– Уразумел, Гена? Так что думай. До вечера у тебя время есть.
Чего ж тут не «уразуметь»? И думать мне особо не о чем. Это если бы Радиков хронобраслет в самом деле сломался, тогда да. Тогда покумекать ох как хорошо следовало бы о случайно встреченной женщине, с которой мне тепло и покойно. А так – не судьба. Другая у меня цель, другая задача. Пересеклись наши курсы на миг и вновь расходятся. Их – по течению, в будущее, мой – бейдевинд.
К вечеру аккумуляторы были заряжены, и я готов в путь. Ирина пыталась меня не отпускать, причитала – «Куда же ты, на ночь глядя?». Они даже полаялись с дочкой слегка. Но голос Александры был решающий в этой семье. Я попрощался и ушёл.
Уже внизу, во дворе, Ирина меня догнала. Сунула в руки конверт:
– Возьми.
Я заглянул внутрь. Деньги! Не так уж и мало, тысячи две. Запротестовал:
– Ты что! Не надо.
– Возьми. Пригодятся.
Сжала упрямо губы, руки за спину убрала. Не переубедишь. Опять видела перед собой того, давно умершего? Что у них произошло? Не знаю, да и не моё это дело. Но обижать нельзя.
Предупредил её честно:
– Я не смогу вернуть. Скорее всего, мы никогда больше не увидимся.
– Знаю.
Во дворе темно было, и небо в тучах, луны нет. Но я всё равно увидел, что глаза Ирины полны слёз.
Глава 5. Зима, 2007
Ирина правильно говорила – её конвертик пригодился. Путешествовать в прошлое, когда с деньгами напряга нет, значительно проще. Варианты появляются. Идею добраться до две тысячи первого дешёво и быстро я отбросил сразу же – синяки от лопаты до сих пор не сошли. А если бы дачка не толстяку принадлежала, а соседу его, шахтёру? Может, уже и закопали бы Гену. Нет, лучше путешествовать медленно, но наверняка.
Новый мой план был полной противоположностью предыдущему. И претворять в жизнь я его начал, едва с Ириной простился. Из слякотной октябрьской подворотни «прыгнул» в лето. А дальше – пошло-поехало! Зачем прятаться ото всех на заброшенных дачах, мёрзнуть, спать на голом полу? Опыт показал, что толку от этого – чуть. Мне ведь важно людям на глаза не попадаться, когда «материализуюсь». И когда «исчезаю», но это не так принципиально. А пока я ТАМ, меня всё равно никто не видит! Зашёл в магазин, в музей, да хоть в контору какую, и сиди, грейся. И кушать можно между путешествиями не всухомятку, консервами и колбасой давиться, а по-человечески, в столовой.
«Зимовать» удобней всего оказалось в театре. Там столько закоулков укромных! И почти всегда пусто, народ толпится только перед началом спектакля и после. Ну, ещё в антракте. А остальное время – театр в моём распоряжении. Иногда я так удачно выскакивал, что даже спектакль посмотреть получалось. Сидишь в мягком, в тёплом, ещё и развлекают тебя. Лучший отдых от серого межвременья. Буфет, опять же. Дерут дорого, но пока в кармане хрустит, терпеть можно. «Засветился» я в театре всего дважды. Один раз уборщицу пуганул, второй – детишки полезли, куда не надо. Не верили, наверное, в бабая. Теперь верят.
Именно там, в театре, я и встретил, кого встретить не ожидал.
Я выбрался из облюбованного закутка, убедился, что никто не заметил моего «явления». Некому замечать – пусто. И в фойе пусто и тихо, хоть люстры вовсю светят. Значит, спектакль идёт. На всякий случай я заглянул в гардероб – убедиться. Шубки и куртки на вешалках висят, бабульки на стульчиках сидят, кемарят. Развернулся я и тоже в зрительный зал намылился. Наверх, на ярусы, там всегда места свободные имеются.
На первую ступеньку лестницы ногу поставил уже, когда в пяти метрах от меня приоткрылась дверь женского туалета, выпустила полнеющую крашенную блондинку лет сорока – сорока пяти в длинном синем платье, искрящемся в свете люстр.
Женщина взглянула на меня и вдруг вздрогнула, отшатнулась, будто привидение увидела. Будто хотела назад в туалет убежать и дверь за собой захлопнуть. Но не убежала, замерла на месте.
А потом у меня в мозгу что-то сухо щёлкнуло, как реле сработало. И я тоже остолбенел.
– Света?!
Губы женщины растеряно зашевелились. Говорить у неё не сразу получилось.
– Г… Гена? Я не знала, что тебя уже выпустили… А мы вот в театр приехали…
Кто это «мы», она уточнять не стала, будто всем и так известно, о ком речь идёт. Но я как раз и не знал. Ничего о ней не знал с тех пор, как развели нас, и она уехала. Продала квартиру и уехала из города. Бросила меня. Оставила один на один с зоной. Один на один с жизнью…
– Я пойду… – она прикрыла дверь туалета, сделала быстрый шаг в сторону партера.
– Света, подожди! – сам не заметил, как оказался рядом, схватил за руку. – Да подожди ты! Чего убегаешь? Что я тебе сделаю-то?
Сколько лет мы не виделись? Семь прошло, как она последний раз на свидание приходила. Нет, четыре с половиной – отсюда. Светлана изменилась сильно. Обрюзгла, оплыла, какие-то двойные подбородки, волосы красить начала. И губы дряблыми стали, дрожат.
– Гена, я знаю, я должна тебе за квартиру. Я обязательно отдам! Я тебе пришлю, найду и пришлю. У меня нету сейчас… подожди… – она полезла в сумочку, достала несколько купюр, сунула мне в руку: – Вот, больше нету, честно! Но я быстро найду…
Я не выдержал, гаркнул:
– Прекрати! Света, разве дело в деньгах? Ты же меня бросила! Представляешь, каково мне было на зоне? Я только и жил тем, что ждал свиданий с тобой. А ты – бросила. Почему?!
– Я бросила?! – из глаз у неё потекли слёзы, размазывая тушь на ресницах. – А что мне делать оставалось? После того, как ты…
– Что – я?! Ты же знала – я не виноват. Подставили меня!
– Знала. А остальные? Ты не видел, что здесь творилось, когда тебя посадили. Со мной соседи не разговаривали, подруги смотрели, как на прокажённую. Меня с работы уйти вынудили.
Светлана ревела, и грязные ручейки слёз текли по её щекам.
– Гена, отпусти меня, пожалуйста. У меня другая жизнь… Сыну три года…
Она ждала каких-то моих слов? Я молчал. Тогда она вытащила из сумки платок и, сморкаясь на ходу, пошла назад в туалет. А я смотрел на неё и видел не прежнюю королеву, а обыкновенную тётку. Стареющую пугливую наседку. И так мне жалко её стало! Вся обида, вся злость ушла. «Ничего, Света, я исправлю. Вернусь назад и исправлю. И всё будет хорошо».
Глава 6. Осень, 2006
Светлану я встретил во второй моей «театральной зимовке». А уже осенью со мной ещё одно происшествие приключилось.
Завёл я обычай – отдыхать два-три дня после «зимовки». С полным комфортом, в гостинице. Чтобы отоспаться можно было, отмыться, аккумулятор подзарядить. Гостиницу для этих целей я выбрал попроще. Четырёхэтажное кирпичное здание советской постройки, без всяких нынешних наворотов в тихом, спокойном районе. Мало людей, мало машин, неширокая улица, ведущая от центра вниз, к ставкам. Одноместные номера здесь стоили вполне приемлемо, и внутри всё выглядело чистенько, аккуратно. Удобства, опять же, в номере. Первый раз я выбирал пристанище достаточно долго и придирчиво, чуть ли не полдня потратил. Во второй раз направился прямиком сюда.
В гостинице ничего не изменилось, всё, как и год назад. Вернее, как вчера по моему времени и как год вперёд по ихнему. Вестибюль, выкрашенный в какой-то неопределённый серо-голубой цвет, фикусы и пальмы в кадках. Налево, вдоль стены – диванчики дерматиновые, столик с журналами, телефон-автомат. Направо – комнатка администратора с окошком, зев коридора, лестница.
Я подошёл к окошку, улыбнулся.
– Здравствуйте. Свободные номера есть?
Всем своим видом старался показать, какой я хороший, порядочный человек. Совершенно не подозрительный. Знаю, шрам, рассекающий левую бровь, очень мешает быть «не подозрительным». Но что поделаешь!
Не всё в гостинице осталось неизменным. Администратор была не та, что в прошлый раз. Место вежливой симпатичной девушки заняла тётка гренадёрского вида. А лицо-то, лицо какое! Как говорится, за день не… Уже и не лицо почти.
Я тут же пожурил себя. Не дал бог внешности человеку, зато душа у неё добрая. Наверное…
Хозяйка окошка смерила меня оценивающим взглядом. Процедила:
– Имеются. Будете брать?
– Да.
Она ткнула мне под нос бумажку анкеты. Даже ручку не предложила, пока не попросил. Видно, с душой Господь тоже не расщедрился.
Анкету я заполнил быстро. Сунул назад, вместе с паспортом. Тётка дотошно пошебуршила страницами, где-то в середине остановилась. Отлистала назад. Вновь придирчиво уставилась на меня. С фотографией, что ли, сличает? Да я это, я. Паспорт не фальшивый, и в розыске не числюсь. Вроде бы.
– У вас что, местная прописка? Трубная, двадцать шесть?
– Да, – я кивнул. Трубная, двадцать шесть, общежитие трамвайно-троллейбусного управления. Именно там меня и прописали после выхода из колонии. Так как собственного жилья не имею. – А что, какие-то проблемы с адресом?
– С адресом проблем нет. Но у вас тут стоит дата прописки – шестое марта две тысячи девятого года. Как это понимать?
Улыбка на моём лице стала деревянной. Нет, хуже – я весь одеревенел. Будто провалился в ледяную прорубь. Кажется, даже сердце остановилось. А ведь в самом деле, прописка у меня две тысячи девятым отмечена! А сейчас – две тысячи шестой на дворе. Как же я мог забыть об этом? «Времяплаватель», блин, «хрононавигатор»… Хроник! И как меня до сих пор не прищучили? Везло, дотошных тёток не попадалось. А теперь везение закончилось.
Она всё ещё смотрела на меня, ждала объяснений. Я пожал плечами, стараясь оставаться невозмутимым.
– Знаю. Паспортистка ошиблась. Все мы люди, никто от ошибок не застрахован. Или вы думаете, что я к вам из будущего прилетел?
Последнюю фразу говорить не стоило. С юмором у тётки-гренадёра была та же фигня, что с внешностью и душой. Галушкообразная губа брезгливо оттопырилась.
– Шутки шутить с женой будете. Почему сразу не исправили?
– Да я поздно заметил, а потом некогда было в паспортный стол сходить.
– Мужчина, вы что, издеваетесь? У вас паспорт недействителен.
– Это с какой радости он у меня не действителен?
– Потому что испорчен!
– Ой, бросьте. Для всех действителен, а для вас недействителен. Подумаешь, циферки перепутали.
Тётка вновь уткнулась в мой паспорт.
– Что значит, перепутали? Двухтысячный должен стоять? Так вас выписали в две тысячи втором.
– Нет, год и месяц перепутали. Не ноль третьего девятого, а девятого ноль третьего.
– Что вы мне очки втираете! Месяц прописью пишется.
Точно, блин! На кой я вообще завёлся с этими объяснениями? Уходить отсюда следовало, едва заминка возникла.
– Не нравится вам мой паспорт, пойду в другую гостиницу. Давайте.
Я требовательно протянул руку в окошко. Тётка тут же накрыла мой документ ладонью.
– Да не отдам я вам.
– Как это, не отдадите?
– А так. Откуда я знаю, кто вы такой? Может, шпион или террорист?
– Права не имеете, по закону. Между прочим, в самом паспорте написано: «Изымать у граждан запрещено».