…А после того как Вальтер прекратил дозволенные речи, решил уточнить:
– То есть ты предлагаешь мне, выражаясь языком дипломатов, дезавуировать Хартмана?
– Можно и так сказать, – кивнул Вальтер. – Если я правильно понял, Хартман, по твоему мнению, так и не разобрался в деталях готовящейся операции русских?
– Ладно бы в деталях, – ответил Канарис. – Меня не покидает ощущение, что в его оценке этого плана упущено нечто очень важное.
– Тем более! – воскликнул Вальтер. Он посмотрел на насупившегося Канариса. – Согласен, мой план выглядит рискованным. Если наша контроперация, в разработке которой принимал самое непосредственное участие Хартман, будет успешной, или хотя бы не провальной, твои шансы остаться во главе абвера устремятся к нулю. Но ведь они и без этого, как ты сам считаешь, имеют тот же вектор направленности? Зато, если русские окажутся хитрее, чем о них думает Хартман, ты сможешь большую часть ответственности переложить на него.
Фюреру доложили, что в приватных беседах Канарис выражает сомнение в правильности действий своего первого заместителя.
Полковнику Хартману о таком никто, разумеется, докладывать не стал, но слухи о речах Канариса до его ушей, однако же, дошли, ничуть его, впрочем, не расстроив…
* * *
Коньячок, пусть и не под шашлычок – чем там его немцы закусывают? – промеж одного полковника и одного генерала пился так же вкусно. Очень. В роли полковника, пусть сейчас и без кителя, выступал не кто иной, как Хартман, а за генерала был небезызвестный нам командир танковой дивизии Ваффен-СС «Мёртвая голова» группенфюрер СС Георг Каплер, собственной персоной. После фиаско под Узловой дивизию отозвали в тыл, где она прошла переформирование и превратилась из мотострелковой в танковую. Теперь дивизия, растянув эшелоны на сотни километров, спешила к бывшему польскому городу Белосток, чтобы расстроить затевавшуюся русскими «Лисью свадьбу». Такую задачу поставило германское командование перед проштрафившимся генералом, откомандировав присматривать за его действиями Хартмана. Потому и чувствовал себя полковник хозяином положения, без стеснения дегустируя в генеральском купе трофейный французский Courvoisier многолетней выдержки. А генералу оставалось только терпеть. Перед отправкой в штабе СС ему намекнули на то, что недолго Хартману осталось ходить в полковниках, и настоятельно советовали с ним подружиться.
К чести обоих командиров, выпитый коньяк почти не отразился на их внешнем виде, разве добавил блеска глазам, да розоватости щекам, что не помешало на проходившем в штабном вагоне совещании выглядеть бодрячками.
Полковник Хартман был доволен. Только что сделанный им от имени Генштаба доклад, в котором он конкретизировал поставленные перед дивизией высшим командованием задачи, произвёл на штабных офицеров неизгладимое впечатление. Так ему, по крайней мере, думалось.
– Господин полковник, – почтительно обратился к Хартману один из офицеров, – позвольте задать вопрос?
– Слушаю вас, оберштурмбанфюрер, – любезно согласился Хартман.
– То, что для высадки десанта русские постараются захватить один из прифронтовых аэродромов – это понятно. Но почему именно этот? – Офицер указал на карте место, только что упомянутое в докладе Хартмана.
– По двум причинам, – ответил Хартман. – Первая заключается в том, что это единственный аэродром, где после налётов русской авиации не повреждена взлётная полоса. А вторая причина – вот!
Хартман театральным жестом извлёк из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и бросил перед присутствующими на стол. Когда лист развернули, он оказался копией карты захвата того самого аэродрома.
– Это карта из штаба польских бандформирований, – пояснил Хартман. – Есть ещё вопросы?
– Да, господин полковник, – теперь вопрос задавал другой офицер. – Мне непонятно, почему, согласно плана, наши основные силы вступают в бой только после того, как поляки захватят аэродром, а русские начнут высадку десанта?
– То есть вы хотите знать, зачем устраивать ловушку на аэродроме, а не уничтожить польские отряды поодиночке на марше, а русский десант, скажем, в воздухе? – уточнил Хартман.
– Именно это я и хотел узнать, – подтвердил офицер.
Хартман изобразил раздумье, потом решительно вскинул голову.
– Хорошо! Хоть я и не обязан этого делать, я отвечу на вопрос, тем более что он, похоже, интересует многих из здесь присутствующих. Давайте говорить прямо. Что получат русские в случае успеха операции «Лисья свадьба»? Белосток будет взят ими с наименьшими потерями. Это позволит русским не только закрепиться на выгодном рубеже, но и с большой вероятностью отразить возможное контрнаступление наших войск. Не исключено, что в таких условиях Верховное командование может принять решение об отводе наших войск вглубь Генерал-губернаторства, для занятия стратегически боле выгодных позиций. Это, конечно, не приведёт к поражению в войне, но может быть расценено как серьёзная неудача. Теперь рассмотрим случай, который прозвучал в заданном мне вопросе: высадка русского десанта не состоится. Оговорюсь сразу. В этом случае серьёзного ущерба ни русским десантникам, ни польским бандитам нанести не удастся. После того, как значительная часть войск, до сих пор надёжно закрывающих выходы для польских бандитов из дремучих лесов, переброшена под Белосток, гарантировать уничтожение всех банд, которые будут задействованы поляками в совместной с русскими операции, невозможно. Скажу больше: значительная их часть уйдёт обратно в леса. То же случится и с русским десантом. Люфтваффе на сегодняшний день, к сожалению, утратило превосходство в воздухе. А для того, чтобы вернуть превосходство пусть и на короткое время, у нас нет достоверных данных ни о времени, ни о маршруте полёта русского десанта. То есть можно с большой долей вероятности предположить, что значительная часть русских десантников вернётся на базу. Вы можете мне возразить, что взятие Белостока – а русские почти наверняка возьмут его и в этом случае – будет стоить противнику много дороже. Это так! Но при этом противник сохранит резервы: как минимум ту же десантную бригаду и польские бандформирования. Это опять-таки поставит под сомнение успех нашего контрнаступления. Именно этого мы с вами и не должны допустить! Именно для этого мы не будем гоняться за поляками и русскими поодиночке. Именно для этого мы соберём их в одном месте и раздавим одним сокрушительным ударом! А потом двинемся к Белостоку и будем вместе с другими частями сдерживать наступление русских до подхода основных резервов, которые сейчас спешно формируются на территории Германии. В конечном итоге враг будет разбит и отогнан на свою территорию! Победа будет за нами! Хайль Гитлер!
Лес взметнувшихся в нацистском приветствии рук и дружное «Зиг хайль!» были ему ответом.
* * *
– То есть как это захвата аэродрома не будет?! – негодующий Грот вскочил с места.
Лис при этом остался сидеть с невозмутимым лицом, а третий из присутствующих на совещании, представитель польского Генштаба, прикрикнул на коменданта Армии Крайовой:
– Сядьте, пан полковник! И бога ради не кричите, дабы не привлекать ненужное внимание.
Но Грот садиться не желал. Тон его речей остался столь же суров, хотя громкость он поубавил:
– Я требую объяснений!
– Имеете право, – пожал плечами Лис. – Тем более что как раз это я и собирался сделать. Но, право, вам действительно лучше присесть.
Уверенный тон представителя союзного командования произвёл впечатление. Грот нехотя сел, продолжая, однако, буравить Лиса глазами.
– Согласитесь, пан комендант, так нам с вами будет гораздо удобнее разговаривать, – улыбнулся Лис. – А атаковать аэродром мы не будем по причине, что план этот вспомогательный, и быть приведён в действие мог только в том случае, если бы днями раньше не оказался в германском Генштабе, куда его передал начальник Абвер-Восток полковник Хартман.
Грот перевёл непонимающий взгляд с Лиса на представителя Генштаба.
– Это так, – сухо кивнул тот. – Я подтверждаю сказанное паном союзником и объявляю случившимся крайне неприятный факт: на совещании, где утверждался план захвата аэродрома, присутствовал германский агент.
Грот с шумом выдохнул, спросил:
– Кто?
– К сожалению, это нам неизвестно, разбирайтесь сами.
Грот кивнул и обратился к Лису:
– И что теперь?
– Будем совместными усилиями претворять в жизнь основной план, – ответил тот.
* * *
Приняв сообщение, командующий ОУГВ (Особая ударная группа войск) Западного и Юго-Западного фронтов, генерал-лейтенант Борисов доложил находящемуся тут же на КП маршалу Абрамову:
– Товарищ маршал Социалистического Союза, приказ Ставки выполнен! Войска 5‑й Сибирской армии, якобы поддавшись контрнаступательным действиям противника, отошли на исходный рубеж!
– Что конвой? – спросил Абрамов.
– Доложили, что начали движение к пункту назначения.
– Отлично! – одобрил доклад командующего Абрамов, потом повернулся к стоящему рядом Холлеру:
– Итак, пан генерал, операция «Лисья свадьба» началась!
Колонна, состоящая из дюжины крытых брезентом грузовиков и шести мотоциклов сопровождения – по три в начале и конце колонны, – изрядно поколесив по просёлочным дорогам, уже в сумерках выбралась, наконец, на шоссе. Теперь скорость передвижения колонны заметно возросла, и могла возрасти ещё больше, если бы не периодические проверки на блокпостах. Однако сопроводительные документы, сработанные в спецотделе ГРУ, в которых говорилось, что колонна перевозит танковые экипажи к ближайшей железнодорожной станции для получения прибывающей туда новой техники, подозрения у проверяющих не вызывали, тем более что сидящие в кузовах танкисты вели себя шумно, постоянно над чем-то гоготали или горланили популярные солдатские песни, и всё это, заметьте, на чистейшем немецком языке! Жандармы, козыряя, возвращали документы старшему офицеру, а потом долго смотрели вслед колонне, покачивая головами. Радуются парни, что хоть на время слиняли с передовой, а ведь через день-другой им снова в бой, из которого, может, никто из них живым и не выйдет…
Колонна катила к станции с востока, а с запада к той же станции приближались первые три эшелона – ударный батальон танкового полка дивизии СС «Мёртвая голова».
К полуночи автоколонна достигла места, где шоссе раздваивалось, расходясь под углом в 70 градусов. На развилке тоже был блокпост, возле которого машины привычно остановились, но на этот раз не для проверки документов. Возникшие возле кузовов бойцы в камуфляже стали передавать танкистам оружие, дополняя их штатное вооружение ручными пулемётами, гранатами, РПГ. В конце в каждый кузов залезло по нескольку десантников, и перегруженные грузовики, жалобно скрипя рессорами, двинулись с места, уезжая от развилки по правой дороге к станции. А в районе развилки продолжились невидимые в ночи приготовления.
Спросите, откуда взялись здесь десантники, если высадки ещё не было? Из лесу, вестимо. Протопали – а точнее, пробежали – по Беловежской пуще несколько десятков километров, потом в сопровождении польских проводников тайно пробрались в заданный квадрат, проспали светлое время суток, а с наступлением сумерек принялись за подготовку к приёму десанта. Чем гуще становилась тьма, тем больше работы прибавлялось десантникам. Про автоколонну вы уже знаете. А там пришла пора расставлять по позициям прибывающие польские отряды, ну и о других задачах не забывать. Ничего, справятся. На то они и разведка 1‑й гвардейской бригады ВДВ.
Всю ночь в районе развилки продолжалась невидимая постороннему глазу деятельность, а едва забрезжил рассвет – пришло время чудес…
Бывает на рассвете минута, когда всё живое в лесу замирает, чтобы уже через несколько мгновений разразиться навстречу первому солнечному лучу разноголосым гвалтом – своеобразным гимном солнцу. В это раз всё было несколько иначе. В наступившей тишине отчётливо послышался какой-то стрёкот, нарастающий с каждой секундой. Опережая солнечный луч, над верхушками деревьев показалась странная конструкция, отдалённо напоминающая положенную набок ферму железнодорожного моста, в том числе и размерами, внутри которой в первую очередь притягивали глаз огромные баллоны, которые поддерживали в воздухе и саму конструкцию, и подвешенную к ней снизу грузовую платформу. Множество людей, занимающихся освоением отдалённых районов Западной и Восточной Сибири, на такое просто пожали бы плечами: грузовой дирижабль, эка невидаль! Но богобоязненные поляки крестились. За первым дирижаблем показался второй, за ним третий, четвёртый… Всего семь «небесных слонов» – так ещё называли этих мирных трудяг – доставили к месту высадки десанта более ста тонн полезного груза.