б) непосредственно в нижнем течении к северу от пробивки реки Буг.
Пребывание полевых караулов до 1/25 часа после рассвета.
2) Необходимо немедленно предоставить штурмовую группу в силе взвода восточнее дома у центральной дороги для немедленного вмешательства.
На русской стороне не происходило никаких действий.
Подпись(неразборчиво)
Нарком Г. Б. Меркулов в записке, направленной 21 июня 1941 г. Сталину, Молотову и Берии, приводит текст беседы двух иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня: «– Здесь все беспокоятся – война, война. – Да, да. Русские узнали».
21 июня Молотов через советское посольство в Берлине пытался связаться с германским правительством, однако безуспешно. Ответы Деканозову (послу СССР в Германии) немецких чиновников о том, что Риббентропа нет в Берлине, где он и когда будет – неизвестно, не могли не насторожить Сталина и Молотова.
Из книги «Через три войны» Тюленева И. В., в 1941 г. командующий Московским военным округом:
«…В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:
– С вами будет говорить товарищ Сталин…
В трубке я услышал глуховатый голос:
– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?
Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня.
В ответ услышал:
– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.
В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии. Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину…»
Как оказалось, все дороги в Управлении вели в столовую – именно там меня нашел Шаров. Он сообщил, что начальство отпускает взвод на отдых в крепость. Можно расслабиться, сходить в баню и город, но мы можем потребоваться. Поэтому дежурный по полку должен знать, где кто находится.
Когда я довел это своему личному составу, он просто ликовал. Полноценный отдых в казарме на чистом и свежем белье, баня, вечерние танцы с девушками! Кого это не обрадует в неполные двадцать лет, когда ты только что вышел из боя?
А вот меня это совершенно не устраивало. То, чего я стремился избежать, случилось – войну мы встретим в крепости. В самой ее заднице. Весело, прямо хохочу во все горло… Парни вон улыбаются, предвкушая сладости жизни, не понимая, что завтра начнется война и мы будем топливом для костра истории. Мне же так совершенно не до смеха. Готовились, делал что мог, а вот избежать своей участи не удалось. Все же надеялся на лучшее. Кто-то там, наверху, явно решил сыграть от противоположного и подсунул свинью. Чтобы не расслаблялся. Ну, да ладно, не из таких переделок выбирались. Я кое-что по истории обороны крепости помню, попробуем сыграть с судьбой краплеными картами.
По дороге в крепость попросил остановиться у дома Самуила Абрамовича. Надо было взять остатки своего заказа и договориться о встрече с Мишей. Переговорив несколько минут, рассчитавшись и забрав заказ, я уже собирался идти к машине, когда меня остановил хозяин дома. Взяв за руку, Самуил Абрамович отвел меня немного в сторону и попросил еще немного задержаться.
– Вова, скажите, вы в курсе, что завтра утром все начнется?
Я был шокирован этим заявлением старого еврея. А он не успокаивался и продолжал:
– Вова, вы не обижайтесь на старого еврея. Я так много прожил, что мне уже не страшно. Можете не скрывать. О том, что война начнется завтра, знают все, кроме ваших умников, твердящих, что ее не будет.
– Да, я в курсе.
– Вы хороший человек. И не боитесь этого скрывать. Порой мне хочется быть моложе, но, увы, время берет свое, и я уже не так молод, как хотелось бы. Хочется побыть искренним и чистым. Я к чему веду. Вы будете стрелять в немцев, они будут стрелять в вас из своих больших пушек. В итоге, как всегда, пострадают евреи. Знаете, на войне убивают, и мне страшно, как и любому человеку, расстаться с жизнью. Но на все воля господа. Нам немцы, я думаю, уже ничего не сделают. Мы уже старые и больные, прожившие свое. Жалко молодых, здоровых и красивых, таких, как вы. Мы бы хотели вам помочь и предложить свою помощь. Вы можете спрятаться у нас. Есть такое место, где вас никто не найдет. Вы там можете прятаться, пока не вернутся ваши.
– Спасибо, Самуил Абрамович, но я вынужден отказаться. Каждому свое. Каждый должен делать то, что ему предназначено. Мое дело – Родину защищать, а не прятаться по подвалам.
– Глупо это. Родина там, где вам хорошо. А страны могут быть разными. Поверьте, я знаю, что говорю. Ну, да вы сами решите, что вам нужно. Просто знайте, что на нас вы всегда можете положиться и найти здесь кров и пищу.
– Спасибо, я это ценю. Мне хочется вам тоже кое-что сказать. Уезжайте отсюда как можно быстрее и дальше. Лучше, не мешкая, прямо сейчас.
– Увы, спасибо, но мы этого не сделаем. Останемся здесь, где прожили столько лет. Да, я еще хочу вас, Вова, предупредить. Я знаю. Вы очень сильно наступили на мозоль некоторым полякам, и те решили вас убить, так что поостерегитесь. Вас ищут. Мы вас не выдадим, но другие это сделают. Из мести или корысти. В том числе и наши. Они уже приготовили шампанское для «освободителей» и примеряют парадные костюмы. А некоторые присмотрели вещи тех «восточников», что у них углы снимают. Так что никому не верьте и смотрите за спину.
– Спасибо на добром слове.
– Это такая мелочь, что она ничего не стоит. Кстати, совсем забыл вам сказать, что поделать, совсем старый стал. Наш ребе хотел бы с вами встретиться. Вы как, не против? Когда сможете и где вам удобно?
– Не против. Давайте у вас сегодня вечером часов в семь-восемь.
– Договорились, будем вас ждать. Про Мишу не беспокойтесь, он тоже будет вовремя.
На этом мы расстались.
День выдался теплым, безоблачным и тихим. Солнце припекало. Крепость жила своей жизнью. Кто-то копался в стоящих в парках авто и бронетехнике, другие чистили орудия, готовясь к завтрашнему смотру. Кто-то маршировал по плацу, а кто-то сидел на лавочке под окном или в курилке, отдыхая и наслаждаясь отличным деньком.
Выгрузившись из автомашин, бойцы ушли в Арсенал, предвкушая встречу со знакомыми и баню. Водителей я предупредил о полной заправке машин ГСМ, дополнительном топливе, масле и запчастях. На них у меня были другие планы – если самому не удается, так хоть других спасу. После бани парни уедут на своих автомашинах в лагерь и там останутся. А дальше как судьба ляжет.
Для оформления необходимых бумаг мне пришлось в сопровождении водил посетить штаб 31-го автобата. Зашел с оружием, рюкзаком, в пропыленной дорогами форме. Среди тех, кто мне встретился по пути, был и Козлов, удивившийся моему воинственному виду. Мы с ним дружески поздоровались, переговорили накоротке. И он меня проводил к комбату – майору Минакову Якову Дмитриевичу. Мы с ним были знакомы – я его приглашал на обмытие должности. Обговорив и подписав мою заявку, комбат вызвал своего заместителя по снабжению техник-интенданта 2-го ранга Малыгина Александра Петровича и дал указание всем обеспечить. Тем более, что у них были договоренности с Управлением НКГБ по обеспечению закрепленных за нами машин. После ухода зама Яков Дмитриевич стал расспрашивать о нашей деятельности, о делах в семейном лагере. Что можно, я ему рассказал. Кроме всего прочего, я попросил обеспечить водителей бланками путевых листов, командировочными удостоверениями и справками о прохождении службы. А также снабдить бойцов оружием и боеприпасами. На вопрос: «Зачем?» ответил, что нам предстоят большие разъезды по Белоруссии и, возможно, участие водителей в боях. Достав из планшета блокнот, сделал несколько записей и, молча, дал ему прочитать. Удивившись, Минаков прочитал написанное. А потом задумчиво посмотрел на меня:
– У тебя с головой все в порядке, лейтенант? Может, врача позвать? От переживаний, оно знаешь, бывает.
– Спасибо, не надо! Я себя отлично чувствую. И прошу поверить написанному, – забирая у обалдевшего майора свой блокнот, ответил я.
– Так это правда?! Когда?
– Сегодня ночью. Под утро часа в четыре, может раньше.
– Нас никто не оповещал. Может, ты паникуешь? Это не дезинформация? Откуда известно? Кто об этом еще знает?
– Никто и не будет оповещать. Если и сообщат, то будет поздно. А знаю я об этом от пленных. Сведения перепроверены по нескольким источникам. Но никто из старшего командования не верит! То, что я вам сообщил, – нарушение и инициатива с моей стороны. В любом случае принимать решение вам самому. Если есть возможность заранее скрытно вывести технику из крепости в место сбора по тревоге – выводите. Пока время есть. Потом будет поздно. Если ничего не случится, вернетесь назад. Я свой долг перед своей совестью выполнил. Вас предупредил, а вот ответственность за принятие решения лежит на вас. Как вы сделаете, так и будет.
– Машины для кого? Для вас?
– Нет, для семейного лагеря, – я не стал скрывать правды. – Мы останемся в крепости. И будем здесь до вызова из УНКГБ.
– А как же тогда будете добираться туда сами?
– Надеюсь, что вы поможете и выделите еще пару машин.
– Ну, ты, лейтенант, и нахал!
– Мне деваться некуда. Если начнется, семьи надо вывозить в глубь страны. Пешком они далеко не уйдут – немцы или авиацией, или артиллерией достанут. А на машинах у них хоть какой-то шанс появится. Кстати, ведь в лагере и ваши семьи есть. У вас же предусмотрен автотранспорт для эвакуации, вот и направьте его туда дополнительно. Или зачтите выделенный нам.
– Не учи ученого. Транспорт мы тебе дополнительный выделим. Машины, что уходят в лагерь, обеспечим всем необходимым. И даже сверх того дадим. Тебе еще что надо от нас?
– Спасибо. Остальное у нас есть. Если успеете, вы бы с машинами денежные аттестаты и справки на каждого члена семей, что в лагере, отправили. Я думаю, они им пригодятся в случае чего. И от батальона старшего на машины было бы неплохо. Чтобы вашим семьям помог.
– Сделаем. Спасибо тебе, лейтенант. Живы будем, рассчитаемся.
– Не на чем, – пожимая на прощание руку комбату, ответил я.
Идя через плац, я думал о только что состоявшемся разговоре. В той истории, что я знал, все автомашины и почти весь личный состав погибли в первые же минуты боя за крепость. Ни одна автомашина не успела выехать из автопарков, расположенных здесь, внутри крепости, и на берегу Мухавца возле Брегитских ворот. Личный состав погиб, сражаясь в своих казармах, а затем в подвалах Арсенала, куда перебрались остатки батальона и члены семей командиров. Если майор Минаков мне действительно поверил и выведет хотя бы часть батальона, то уже это можно считать счастьем.
На этом останавливаться я не собирался. Есть еще мой полк и его отличный командир. Вот к нему я и направлюсь, как только приведу себя в порядок, а то пить хочется до безобразия. Вот, кстати, какое странное дело, вроде бы недавно организм почти не требовал воды, а сейчас все чаще хочется пить. Причем не просто воды, а сладкой. И побольше сахара или меда в стакан. Ну, тут всего пару шагов по плацу мимо клумб с цветами – и я у себя в отсеке. А там большая емкость с водой – мне должно хватить. Моим мечтам о воде сразу реализоваться было не суждено.