Это было уже слишком. Люся прищурилась и огрызнулась:
– Ладно, ты сам дурак, на всю голову тронутый, но коня-то не позорь! Хочешь дальше выделываться – воля твоя, но жеребца обижать не позволю! Он всяко поумней хозяина будет.
Верный тряхнул гривой и пристукнул копытом, словно соглашался.
У Лю Дзы в глазах промелькнуло что-то этакое, непонятное, но от своего решения он не отступил. Склонился, подставил скрещенные руки и предложил:
– Пожалуйста.
Дескать, залезай, лисица-сестрица.
– А ты?
– Этот простолюдин не настолько неотесан, чтобы предложить небесной госпоже ехать с ним на одном коне, – отрезал командир Лю голосом отнюдь не смиренным. – Жалкий крестьянин поведет жеребца в поводу.
– И мы до той горы через месяц доберемся! – взвыла Людмила, теряя всякое терпение. – Спятил? Или тебе не надо… что там тебе надо? Воевать? Восставать?
Повстанец ответил равнодушным пожатием плеч: мол, правила приличия – превыше всего. Но Люся вдруг почувствовала себя настоящей хулидзын – властной, коварной и бесстыжей. И приказала тоном, не подразумевающим возражений:
– Мы поедем на одном коне. Я – спереди, ты – сзади. Я все сказала.
И протянула ему сверток со своими невеликими пожитками, чтобы приторочил к седлу. А потом, не дожидаясь помощи и демонстративно игнорируя подставленные ладони, сама взгромоздилась на Верного, усевшись впереди седла по-дамски, боком. Перспектива отбить и стереть себе все за несколько часов скачки по горам и долам ее совершенно не прельщала.
Люся даже не заметила, как невозмутимый Лю Дзы вспрыгнул в седло позади нее. И тем паче невдомек ей было, что, когда он протянул руки, чтобы подхватить повод, не был Пэй-гун ни равнодушным, ни невозмутимым. Это только самозваной хулидзын казалось, что, даже сидя с нею на одном коне, мятежник остается холодным и отстраненным, словно не три шага даже между ними, а три версты. Или, по китайским меркам, шесть ли.
А путь до горы, где в храме Матушки Нюйвы ждала сестру Татьяна, был еще ой как долог…
В момент наивысшего душевного смятения она всегда переходила на французский. Гимназическая привычка брала верх, и с языка срывались гортанные слова, вызубренные из соображений юношеского протеста против самоуправства взрослых.
Князь глядел на девушку сверху вниз своими черными бесстыжими глазами и молчал, точно терпеливо ждал, пока пленница одумается и начнет наконец-то радоваться своему «счастью».
– Le con! – взвизгнула Татьяна и со всего маху влепила Сян Юну звонкую пощечину.
Ничего подобного генерал, видимо, в жизни своей не испытывал. В его мире женщина никогда не посмела бы ударить мужчину-аристократа.
Следующий замах генерал перехватил на полдороге от своей щеки. И еще один, только с другой стороны, – тоже. В конце концов, он был воином и с раннего детства учился отражать нападение и отводить удар меча.
– Что ты такое сказала и почему дерешься? – с интересом спросил он. Без всякой злости. Словно разглядывая новый вид кузнечика или бабочки. Исследователь чертов!
– Потому что ты похитил меня, скотина! – прошипела Татьяна. – Украл меня, понимаешь? Словно я вещь!
– Ты же хотела встретиться с сестрой, с хулидзын, – с притворной улыбочкой заявил Сян Юн. – Думаешь, она сама тебя найдет?
– Ее братец Лю Дзы отыщет, он мне обещал! – воскликнула Татьяна, обиженная из-за такого несерьезного отношения к ее правам. И попыталась пнуть негодяя по лодыжке, точно хулиганка.
Зря она напомнила о предводителе мятежников, но было поздно. На скулах древнего генерала заиграли желваки, меж бровями прорезалась гневная складка, а глаза налились дурной кровью.
– Соскучилась, значит, по братцу Лю? – спросил он почти беззвучно, одними губами. И сделал шаг вперед. Ближайшая цель читалась прямо по лицу Сян Юна, не нужно было быть ясновидцем. Сейчас этот зверь в человечьем обличье повалит на землю, разорвет одежду и…
Утробный страх, зародившийся где-то внизу живота, парализовал Таню. Животный инстинкт истошно кричал: «Беги!» – но ее ноги стали вдруг совершенно ватными. Она уже видела себя лежащей на земле, под озверевшим от похоти мужиком, растерзанной, растоптанной, уничтоженной. И душа ее, стремясь сберечь себя от разрушения, удивительным образом отделилась от тела, маленькой птичкой взлетела повыше и уже оттуда стала наблюдать, как Сян Юн придвинулся вплотную, схватился за отвороты ханьфу, собираясь одним движением сдернуть его с плеч.
Горячие и твердые, точно раскаленные гвозди, пальцы Сян Юна коснулись обнаженной кожи на шее девушки. Словно он тавро ставил, клеймил собственность, так было больно. Но эта боль неожиданно отрезвила.
– Прокляну, – шепотом сказала Татьяна, глядя генералу прямо в глаза, зрачок в зрачок. – Прокляну на семь поколений вперед. А ты, если тронешь меня, умрешь, опозоренный и всеми брошенный.
И так зловеще это прозвучало, что Сян Юн вздрогнул и невольно отстранился.
– Тебя загонят, как зверя, и ты сам перережешь себе горло, – продолжала Таня, чувствуя себя во всех смыслах Кассандрой на развалинах Трои. – А потом тело твое рассекут на пять частей и…
– Замолчи!
Жестокие слова небесной девы сразу охладили любовный пыл генерала. На то и был расчет. Вовремя вспомнился Сыма Цянь и описанная в его «Исторических заметках» трагическая судьба чуского князя. И подумалось внезапно: «Что, если Кассандра тоже была из будущего?» – но Татьяна отогнала эту странную мысль. Участь древнегреческой пророчицы ее не прельщала совершенно.
– Это твое пророчество, Тьян Ню? – спросил генерал уже совершенно иным тоном. – Такую судьбу ты мне предрекаешь?
– Если тронешь меня, так и будет, – отрезала она. – Яшмовый Владыка не для того послал меня на землю, чтобы ты, словно какой-то разбойник, тешил свою похоть.
– Ты ведь могла улететь, но не улетела. – Сян Юн растерянно пожал плечами. – Я решил, что ты не против.
«Ну что, старый дурак, хороший образ у тебя получился? – взвыла Таня, мысленно обращаясь к Ли Линь Фу. – Долетались!»
– Теперь ты точно знаешь: я – против! Верни меня обратно в деревню. – И, подумав, добавила: – Пожалуйста. Мы ведь были друзьями.
Сян Юн задумчиво потер укушенное место. Словно ему так уж сильно больно.
– Нет, Тьян Ню, друзьями мы не были. Мужчина и женщина не могут быть друзьями.
– Неправда! Предводитель Лю… – заикнулась было девушка. И тут же сама себя за язык укусила. Не стоило снова поминать это имя, ох не стоило. Сказано, язык мой – враг мой.
Генерал зло прищурился. Если секунду назад он еще колебался, то теперь принял окончательное решение и его не изменит даже под страхом казни.
– Хватит болтать. Давайте, прекрасная госпожа, я вас подсажу, и мы продолжим наш путь. Вы поедете в седле, а я – сзади. Для надежности.
И ладонь подставил ей под ногу, как ступеньку, давая понять – дискуссия окончена.
– Я никуда с вами не поеду, – твердо сказала девушка и отступила на шаг.
Сян Юн какое-то время глядел на нее задумчиво, но позы не менял.
– Ну и? Почему вы стоите и не улетаете? – полюбопытствовал он. – Я же вас не держу.
«Ли Линь Фу, ты – старый маразматик», – подумала Таня. В то же время она лихорадочно искала логичное объяснение нарушению своих аэродинамических свойств. И нашла.
– Я могу летать только возле храма моей богини, где исходит ее благодать. В остальных местах Поднебесной я хожу по земле, как обычная женщина. Иначе Яшмовый Владыка послал бы меня к людям в виде облака или птицы.
– Понятно, – безропотно согласился Сян Юн и добавил строже и серьезнее: – Тогда и поступайте как обычная женщина: не спорьте с мужчиной, не перечьте и подчиняйтесь.
Он просто подхватил Татьяну под локоть, просунул ладонь под пятку и закинул в седло, а затем с невероятной легкостью и быстротой вскочил на круп коня. Левой рукой генерал обвил ее талию, другой держал повод. Как бы там ни было, а сила этого человека потрясала воображение. Совсем ведь недавно трупом бездыханным лежал, вчера хромал, и наверняка сейчас у него болит каждая косточка. Но ничего, кроме ледяного спокойствия, на лице не отражается.
– Поехали домой, друг мой Серый.
– Генерал! Так нельзя! – бессильно возмутилась Таня.
Но вместо ответа Сян Юн уткнулся носом ей в затылок, звучно вдохнул и проворковал:
– Ваши волосы мягче даже совиного пуха. Я так и думал.
Девушка тут же притихла и замерла, не рискуя снова возбудить в чуском князе грубую страсть.
– Почему они такие короткие?
– Так надо!
– Отрастут хоть?
– Обязательно.
– Тогда я хочу дождаться, – удовлетворенно мурлыкнул Сян Юн.
«Черт! Я опять сболтнула лишнее, – мысленно шлепнула себя по губам Таня. – Что ж я теперь этого висельника буду целый год терпеть?»
И вдруг генерал издал какой-то дикий вопль и пришпорил Серого. Навстречу по дороге скакали вооруженные всадники в доспехах и с узкими белыми флажками на длинном древке за спиной. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто они такие. Соратники Сян Юна, конечно. Они быстро приближались, издавая радостные вопли.
– Вот дерьмо, – сказала Таня по-французски.
Ее последняя надежда как-нибудь сбежать из-под опеки генерала Сяна, пока они не отъехали от храма Нюйвы слишком далеко, растаяла окончательно и бесповоротно.
Люси
Они проехали… ну, много, наверное, проехали. Люсе было сложно оценивать расстояние на незнакомой местности. Она по праву гордилась умением ориентироваться что в незнакомом городе, что в безлюдной глуши, неплохо читала карты и даже умела брать азимут. Папенька поощрял эти недевичьи наклонности. Умилялся, помнится, первооткрывательницей называл, когда маленькая Люси торила новые тропы в зарослях бурьяна на берегу сонных речек и прудов в благословенном и далеком детстве. И отроковицей мечталось Людмиле не о балах и раутах, кухаркиной дочке все равно недоступных, а о покорении диких земель и усмирении папуасов. Или эскимосов, не суть важно.
Знать бы тогда, что осваивать придется Древний Китай, а покорять – доисторических китайцев! Особенно одного конкретного аборигена. До дыр зачитанные в отрочестве Майн Рид с Жюлем Верном и в кокаиновом бреду не смогли бы вообразить такое путешествие за край света, какое выпало двум русским девушкам.