Имелся еще один любопытный фактик: в школе ордена Дующих учили по четко составленному учебному плану, от простого к сложному, в полном соответствии с божественными законами, то есть с «законами природы» – как сказали бы на Земле; использовали логические умозаключения как обычный инструмент познания истины. В общем, по авторитетному заключению бывшего студента-автодорожника, имперское образование больше походило на обучение в институте или техникуме где-нибудь на безбожной Земле, чем в знакомой ему геянской магической школе. Сразу после прочтения памяти заморского мага это несоответствие покоробило Руса, усилило подозрение о коллеге-землянине. Но позже, хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что дело все же не в предполагаемом земляке, а в существовании большого единого государства (пусть и странного), которое без развитой бюрократии, без четкой системы образования, без усмирения чванливых магов (путем банального воспитания с раннего детства) – существовать не может. Однако червячок сомнения продолжал грызть мозги, своей нудной щекоткой требуя ускорить подготовку к разведывательной экспедиции. К сожалению, а может, и к счастью, ни тревожное предчувствие, ни чувство опасности Руса не беспокоили, и он не особо подгонял кораблестроителей.
Князь Кушинара, пасынок Френома, бывший Четвертичный царь Этрусии? и прочая, и прочая долго смотрел на тающие за горизонтом паруса. Насколько он смог оценить, корабли шли ходко: суконно-льняные полотна были раскрыты полностью и наполнялись ровным плотным, несомненно искусственным попутным ветром. Там было кому работать с этой стихией.
Рус свистом подозвал Воронка, рассеянно потрепал его за ушами, вскочил на довольное животное и не спеша потрусил по направлению к дворцу. Вся его закутанная в кожаный плащ фигура, расслабленная посадка, руки, лежащие на луке седла и не пытающиеся касаться поводьев (по большому счету ему не нужных), говорили о глубокой задумчивости. Охрана, и так всегда старающаяся быть незаметной, прекрасно видела это состояние хозяина и держалась еще аккуратней.
– У меня старший брат с экспедицией ушел, – произнес вдруг молодой кушинг, не скрывавший широченной довольной улыбки размером на пол-лица.
Они с пожилым напарником неторопливо ехали за князем. Старались не приближаться, но и не упускать его из виду. Одного их них послал Рид – председатель Торговой гильдии, другого Пирк – секретарь-заместитель Руса. Телохранители не были воинами, не были Следящими за Порядком, так что охраной эти люди назывались исключительно формально. Даже больше в насмешку – невезучие приказчики Тид и Тод, оторванные от привычных занятий, обижались на это громкое звание. Их основная задача заключалась в том, чтобы в случае неожиданного ухода князя в свою «зыбучую яму», немедленно сообщить об этом своему начальству.
Райгойду и главному кушинарскому купцу надоели неожиданные исчезновения своего государя, зачастую без предупреждения. Надоело гадать перед большой спальней: стучать или без толку? Можно Пирку подписать какой-либо документ или погодить? Ох уж эти божеские пасынки!
Пожилой, склонив голову набок, механически поглаживая шею своего единорога, посмотрел на напарника, не скрывая ехидства:
– И что? Что ты рот себе рвешь? Думаешь, вернется с богатством – с тобой поделится? Тогда губы-то сведи: не приведите боги, зубы свои молодые застудишь.
– Не завидуй, Тод! – ответил нисколько не обидевшийся и не погрустневший Тид. – Эти корабли сам князь благословил, они – вернутся! А будет на то воля богов, то и первая экспедиция объявится. Ты верь.
Тод, не желая отвечать, отвернулся. Через полстатера не выдержал, скосил-таки взгляд.
– Легко тебе говорить, – проворчал, глядя собеседнику куда-то в область груди. – У тебя просто брат. Есть он, нет его – сердцем пострадаешь и пройдет, делить особо нечего. Даже наоборот! – Тод поднял взор и посмотрел на Тида просветленно, будто только что вспомнил о чем-то важном. – Ты единственным наследником останешься!
Пораженный и обиженный этими словами, молодой остановился. Подобные мысли вообще не приходили ему в голову. Его серая кобыла, почувствовав перемену настроя хозяина, его обиду, недовольно гукнула. Пожилой словно не заметил этого и продолжил развивать свою мысль:
– Это у меня отец пропал: ни среди живых, ни среди мертвых – ни один жрец, ни один прорицатель его не видят. Что там случилось с тем караваном – никто не ведает. А родитель мой, как ты слышал, капитаном на «Великом Кушинаре» служил. Крепким стариком был, опытным. Ценили его. Помирать или жить – дело, конечно, сугубо личное – с этим не поспоришь, но, понимаешь, Тид, что мне обидно: надо или так, или так – твердо, четко, однозначно. Иначе – не видать тебе наследства. Я целый год не могу отцовские деньги получить, чтоб их всех Тартар проглотил, всех стряпчих! Не-э-эт, Тид, не желаю я тебе такой участи.
Через полстатера, едва не потеряв Руса из вида, они все же опомнились и наконец-таки тронулись за своим протеже.
– …а я верю, что наш князь – пасынок этрусского бога! – не сдавался молодой, нешуточно разволновавшись за судьбу брата. – Так что вернется мой Рид, не наговаривай! Проклянешь еще невзначай…
Пожилой же, наоборот, полностью взял себя в руки и лучился сарказмом.
– Как же это я смогу его проклясть, если сам великий Рус Четвертый благословил этот поход? – Язвительности у Тода могла бы позаимствовать любая проторговавшаяся купчиха, завидующая удачливой соседке по лавке.
– Ну, Тод! Ох и вредный же ты старикашка! – отвечал Тид.
Вскоре, сами того не заметив, охранники въехали на дворцовую площадь – широкую мостовую перед большим двухэтажным домом. Хвала богам, они успели заметить скрывшегося в парадных вратах дворца Руса. На этом их миссия считалась законченной. До следующего выхода князя.
Глава 11
Гелиния перебирала текущие бумаги, подсовываемые вездесущим и как-то незаметно ставшим незаменимым помощником, секретарем Таганулом. Просматривала их, стараясь вникнуть в суть документа, а не путаться в туманных канцелярских формулировках, накладывала «величайшую резолюцию» или отправляла на доработку сырой, по ее мнению, указ. Она не замечала преданно-влюбленного взгляда молодого чиновника, который старался уловить любое желание княгини и исполнить его так, чтобы она продолжала оставаться в неведении о его услуге – будто бы все исполнилось само собой.
Этого молодого человека – тиренца, бывшего раба какого-то гроппонтского вельможи – Пиренгул выделил лично. Он как раз отбирал людей для своего Альвадиса и нужны были не просто «руки», а мастера разных специальностей, как вдруг попадается канцелярист – знаток «той пергаментной кучки, которая и цветом на дерьмо похожа», как часто в сердцах восклицал князь, внешне, впрочем, ничем своих чувств не выдавая. Не выдал и сейчас, когда поразился схожести парня, несомненно тиренца, со своим блудным зятем. Разве только глаза Руса отличались глубокой серостью, как у всех этрусков, а у Таганула были обычными, карими и не такими наглыми. А так, особенно если взглянуть мельком и не придираться к широким тирским скулам, – младший брат знаменитого кушинарского князя, бывшего царя огромной Этрусии и прочая и прочая, включая мужа любимой дочери. Подозрение о происках врагов: «И с этой стороны подобрались, сыны Тартара!», – вспыхнуло и схлынуло.
Пиренгул спокойно передал новоприбывшего юношу на проверку Максаду.
– Похож! – с ноткой восхищения прошептал коронпор. – Склонность к Силе?
Пиренгул, довольно улыбаясь, отрицательно покачал головой. Редко он видел своего друга таким пораженным.
– Хорошо. Наш Исцеляющий ауру внимательно просмотрит, а я поспрошаю. В Гроппонте воспитывался, говоришь? Ошейным рабом был? А что ж он бежал так поздно? – Максад рассуждал как бы сам с собой, ожидая ответа скорее от князя, а не от кандидата на должность, которого как бы не замечал.
Князь промолчал, хлопнул коронпора по плечу и вышел из кабинета главного безопасника, который, кстати, под свою службу занял целый кальварионский трехуровневый дом без окон – бывший склад какой-то дребедени, по заключению Руса – безвредной.
Парень оказался со всех сторон чистым, и Пиренгул передал его в помощь тонувшей в бумажных делах дочери, упрямо не просящей у родного отца, опытного в делах государственного руководства, никакого содействия. И в целом она справлялась. Сильно уставала, ошибалась чаще положенного, но управляла своим городом и долиной вполне разумно. А вот в канцелярии наблюдался бардак.
– Смею предложить тебе, княгиня, – витиевато заговорил Пиренгул, приведя к дочери кандидата в помощники, – этого молодого человека. Во всем Великом Кальварионе лучшего специалиста по канцелярскому языку, от которого не только у тебя зубы ломит, не найти. – Последние слова князь проговаривал медленно: на лице парня разгоралось такое неподдельное чувство, что Пиренгул тут же пожалел о своем решении. Успел обругать себя последними словами, перед тем как обратил внимание на Гелингин: она оставалась абсолютно безразличной. Уж кто не заметил схожести помощника с собственным мужем, так это она.
«Ну и хвала богам! – успокоил себя Пиренгул. – Повезло тебе, гроппонтец. – Над пареньком действительно нависала опасность бесследно исчезнуть. Мысли князя переключились на Руса. – А зятьку, кстати, урок будет, если доченька… Тьфу, Предки! Простите своего потомка за недостойные мысли, но и пропадать от молодой жены – не дело!» Он понимал и принимал Русовы заботы по управлению Кушинаром, благодарил его за помощь в сохранении Тира – княжества с не до конца разбежавшимся населением, – за свой сохраненный венец, за свою жизнь, спасенную в нечестной дуэли; и все же, видя осунувшуюся дочурку, был зол на зятя. Ставя себя на место мужа властной княгини, Пиренгул соглашался: «Не дело бабе государством править – о семье забывать», – но сердце болело за Гелингин, а не за него. Да пусть Рус был бы даже самим Френомом! – дочь есть дочь…
Гелиния застыла, не дочитав очередную бумагу. В ее груди неожиданно поселился холод. Она вдруг поняла: сыну грозит опасность. Вскакивая со стула, отодвигая удивленного Таганула, княгиня себя почти не осознавала. Очнулась только в детской, держа на руках и прижимая к себе удивленного и спокойного младенца. Две няньки-кормилицы испуганно жались к стенке, молочный брат наследника сидел на ковре и сосал палец, с любопытством глядя на возвышающуюся над ним тетю.
– Вижу, здесь все в порядке, – выдавила Гелиния, соображая, что зря напугала простых тиренок. Тем не менее глубоко за грудиной продолжал жить кусочек льда и теперь он трясся в противном ехидном хохоте: «Что, Дочь Солнца, съела? Погоди, еще не то будет… хи-хи-хи… – Гелиния чуть с ума не сошла, пока не разобралась, что это были ее собственные насмерть перепуганные мысли. – Русчик, где ты! Ну почему тебя нет тогда, когда ты нужен больше всего на свете?!»