ударила в голову. Сила была такая, что я должен был застонать от боли, но не смог, не было сил даже на стон.
Подняв правую руку, я медленно разлепил веки правого глаза. Надо мной был серый потолок. Не единой мысли не было, чтобы понять, где я. Я начал учащенно дышать, и каждый вдох отдавался болью в голове. Лежать было жестко. Преодолев боль, я повернул голову; стены были выкрашены в мрачно-зеленый цвет. Странный цвет. Где я? И что с моей головой и моя ли она? Единственное, что было понятно, что не дома. Решив, что надо собраться, закрыл глаза. Сколько я так пролежал, мне было не известно, счет времени я вести не мог, потому, как оно перестало для меня существовать или я для него. Но даже эта мысль была слишком тяжела для меня, но раз голова болела, значит, она моя и я еще жив. Во рту сухо и захотелось пить, потому как при каждом вдохе, легкая наждачная бумага проходила по моему горлу. Какой-то садист с наслаждением водил ей туда-сюда, туда-сюда. Я вновь открыл глаза и, опираясь на руки сел, осмотрелся. Я не мог даже удивляться, потому, как обстановка не располагала к мыслительному процессу, и я только фиксировал то, что видел. Сидел я на топчане, на тощем полосатом матраце. На одной из стен, под потолком было зарешеченное окно, через которое пробивался свет, но неба я не видел. Нет, в аду не бывает решеток, – решил я, – потому как все мое состояние было издевательски никчемным, и кому оно там нужно такое. А может все-таки там? Вот и мучаюсь. Лучше бы уж поджарили, тогда хоть кричать мог бы, а так голос оставил где-то.
Под потолком тускло светила лампочка, тоже забранная решеткой, напротив окна в стене была железная дверь, а рядом стоял бак, а на нем, о чудо, металлическая кружка на цепочке. Я доковылял до бака и зачерпнул воды. Пил жадно, захлебываясь. Живительная влага оказала свое влияние, и в голове стало чуть светлее. Я попытался сосредоточиться и настроился, выдавливая из себя мысленно боль, как будто йоги, доходили до такого состояния, но, тем не менее, я мог спустя некоторое время, уже думать. Еще раз, осмотрев свое местопребывания, я понял, что нахожусь в камере. Что я здесь делал и как оказался, выясниться потом. Я снова зачерпнул воды и вылил себе на голову, заодно и умылся.
Сев на топчан я стал ждать, пытаясь вспомнить, хоть что-нибудь. Я помнил, что мы с Ди начали посещать все питейные заведения подряд и там пили и пили. Зачем я пил, я же никогда столько не пил. И где Ди? Почему я один? Я снова прилег и задремал. Разбудил меня лязг ключей и скрип открываемой двери, в камеру вошел полицейский.
– Вставай, дебошир, пора оформляться.
– Дебошир? – переспросил я.
– Ну, не ангел же! – усмехнулся он. – То, что ты вчера вытворял под силу одному дьяволу.
– Я что? Он? – разлепил я ссохшиеся губы.
– Вот сейчас и выясним.
– Я что разрушил?
– Только покой дежурного. Ты видимо ничего не помнишь?
– Ничего, – ответил я и помотал головой, но боль, хоть и не такая сильная, как прежде, заставила меня прекратить все движения и зафиксировать голову. Я вышел из камеры и поросился в туалет, куда меня и привели. Проржавленное зеркало, все в рыжих пятнах, показало человека, в чем похожего на меня: опухшее лицо, ворот рубашки порван, как и рукав пиджака.
– Если это я, то Квазимодо – эталон красоты, – выдавил я из себя.
– Я не знаю, кто такой Квазимодо, но заканчивай сравнение, и пошли.
На слабых ногах, которые упорно отказывались слушаться, я в сопровождении полицейского поднялся на второй этаж, и мы вошли в стандартный кабинет: стол, шкаф, стулья, сейф. За столом сидел офицер в звании капитана. Увидев нас, он хмуро посмотрел: – Присаживайтесь, а ты свободен, – приказал он сопровождающему, и тот вышел.
– Ну, что Дмитрий Иванович! Документы мы проверили, – и он достал из стола мой паспорт. – Все в порядке. Приводов у вас не было.
– Приводов куда?
– Да в никуда, в подвал, к нам в полицию, в этот ад на земле.
– В ад! Не верю. Я еще не подписал договора. Или подписал? – сникнув, произнес я.
– Ну, к нам прибывают без договора. А поработал бы у нас, понял, где он ад. Ну, что же вы так, – продолжал он, глядя на меня. – Погром устроили.
– Я!?
– Нет, Папа Римский заезжал, вот они с дьяволом и куролесили в ночном клубе. Ничто человеческое им не чуждо.
– Это возможно, – пробормотал я.
– Вы так думаете? – засмеялся он. – Ну, а по факту, вы набили морду одному уважаемому в узких кругах человеку. Я бы и сам ему набил, но не положено. Учитывая, что вы выступили, так сказать моей ударной силой, и размазали его, в чем я согласен, но, увы, при исполнении, то я постараюсь смягчить вашу участь.
– Какую часть? – не понял я, все еще туго соображая.
– Часть «У». Теперь понятно?
– Понятно.
– Итак. Штраф за возмещение ущерба клубу и штраф за драку. А далее, как посмотрит суд и отреагирует на заявление. Ваш противник подал на вас заявление, – и он достал листок бумаги из папки, на котором что-то было написано. – Читать будете?
– Не уверен, что смогу.
– А слушать?
– А смысл?
– Тоже верно. Мы узнали, где вы работаете, вернее, работали, вас уволили. Скажете за что? Нам отказались сообщить.
– Директора послал, – стал я осознавать разговор.
– Далеко?
– Достаточно, но букв было всего три.
– И надо полагать не на станцию Мир. Они сожалеют об увольнении, значит, вы выразили общее мнение коллектива.
– Не думал, что я такой выразитель мнения коллег.
– Я сам о себе тоже не всегда думаю, что знаю. Но вы пока не уволены.
– Сегодня собирался.
Он посмотрел на меня сочувствующим взглядом: – Лучше завтра.
В это время зазвонил телефон, капитан снял трубку, молча, выслушал и сказал: – Слушаюсь.
Положив трубку, он не стал мне ничего говорить, и ничего не предпринимал, а молча, сидел, изучая меня, как будто увидел меня в ином ракурсе. Затем налил воды из кувшина и протянул мне. Я жадно выпил воду.
Дверь открылась, и в нее вошел полковник, а следом за ним Ди. С его появлением в кабинете запахло дорогим одеколоном и моей свободой.
Капитан поднялся, а полковник сказал:
– Вот господин Диас Камерер, – при этом я удивленно посмотрел на Ди, а он лишь улыбнулся, – говорит, что произошла досадная ошибка, и что задержание не правомочно, что мы зря держим защитника слабых. Покажи, что там у тебя.
– Вот, заявление от потерпевшего, – опешил капитан, и достал из папки тот же лист, протянув его полковнику. Тот начал читать, и лицо его по мере прочтения вытягивалось от удивления.
– Ты что! Читать не умеешь? – он с возмущением вернул листок капитану, и процедура повторилась, только вытягивалось лицо капитана.
– Я же вам говорил, – подал голос Ди, – что все не так истолковали. Дмитрий защитил его и его девушку от хулиганов.
Капитан потер переносицу и, вздохнув, уставился на меня подозрительным взглядом.
– Отпускай человека, – приказал полковник и вышел.
– И что это за цирк? – спросил капитан, садясь за стол.
– Какой цирк! Простая магия, – улыбнулся Ди. – Мы можем идти?
– Идите, фокусники, – и капитан протянул мне паспорт.
Я поднялся, а Ди задержался и, открыв портфель, что был при нем, достал бутылку французского коньяка и поставил перед капитаном: – Не обижайтесь. Это просто жизнь. И вам за неудобства лекарство.
Капитан посмотрел на коньяк, перевел взгляд на Дм: – Это приятный фокус, он залечит мне душу, когда начальство будет мне мылить шею.
– Зачем? – удивился Ди.
Тут уже удивился капитан: – Чтобы повесить меня за яйца.
Теперь Ди понял смысл: – Надо же какая связь. Тогда лекарство точно поможет.
– Если будут еще такое лекарство, заходи.
Мы вышли на крыльцо, и я прищурился от яркого света.
– Да, ну и вид у тебя, – осмотрел меня Ди.
Я окинул Ди взглядом, он выглядел великолепно: – А почему ты трезвый и такой цветущий? У тебя, что голова не болит… Да, что это я. Чему там болеть. Кто знает, какая она.