Скажу, что был он кирасир).
Стоит он пасмурный и пьяный,
Устал бродить один везде,
С досадой глядя на фонтаны,
Стоит — и чешет он муде.
«Ебена мать! два года в школе,
А от роду — смешно сказать —
Лет двадцать мне и даже боле;
А не могу еще по воле
Сидеть в палатке иль гулять!
Нет, видишь, гонят, как скотину!
Ступай-де в сад, да губ не дуй!
На жопу натяни лосину,
Сожми муде да стисни хуй!
Да осторожен будь дорогой:
Не опрокинь с говном лотка!
Блядей не щупай, курв но трогай!
Мать их распроеби! тоска!»
Умолк, поникнув головою.
Народ, шумя, толпится вкруг
Вот кто-то легкою рукою
Его плеча коснулся вдруг;
За фалды дернул, тронул каску…
Повеса вздрогнул, изумлен:
Романа чудную завязку
Уж предугадывает он
И, слыша вновь прикосновенье,
Он обернулся с быстротой,
И ухватил… о восхищенье!
За титьку женскую рукой.
В плаще и в шляпе голубой,
Маня улыбкой сладострастной,
Пред ним хорошенькая блядь;
Вдруг вырвалась, и ну бежать!
Он вслед за ней, но труд напрасный!
И по дорожкам, по мостам,
Легко, как мотылек воздушный,
Она кружится здесь и там;
То, удаляясь равнодушно,
Грозит насмешливым перстом,
То дразнит дерзким языком.
Вот углубилася в аллею;
Все чаще, глубже; он за нею,
Схватясь за кончик палаша,
Кричит: «Постой, моя душа!»
Куда! красавица не слышит,
Она все далее бежит:
Высоко грудь младая дышит,
И шляпка на спине висит.
Вдруг оглянулась, оступилась,
В траве запуталась густой,
И с обнаженною пиздой
Стремглав на землю повалилась.
А наш повеса тут как тут,
Как с неба, хлоп на девку прямо!
«Помилуйте! в вас тридцать пуд!
Как этак обращаться с дамой!
Пустите! что вы? ой!» — «Молчать!
Смотрите, лихо как ебать!»
Все было тихо. Куст зеленый
Склонился мирно над четой.
Лежит на бляди наш герой.
Вцепился в титьку он зубами,
«Да что вы, что вы?» — Ну скорей!
«Ах боже мой, какой задорный!
Пустите, мне домой пора!
Кто вам сказал, что я такая?»
— На лбу написано, что блядь!
И закатился взор прекрасный,
И к томной груди в этот миг
Она прижала сладострастно
Его угрюмый, красный лик.
— Скажи мне, как тебя зовут? —
«Маланьей». — Ну, прощай, Малаша. —
«Куда ж?» — Да разве киснуть тут?
Болтать не любит братья наша;
Еще в лесу не ночевал
Ни разу я. — «Да разве ж даром?»
Повесу обдало как варом,
Он молча муде почесал.
— Стыдись! — потом он молвил важно:
Уже ли я красой продажной
Сию минуту обладал?
Нет, я не верю! — «Как не веришь?
Ах сукин сын! подлец, дурак!»
— Ну, тише! Как спущу кулак,
Так у меня подол обсерешь!
Ты знай: я не балую дур:
Когда ебу, то upor amour!
Итак, тебе не заплачу я:
Но если ты простая блядь,
То знай: за честь должна считать
Знакомство юнкерского хуя! —
И, приосанясь, рыцарь наш,
Насупив брови, покосился,
Под мышку молча взял палаш,
Дал ей пощечину — и скрылся.
И ночью, в лагерь возвратясь,
В палатке дымной, меж друзьями
Он рек, с колен счишая грязь:
«Блажен, кто не знаком с блядями!
Блажен, кто под вечер в саду
Красотку добрую находит,
Дружится с ней, интригу сводит —
И плюхой платит за пизду!»
Аполлон Григорьев
ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ
Прощай, холодный и бесстрастный
Великолепный град рабов,
Казарм, борделей и дворцов,
С твоею ночью, гнойно-ясной,
С твоей холодностью ужасной
К ударам палок и кнутов.
С твоею подлой царской службой,
С тврим тщеславьем мелочным,
С твоей чиновнической жопой,
Которой славны, например,
И Калайдович, и Лакьер.
С твоей претензией — с Европой
Идти и в уровень стоять.
Будь проклят ты, ебена мать!
Николай Некрасов
Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гуттенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал «ебену мать»,
И пошли передо мною
Рожи русские писать.
Анакреон Клубничкин
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ
Спи, мой хуй толстоголовый,
Баюшки-баю,
Я тебе, семивершковый,
Песенку спою.
Безобразно и не в меру
Еб ты в жизнь свою,
Сонькой начал ты карьеру,
Баюшки-баю.
Помнишь, как она смутилась,
Охватил всю страх,
Когда в первый раз явился
Ты у ней в руках?
Но когда всю суть узнала,
Голову твою
Тихо гладила, ласкала,
Баюшки-баю.
Расцветал ты понемногу
И расцвел, друг мой,
Толщиной в телячью ногу,
Семь вершков длиной.
И впоследствии макушку
Так развил свою,
Что годился на толкушку,
Баюшки-баю.
Очень жаль, что не издали
Нам закон такой,
Что давали тем медали.
У кого большой.
Мне, наверное, бы дали
За плешь на хую.
Уж мотались бы медали,
Баюшки-баю.
Помнишь, девки чуть не в драку
Нам давали еть.
Как заправишь через сраку —
Любо поглядеть.
Да, работали на славу
Мы в родном краю,
Красным девкам на забаву,
Баюшки-баю.
Как-то раз, видно по злобе,
Нас попутал бес.
Ты к кухарке нашей Домне
В задницу залез.
Помнишь, как она орала
Во всю мочь свою?
И недели три дристала,
Баюшки-баю.
Знать, от сильного запиху,
Иль судил так рок.
Получил ты невстаниху,
Миленький дружок.
А теперь я тихо, чинно
Сяду в уголок
И тебя, мой друг старинный,
Выну из порток.
Погляжу я, от страданья
Тихо слезы лью,
Вспомню все твои деянья,
Баюшки-баю.
Плешь моя, да ты ли это!
Ишь как извелась,
Из малинового цвета
В сизый облеклась.
А муде, краса природы,
Вас не узнаю;
Знать, прошли младые годы,
Баюшки-баю.
Но когда навек усну я,
И тебя возьмут —
Как образчик дивный хуя
В Питер отошлют.
Скажет там народ столичный,
Видя плешь твою:
«Экий хуй-то был отличный,
Баюшки-баю!»
ДОЧЬ СУЛТАНА
Каждый день в саду гарема,
Близь шумящего фонтана
Гордым лебедем проходит
Дочь великого султана.
Каждый день невольник юный
Дочь султана здесь встречает,
И она, в его объятья
Бросившись, в блаженстве тает
Каждый день невольник этот,
Взяв в охапку дочь султана,
С вожделеньем ощущает
Гибкость девичьего стана.
Каждый день под кипарисом
Он ей груди обнажает
И к соскам прелестной девы
Он устами прилипает.
Каждый день султана дочка
Резво с пленником играет:
Расстегнув его шальвары,
Член оттуда вынимает.
Каждый день малюткой ручкой
Этот член она щекочет
И любовные словечки
Нежным голосом бормочет.
Каждый день в ответ на этот
Знак вниманья очень лестный
Он, стянув с нее шальвары,
Созерцает вид чудесный.
Каждый день султана дочка,
Вся от страсти замирая,
Ляжки в неге раздвигает,
Член любовника вставляя.
Каждый день любовник пылкий,
В этом райском уголочке
Наслаждаясь телом девы,
Трет пизду султана дочки.
Каждый день под ним младая,
Извиваясь в неге томной,
Яйца пленника младого
Ловит ручкою нескромной.
Каждый день она в истоме
Сладострастной замирает,
Когда чувствует, что соку
Ей в пизду он напускает.
Каждый день султана дочка,
Утолив свои желанья,
Возвращается к мамаше
Вплоть до нового свиданья…
ВАКХАНАЛИЯ
Я помню чудное мгновенье:
Она на зов явилась мой,
Томима жаждой наслажденья,
Палима страстью огневой…
Чтоб на алтарь Венеры с нею
Усердней жертву приносить,
Чтоб ласки сделать горячее,
Вино мы дружно стали пить.
И вот, когда шестую кружку
Мы осушили с ней до дна,
Я убедил свою подружку,
Чтоб платье сбросила она.
Одежда легкая упала
К ногам красавицы младой,
И обнаженная предстала
Венеры жрица предо мной.
Вид чудного нагого тела
Во мне желанья пробудил,
Я сбросил тунику и к делу
В томленьи сладком приступил.
Схватив красавицу в объятья,
Не медля ни мгновенья, стал
Нагие прелести ласкать я:
Красотку я к себе прижал,
Любуясь нежными сосками
Упругих молодых грудей,
Я мял их жадными перстами…
Но я ласкал всего нежней
Предмет, которым утоляем
Мы похоть сладкую свою,
Ту щель, куда мы посылаем
В миг сладкий семени струю.
Ключом желанья в нас кипели,
Терпеть мы дальше не могли
И на разубранной постели,
Обнявшись, вместе мы легли.
И там, желаньем пламенея,
Волненье чувствуя в крови,
Вкушать мы стали вместе с нею
Утехи сладкие любви.
Я слабое сопротивленье
Моей подружки победил
И плоть свою в одно мгновенье
В ее влагалище вонзил.
И, заключив в объятьи смелом
Красотку страстную мою,
Ее нагим роскошным телом
Стал утолять я страсть мою.
Красотка подо мной взыграла
И, сладкой похоти полна,
Меня любовно обнимала
Руками полными она…
Чем дальше, гем страстнее стали
Движенья наших голых тел,
Друг друга жарче мы ласкали,
Сильней в нас пыл страстей кипел.
С какой-то зверской дикой силой
Я перси пышные сжимал
И в прелести красотки милой
Глубоко член свой погружал.
Приятны были эти ласки
Моей красавице хмельной,
И будто в сладострастной пляске
Она свивалась подо мной…
Но вот прильнули мы друг к дружке,
Миг вожделенный наступил,
И в матку жадную подружке
Я семени струю впустил…
Всю ночь на ложе надушенном
Мы резвой тешились игрой:
Я был сатиром исступленным,
Она — вакханкою хмельной.
Едва мы похоть утоляли,
Как в нас она рождалась вновь,
И с новой силой начинали
Мы сладкую игру в любовь…
СВИДАНЬЕ
Говорит мне как-то Петя: