Когда он наконец посмотрел на нее, то стало ясно: гнев его не утих.
– Иди в дом, – бросил ей он, прошел мимо нее, взбежал по ступеням и отпер дверь. – Что, черт возьми, у тебя за игры? – Он со стуком захлопнул дверь у нее за спиной.
– Я забыла, что у Моники выходной. Спасибо, что спас меня. – Кара тяжело дышала. Она понимала, что надо поблагодарить его как следует. Не появись Пепе вовремя, то ее, скорее всего, затолкали бы в такси и отвезли в ближайший полицейский участок. Но сейчас она здесь, в его доме, в безопасности. Страх немного отпустил, хотя сердце по-прежнему бешено колотилось. Но перед глазами был вовсе не шофер такси, а женщины и Пепе, который самодовольно принимал знаки внимания с их стороны.
– Я решил, что он хочет тебя изнасиловать.
– Нет. – Она скинула с ног туфли. – Он хотел отвезти меня в полицию, чтобы меня арестовали.
– Зачем ты убежала? Ты же сказала, что пойдешь в туалет! Ты опозорила меня перед друзьями.
– Ах, бедняжка, – сказала она, даже не пытаясь скрыть насмешку. – Я не могла оставаться на этой твоей вечеринке ни минутой дольше. – Повернувшись, она торопливо прошла по коридору и стала подниматься по лестнице.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Он в одну секунду ее догнал.
– Да. Меня тошнит. Тошнит. – Она чуть ли не бегом направилась в свою комнату.
– Тогда почему ты ничего не сказала, вместо того чтобы убегать? Ты выставила меня полным дураком. Я стоял и ждал, когда ты вернешься.
– Да потому, что мне тошно от тебя. А теперь исчезни. – Она захлопнула дверь у него под носом.
Но он тут же распахнул дверь:
– Что, черт побери, ты делаешь?
– Уезжаю.
Не обращая внимания на то, что Пепе стоит от нее в нескольких шагах, и, забыв о том, что платье на ней стоило тысячи евро, Кара стянула его, едва не порвав, и швырнула на пол. Туда же последовали изысканные, в тон платью, бюстгальтер и трусики. Эти вещи запятнаны, они жгли ее, потому что их купил Пепе.
– Черта с два ты уедешь.
– Черта с два ты меня остановишь. – Кара влетела в гардеробную, полную одежды, тоже купленной для нее Пепе. Она порылась в шкафах, пока не нашла платье, которое надевала на крестины. Ее платье. Купленное на ее деньги.
Вредный голосок в мозгу подсказывал ей одеться в модные дорогие вещи, чтобы потом продать их онлайн по Интернету.
К черту расчет и практичность. К черту эти дорогие наряды.
Кара нашла свое белье, чистое и выглаженное, и натянула трусики.
– Куда ты собираешься ехать?
– Домой.
– И как ты туда доберешься? Денег ведь у тебя нет.
Она повернулась к нему.
– Не знаю! – крикнула она. – Я не знаю, куда пойду или как я туда доберусь, но главное – быть от тебя подальше.
– Если ты уйдешь, то никогда больше не увидишь ни меня, ни моих денег. Твой ребенок будет расти без отца. Ты этого хочешь?
– А зачем моему ребенку знать, что его отец – ты? Ты был бы таким же отвратительным отцом, как и мой.
– Я ничем не похож на твоего отца.
– А знаешь, ты прав. Мой отец хоть и абсолютный мерзавец, но даже он не стал бы держать своего ребенка заложником, как делаешь ты.
– Ничего подобного я не делаю. – Пепе тоже повысил голос. – Я стараюсь изо всех сил защитить нашего ребенка.
– Каким образом? Счетом в банке, к которому у меня нет доступа, – лишь одни обещания? Жестокий способ удержать меня пленницей. Неплохая история, чтобы рассказать внукам.
– Я сделаю все необходимое, чтобы обеспечить моего ребенка, чтобы ничто ему не угрожало.
– Мой ребенок? Наш ребенок? Значит, ты признаешь свое отцовство?
– Нет! – Он выругался. – Это обмолвка. У меня с языка сорвалось.
– У тебя много чего срывается с языка, – огрызнулась она.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что у тебя, должно быть, много всяких обмолвок срывалось с языка на сегодняшней вечеринке. Сколько твоих бывших любовниц там было? Десять? Больше?
Ярость от охватившего его гнева немного утихла. Он прислонился спиной к стене и оглядел ее.
– Ты… ревнуешь?
Ее ответ был мгновенным.
– Какой вздор! – Но прозвучало это уж очень подчеркнуто.
– Ревнуешь, – уверенно произнес он.
Кара сжимала в руке бюстгальтер, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его.
– Я не ревную. – Да как он посмел предположить такое? Ревновать его? – Я была оскорблена. Все те женщины… они вели себя так, будто ты принадлежишь им, почти что говорили, какой ты потрясающий любовник… Неудивительно, что меня затошнило от этого.
– Вот видишь? – На его губах заиграла улыбка. – Ты ревнуешь.
– Для меня ревность означала бы, что я питаю к тебе нежные чувства, но единственное чувство, которое у меня есть к тебе, – это ненависть. Пепе, тебе это ясно? Я презираю тебя. – Она вбежала в ванную и заперла за собой дверь.
Она совершенно не ревнует.
Совершенно.
Только сейчас Кара поняла, что кричала на него полуголая, в одних трусиках. Куда уж больше унижения.
Кара стала надевать бюстгальтер, но руки так тряслись, что она никак не могла попасть в застежку. А платье осталось в комнате.
В дверь барабанил Пепе.
– Убирайся! – крикнула она. – Оставь меня в покое.
– Я никуда не уйду.
– Тогда я не выйду, пока ты не уберешься вон.
– Тогда тебе придется просидеть там очень долго. Вечно, если понадобится. Потому что я никуда не уйду. – На этот раз в его голосе уже не было слышно ни налета веселости. Лишь мрачная решимость.
Пусть ждет. Пусть ждет вечно. Пусть он…
Терпение не являлось сильной стороной Пепе.
– У тебя всего десять секунд, чтобы открыть дверь, или я ее сломаю. Десять.
Это уже слишком.
– Пепе, оставь меня в покое.
– Восемь.
Да он не шутит.
– Семь.
Слезы, которые она сдерживала целый час, вырвались наружу. Заставить себя не плакать она не могла. Так же как не могла заставить его не ломать дверь.
– Четыре.
Соленые струйки текли по щекам подобно водопаду. Дрожащими руками Кара отперла дверь.
Глава 10
Гнев, от которого у Пепе закипала кровь, исчез, стоило ему увидеть Кару – она стояла и плакала, сжимая в руке бюстгальтер, и, кроме трусиков, на ней больше ничего не было.
Инстинкт и еще одно чувство, более глубокое и не поддающееся определению, заставило его подойти к ней и обнять.
– Ш-ш, – прошептал он, опустив голову в пышную пену ее волос и подняв глаза к потолку. – Пожалуйста, не плачь, cucciola mia .
Она не сделала ни малейшей попытки сопротивляться, а просто прильнула к нему своей полной грудью и так отчаянно рыдала, что ее хрупкое тело сотрясалось.
Впервые Пепе не возбудился. Рыдания Кары буквально разрывали ему душу, чтобы думать о чем-то еще. Все, что он хотел, – это успокоить ее, унять ее слезы.
Он помнил, как встретил Кару в первый раз. Казалось, что это было так давно, а на самом деле с тех пор прошло всего несколько лет. Это случилось за пару недель до свадьбы брата и Грейс. Кара приехала к ним, чтобы помочь в подготовке к свадьбе, и Лука уговорил Пепе провести время всем вместе, чтобы Кара не чувствовала себя третьим лишним. Поскольку она была важной частью жизни его невесты, Лука хотел, чтобы она по достоинству оценила гостеприимство Мастранджело.
Кара не впечатлила Пепе. Он привык к сильным, уверенным женщинам, а единственное, что могло привлечь в Каре, – это цвет ее волос. Во всем остальном она была абсолютно неинтересной. Практически находилась в тени Грейс. Она говорила с ним и Лукой лишь когда к ней обращались, да и при этом исключительно односложно. Он счел ее угрюмой и неотесанной.
По мере приближения свадьбы Пепе увидел другую ее сторону. А в день свадьбы – он был шафером, а Кара первой подружкой невесты – Кара с удовольствием болтала с ним так же легко, как и с Грейс.
Но больше ни с кем.
Он понял, что она вовсе не угрюмая, а просто болезненно стеснительная. Ей необходимо время, чтобы преодолеть свою нервозность при общении с кем-либо. Когда же ей это удается, то она становится превосходным собеседником со своеобразным чувством юмора, что ему очень нравилось. В ней чувствовалась такая незащищенность, какой не обладала ни одна из его любовниц. Но… она была ближайшей подругой Грейс, и поэтому тяготение к ней он подавил.
Он не станет увлекаться ранимыми женщинами, как бы сексуально они ни выглядели.
Тем не менее он с удовольствием находился с ней рядом, когда она бывала на Сицилии, и проводил время в совместных развлечениях вчетвером: Лука, Грейс, Кара и он.
Пепе сразу понял после исчезновения Грейс, что Кара знает, где найти ее подругу, и найдет способ ее отыскать. Прошел не один месяц – и никаких следов Грейс, и Пепе не мог больше спокойно наблюдать, как его брат буквально превращается в развалину. Поэтому, подавив приступ совести, он отправился к Каре, единственной женщине, которую поклялся никогда не соблазнять.
Он провел с ней лучший уик-энд в своей жизни. Эти воспоминания не переставали преследовать его.
А сейчас она здесь, снова в его объятиях. И прижимается к нему голой грудью. Ее грудь вкуса нектара…
Кровь бурлила в его жилах, все чувства были обострены до предела от ее запаха, от животного желания обладать ею.
Он не хотел вспоминать, какой страх охватил его, когда она убежала с вечеринки. Исчезла в ночи.
Он не хотел думать о сдавившем грудь холоде, когда шофер вез его по темным улицам Монмартра, думать о том гневе, который он испытал, увидев, как этот олух таксист тащит ее к машине.
Пепе ненавидел и презирал насилие. Он вырос среди насилия – разумеется, не в своей семье, но среди отцовских знакомых такие были.
Повзрослев, Пепе поклялся, что никогда не допустит, чтобы разногласия устранялись при помощи кулаков. Даже когда острие ножа разрезало ему щеку, он не стал мстить, не ответил ударом на удар.
Но когда он увидел таксиста, то ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не наброситься на него и не стереть в порошок.
Кара замерла, ее горячее дыхание проникало сквозь ткань его рубашки.
– Я… мне надо что-нибудь на себя надеть. – Кара сделала движение, чтобы отстраниться. Это снова происходит… эта слабость в теле, это рабское желание, проникающее в каждую пору. Отстраниться ей не удалось – Пепе слишком сильный.
– Ты никуда не уйдешь.
Кара ненавидела себя за дрожь, охватившую ее. Перед глазами возникли все его женщины – они словно выстроились в ряд и весело махали ей, радостные оттого, что он их выбрал и использует, а они в свою очередь используют его. Никакой романтики. Романтике нет места в любовных связях Пепе.
Она дура, вот кто она, а ведь когда-то гордилась, что не восприимчива к его шарму.
Все это ложь. Он ведь никогда не выказывал ни малейшего интереса к ней, а если и флиртовал, то точно так же, как с любой другой женщиной, на которую бросал взгляд. И лишь когда ему потребовалось получить от нее что-то…
А она-то ликовала, поверив, что их сексуальная притягательность была взаимной. Она доверилась ему, почувствовала себя с ним в безопасности. Сейчас она так не чувствует, даже прижатой к его широкой груди, когда его руки обхватили ее и гладят по голой спине, когда его запах… запах Пепе проникает ей в ноздри.
Слезы рвали душу. Внутри – пустота. Но… эта пустота постепенно заполнялась чем-то, что она судорожно пыталась не впустить. Тепло… сладкое, сладкое тепло. Оно отбрасывало прочь мучительные образы тех других женщин, пока не возник единственный образ, вытеснявший пустоту и боль внутри. Это был… он, Пепе.