Тело девушки напряглось на какое-то мгновение, а через несколько секунд изогнулось дугой. Губы ее приоткрылись, и Мара глубоко вздохнула. В тот же момент Каа’Лим услышал, как кричит очнувшаяся от оцепенения душа.
Будучи свидетелем уже не первого перехода, дэйург знал, чего ожидать, но все равно еле справлялся с собой. Шерсть его встала дыбом, хвост против воли стучал по полу, а из груди вырывалось утробное рычание. Но вот чего Каа’Лим никак не мог предположить, так это того, что к ментальным ощущениям прибавятся и физические. Едва удерживая свой вес на передних лапах, дэйург буквально задыхался от боли. И к такому теперь придется привыкать. Как только Мара полностью изменится и станет полноценной шаи’аль, они будут делить свои жизни на двоих.
В коридоре послышалась чья-то легкая поступь. Владей Каа’Лим сейчас собой, он, конечно, узнал бы Лиама. Но дэйург сейчас был больше зверь, хищник, нежели разумное существо. Он защищал ту, кто была важна для него и не могла постоять за себя. Превозмогая боль, вскочив на четыре лапы, он преодолел комнату в один прыжок и замер у двери как раз в тот момент, когда эльф потянул ручку на себя.
Солнце зашло за горизонт уже несколько часов назад. Безлунное ночное небо было освещено лишь бледным сиянием звезд. Лиамиэль стоял во дворе поместья Орэна. В руках у эльфа было два меча. Он только что закончил разминаться, и по его обнаженному торсу струйками сбегали капли пота. Дыхание его было размеренным, а взгляд – сосредоточенным. Лиам готовился к тому, чтобы повторить комплекс, называемый его народом «танец тени», когда воин сливается с окружающим миром и даже перестает дышать. Движения его становятся беззвучными, и лишь большие пальцы ног во время этой связки касаются земли для толчка.
Эльфу необходимо было настроиться на окружающий мир. Глупо думать, что сила воина зависит от его мускулов, веса, силы. Все, что дарует победу, находится в голове и в сердце. Лиамиэля так учили, он так жил. Все, что ему необходимо, чтобы одержать победу в схватке, у него уже есть от рождения. Но любой задаток требует развития.
Сконцентрировав свое внимание на предстоящем комплексе, Лиам сделал глубокий вдох и, присев на одно колено, поднял оба меча, развернув их острой стороной лезвия друг к другу. Вслушиваясь в себя, Лиам все больше отстранялся от окружающей его реальности, одновременно сливаясь с ней. Мгновение, резкий толчок, отрыв от земли – и вот уже лишь отблески серебристого металла рассекают воздух. Эльфа невозможно ни увидеть, ни услышать.
Молниеносно перемещаясь из одной точки в другую, Лиам тренировался так, как было принято у него на родине. Ни один человек не сравнится с перворожденными и высшими расами в физической силе, и ни у одного из них никогда не будет такой возможности веками оттачивать свои навыки. Но все же есть то, в чем ни эльфам, ни кому бы то ни было еще не превзойти смертных. Только людей посещали мысли о том, как усовершенствовать процесс убийства. Как сделать так, чтобы убивать быстрее с минимальным усилием. До последней войны уровень военно-магической оснащенности человеческих земель настораживал даже драконов. Кто знает, с чем было связано подобное отношение к чужой жизни?
«Возможно, – думал Лиам, – люди просто подсознательно чувствуют, что смерть для них – это не конец. Ведь они могут вернуться, в отличие от таких, как я или Тарий… Что ожидает нас в конце пути? Тьма?» Лиама всегда пугали такие мысли.
Ценить жизнь – вот первая нерушимая заповедь эльфов и многих других бессмертных. Но исключения есть всегда. И как бы ни старались следовать этому правилу высшие расы, бывало, что и среди них находились убийцы. За подобное на родине эльфа наказывали смертью.
У вампиров было все сложнее: они ценили жизнь, но лишь каждый свою. Слабые отбраковывались, не доживая и до первого совершеннолетия. Правильно ли это, Лиам не знал. И не понимал, как так может быть. Ведь те же драконы, у которых дети рождались чуть ли не раз в несколько тысяч лет, берегли своих чад, как самое ценное сокровище. И не важно, рождались они сильными или слабыми. Гномы так вообще брали количеством, чем больше их, тем больше рабочих рук в клане. Ни о каких распрях и речи быть не могло, все, что мешало рабочему процессу, было вне закона. Единственное, что оставалось тайной для мирового сообщества, – это то, как жили демоны. Об этом знали разве что драконы и дэйурги. Но сколько Лиам не выпытывал у своего лучшего друга о них, тот так и не раскрыл тайну.
Опустив клинки, Лиам пытался восстановить сбившееся дыхание. Все же он непозволительно расслабился в последнее время. Необходимо восстанавливать форму, а значит, усилить тренировки Кима и Мары и заодно самому поработать над собой. И когда эльф размышлял над составлением плана предстоящих занятий, со стороны дома он услышал крик, от которого по коже побежали мурашки. Так не мог кричать человек!
По направлению звука Лиам сразу понял, что это – в комнате девушки. Не задумываясь, эльф кинулся в дом и практически взлетел на второй этаж. Краем глаза он заметил, как маг, Ким и Элфи бегут в том же направлении откуда-то из глубины дома и сейчас поднимаются по лестнице. А крик все не стихал, хотя теперь он больше напоминал рык или вой раненого животного. В несколько шагов Лиам оказался перед комнатой девушки и распахнул дверь.
Эльф невольно отшатнулся. На пороге стоял Каа’Лим. Обнажив клыки, зверь приготовился к прыжку. Глаза его светились чистой яростью и не отражали и малой доли рассудка.
– Это я, дэйург, это я, успокойся, – ровным тоном произнес эльф. – Впусти меня, я не причиню вреда, – все так же тихо и размеренно продолжал говорить эльф. Лиам, будучи эмпатом, улавливал состояние дэйурга и вкладывал в свои слова успокаивающий импульс. – Позволь мне войти, прошу, – чуть ли не с мольбой проговорил эльф.
Зверь переступил с одной лапы на другую, несколько раз моргнул и, тряхнув головой, чтобы избавиться от воздействия эльфа, посмотрел Лиаму в глаза.
«Вон!» – отчетливо услышал Лиам. Ментальный удар был такой силы, что ноги эльфа предательски дрогнули, и он упал на колени, в отчаянии схватившись руками за голову.
Ким, уже поднявшийся на второй этаж, кулем рухнул на пол, маг, тяжело дыша, держался за стену, а Элфи, словно рыжий мячик, покатился с лестницы.
«Все вон! Не заставляйте меня!»
Что именно «не заставлять», Каа’Лим уточнять не стал, захлопнув дверь передней лапой.
Отвернувшись от входной двери, дэйург на дрожащих лапах доковылял до кровати девушки и буквально рухнул на пол. Он смотрел на нее своими желтыми, холодными глазами и думал, что никогда в своей долгой жизни не было у него того, ради чего он добровольно ушел бы за Грань. И теперь, когда его шаи родится и они смогут стать одним целым, он сможет узнать значение этого странного слова «счастье».
Около восемнадцати лет назад
Тень всегда есть там, где свет. И всегда ему будет место там, куда, как все думают, хода такому, как он, нет. Если бы не было солнца, то все бы казалось тьмой. Но если осветить тьму, то разве она куда-то уйдет?
Так рассуждал Агасти, скользя по миру и ища тех, кто станет его верным помощником. Люди, может быть, и понадобятся, но что он может предложить им? Да и что они смогут дать ему? Люди – это рабы, которые тоже сыграют свою роль. Но сейчас ему нужно было то, в чем люди не помощники, – убить демона. Невозможно? «Все возможно», – говорил он сам себе, другого ответа Леос не признавал. Но оставался последний вопрос: кому и что он может предложить за помощь, которая ему сейчас была необходима?
А что больше всего могут хотеть те, кому дана вечная жизнь в одном-единственном теле? Ведь кто бы что ни говорил, но и умереть им однажды придется.
«Они захотят вернуться, они боятся раствориться за Гранью», – нашептывала ему тьма.
«Идиоты, какие же идиоты!» – отвечал ей Агасти. И тьма согласно смеялась ему в ответ…
Боль. Думала, я знаю, что это такое. Я ошибалась.
Все, что я испытывала до этого дня, было лишь ласковым касанием любящей тетушки. Боль, которая пришла в эту ночь, жгла меня живьем изнутри. Когда мне стало казаться, что я уже ничего не должна чувствовать, когда я молилась всем богам, чтобы потерять сознание, она накатывала снова, заставляя кричать все сильнее. В какой-то момент голос мой совсем охрип. Я ничего не видела вокруг (только белый туман стоял перед глазами), но слышала, как что-то хрипит у меня в груди. Не знаю, плакала ли я, наверное, да… Но как же я ждала, что кто-нибудь услышит меня и придет, чтобы помочь!
Время шло, превращая минуты в тягучую бесконечную массу, и агония моя продолжалась. Каждая клеточка пылала, все тело сводило так, что я даже не могла открыть глаза. Иногда мне казалось, что еще немного – и я сойду с ума в этой белоснежной мучительной мгле. Ни звука, ни шороха… Лишь тишина и боль. А вместо крика из горла теперь вырываются странные хрипы.
Шаи лежала на постели, одежда ее промокла насквозь, а дыхание стало прерывистым и хриплым. Часто-часто дыша, девушка практически не двигалась. Каа’Лиму казалось, что еще немного – и выдержка покинет его. Ему было страшно так, как не было никогда. Момент перехода – самый тяжелый не только для демонов, но и для других рас. Не просто так юные демоны не покидают Кайрус – Грань придает силы, помогает расти и адаптироваться к чуждому для них миру. А Мара всю свою жизнь провела в человеческих землях, постоянно болела, плохо переносила нагрузки, но держалась, как могла. Ей не пришлось бы столько страдать, находись она на родине, «мать» демонов не позволила бы.
Неужели все напрасно и последнее Серебро исчезнет?!
«Не верю!» – рыкнул дэйург и ударил своим пушистым хвостом по полу.
Она обязательно выживет, потому что она – дитя своих предков! Дом Серебряных всегда был сильнейшим. Только вот сейчас она осталась одна.
Старейшины ушли давно, устав от жизни и поняв, что настало время вернуться домой. Потом случилась война, многие молодые демоны Дома Серебряных погибли, пытаясь разорвать ритуал, что провел один жалкий человечек, возомнивший себя божеством.
Серебряных всегда было немного, а после войны осталось всего ничего… А теперь и вовсе один, точнее, одна.
«Святая Грань, – мысленно произнес дэйург, – верни мне мою шаи! Слышишь! Ты не можешь забрать ее! Я так долго был один…»
Тяжело вздохнув, Каа’Лим закрыл глаза и опустил голову на кровать рядом с девушкой. Жалобно поскуливая, огромный кот сидел в полумраке комнаты, не замечая, как за окном зарождается рассвет, раскрашивая серое небо в яркие цвета.
Не знаю, сколько времени прошло, казалось, что целая жизнь. А потом кто-то щелкнул выключатель, и боль ушла. На тот момент я думала: все, что от меня осталось, – лишь обугленные кости, если и те не сгорели в этом белом пламени. Казалось, что постарела я на целую жизнь, но стоило агонии отступить, и я почувствовала необычайный прилив сил. Это было, как если бы заново родиться, восстав из пепла.