– Она сделает для меня всё. Она моя. Моя чародейка, – подмигнув, улыбнулся принц. И, потрепав чудовище по щеке, пропел: – Убей его, милая.
Марк остолбенел.
– Ваше Высочество!
– Прости, друг, – вздохнул принц, когда девочка, выпрямившись, медленно приблизилась к графу. – Не думаю, что мне ещё нужны твои советы.
За дверьми тронного зала гвардейцы графа Марка, услышав громкий, полный боли вопль, впервые не бросились на помощь господину.
– Умница моя, – умилённо шептал принц… точнее, уже король Валентин, гладя шатающуюся от усталости девочку. – Моё ты солнышко…
* * *
После колдовства, особенно первого, нам нужна подпитка. Трикс, бог лукавства, ещё больший оригинал, чем даже принц Валентин, создавал первого из нас, вдохновляясь образом своей возлюбленной. И заготовкой взял то, что было под рукой, – мальчишку-подростка, у которого просыпались соответствующие желания.
Так что всё до неприятного просто: после колдовства нам нужен любовник, желательно сильный и изобретательный.
Мне было одиннадцать, а моё тело по-взрослому горело от желания, которого я сама совершенно не понимала и боялась до дрожи. И, не получая подпитки, сгорала от жесточайшей лихорадки.
Рядом со мной никого не было, кто бы мог помочь. Слуги боялись меня до икоты, принц, ставший королём, развлекался в столице и посылал мне кукол. А когда мне стало чуть легче, Валентин прислал мне новую горничную.
* * *
Служанка трясущимися руками положила на пол рядом с кроватью громадную фарфоровую куклу, одетую богаче, чем иные леди.
И вздрогнула, когда девочка на постели завозилась.
– М-м-миледи?
Девочка открыла глаза – нормальные, синие. Зажмурилась, прячась от яркого солнца, и шепнула:
– А где… Ханна?
Служанка прижала дрожащие руки к груди. Девочка удивлённо смотрела на неё.
– Она… у-у-уехала, – озвучила «официальную версию» горничная.
Девочка нахмурилась.
– Уехала? Куда? Не попрощалась со мной?
Горничная молча смотрела на неё и тряслась как осиновый лист. Ещё хуже стало, когда девочка участливо спросила:
– С тобой всё в порядке? Ты не заболела?
– Нет… госпожа… миледи… Я теперь вместо Ханны… Она к матери уехала… Далеко, к Туманным горам. Срочно… А меня… меня Белла зовут.
Девочка вздохнула, посмотрела грустно на свои руки, тщательно отмытые от крови, чистенькие.
– Ясно, – и широко улыбнулась. – Будем дружить, Белла? Мы с Ханной такими подругами были!.. Ой! Что это? Это мне? От принца?
Горничная кивнула, не в силах ответить. Весь замок видел, какой их юную госпожу принесли прошлым утром. И что она сделала с Ханной. Но приказали держать язык за зубами под страхом самой страшной казни.
– Принц такой добрый, – обнимая куклу, ворковала девочка. – Правда?
– Д-д-да… миледи, – смогла выпалить Белла. – Позвольте я… вас переодену… госпожа.
* * *
Одна, путаясь в реальности и в том, что мне казалось кошмаром, я потихоньку сходила с ума и теряла силы.
Принц тоже не способствовал моему выздоровлению. Он совершенно не хотел мне помочь. Он избегал меня даже касаться, более того, каждый раз с омерзением отворачивался, если я пыталась к нему прижаться. Мне необходимо было хотя бы прикосновение – в моём возрасте и его бы хватило. Но принц думал лишь о своём желании уничтожить непокорных лордов. А лорды, наверное, долго ещё сопротивлялись. Около месяца точно.
Когда же и Валентину стало очевидно, что очень скоро магия, слишком могущественная и жаркая для меня, либо убьёт его чародейку, либо я сорвусь настолько, что он больше не сможет меня ни прятать, ни контролировать, он придумал весьма оригинальное решение, успокоившее меня ещё на пять лет.
Глава 3
Друг. Из личного архива Ланса де Креси
– Мой отец бросил меня, моя мать продала меня, сестра моя, кви-кви, спасла меня, – мурлыкал себе под нос сэр Джереми, пустив коня шагом. Мотивчик услышанной в городе уличной песенки прилип банным листом, как и слова. Смысл Джереми не сильно занимал: любовь между братом и сестрой, и отнюдь не платоническую, он наблюдал не раз и не два. При дворе чего только не увидишь.
– И вместе мы, кви-кви, убежали, кви-кви…
Дальше в песню вступала неизменная злая чародейка, разлучавшая влюблённых, пока те вероломно и ловко не отправили её в печку.
Только фантазия анонимного певца из черни была способна родить такой бред.
– Кви-кви-кви, сестра моя Марличка…
Рядом в седле покачивался Ланс уже на своей лошади. За три года упорными тренировками и розгами Джереми легко сумел добиться от хамоватого босяка послушания, более-менее правильного языка и аристократической осанки. Доску мальчишке только месяц как сняли, поэтому ходил он прямо-прямо, до неестественности. Джереми не мог удержаться от смешка каждый раз, когда глядел на воспитанника. И каждый раз неизменно напоминал себе, что теперь, ха-ха, вошедшие в моду мужские корсеты пацанёнку носить будет удобнее. Сам Джереми к «дамским доспехам» никак привыкнуть не мог. Потому и слыл в свете старомодным. Хотя на самом деле вовсе не из-за корсетов.
Школа «молодёжи при свете сиятельной, отроков государственных воспитующая» герцога Арксейского появилась из-за поворота точно убийца-чернь с тесаком наперевес. Привычный Джереми только хмыкнул благожелательно: приехали. А Ланс вздрогнул и побледнел, покосившись на опекуна. Но сказать ничего не посмел. Отучили.
Внушительный каменный замок – казармы для будущих «отроков государственных» – смотрелся настоящей тюрьмой, которой, по сути, и был. Но тюрьмой дорогой и очень, очень престижной. Отцы всего королевства мечтали отправить сюда старших сыновей – всего два года «отсидки» гарантировали место при дворе, а четыре – в армии, да не в каком-нибудь арьергарде, а при штабе.
И они того стоили, эти четыре года. Джереми знал не понаслышке – лично «сидел» кадетом. И отец нынешнего герцога Арксейского не одни розги извёл о будущего командира «Алых Зубров», когда последний со товарищи сбегал в соседний со школой (а их много было тогда – соседних) бордель. Отец Джереми – канцлер при тогдашнем короле – глядел на проказы сына сквозь пальцы. Пока блудный сынок не сбежал из школы на начинающуюся войну с западным королевством Грейи. Полгода сын с отцом писали друг другу гневные письма, канцлер подключил все связи, чтобы вытащить сына из грейиской мясорубки, а Джереми перебегал из одной части в другую, из одного отряда в другой – тогда это было можно: наступление грейийцев шло как по маслу, и учёт рядовых вёлся плохо. Потом канцлеру надоело получать «похоронки», и он на Совете Лучших Родо`в отрёкся от сына, разорвав завещание со всеми вытекающими для Джереми последствиями. Сын, не особенно расстроившись, прибился к штабу, «совершенно случайно» стал адъютантом генерала-главнокомандующего – вздорный был старик – и вернулся с войны в звании лейтенанта и с титулом графа. На следующем же Совете Лучших Родо`в показал папе кукиш и выдвинул свою кандидатуру в королевскую гвардию. Удачно – сразу после турнира, который и выиграл. Конечно, рыцаря-победителя приняли. Канцлер рвал и метал, так и не простив сыну самоуправства. Мелкие каверзы гвардейца и канцлера мусолил весь двор, с крупными разбирались Лучшие Роды`. А когда семейная грызня королю наскучила, он отправил Джереми, успевшего стать капитаном гвардии, на Снежный утёс разделаться с набившими оскомину всему королевству разбойниками-драколами. Джереми вернулся через семь лет – женатый на драколке. Этого его отец не перенёс и сыграл в ящик, позабавив сына напоследок завещанием в его пользу. А вслед за ним сыграла в ящик или в горящую сосну, по традициям драколов, и жена Джереми, так и не забеременев. Но договор с пиратами, подписанный кровью и скреплённый браком, остался. Джереми дали герцогство и отправили на покой.
Но покой сэру Джереми никогда и не снился…
А начиналось всё вот с этой школы.
Откидной мост был опущен – учебный год ещё не начался. Копыта гулко застучали по доскам, взбивая пыль и далёкие, отправленные в пыльный архив воспоминания. Сорок лет назад отец привёз сюда Джереми в карете. Да и не отец вовсе – он же вечно был занят. Вместо него поехал сэр Эддард – вассал герцога и учитель фехтования юного Джереми. И так же поднята была решётка, и так же солнце играло на копьях стражи. Вот только по каменным плитам двора, выглаженным поколениями учеников, сейчас стучали копыта, а не колёса.
Этот звук – мерно-монументальный, как военный барабан, – Джереми нравился куда больше.
В школу «Золотого дворянства» запрещалось привозить домашние вещи – всё нужное ученики получали уже здесь. Потому вслед за Джереми и его воспитанником не вкатили телегу с сундуками, и даже запасная, навьюченная поклажей лошадь не притащилась. Ученикам в принципе запрещались прогулки верхом, кроме поездок в город раз в две седмицы. Предполагалось, что «сиятельная молодёжь» будет учиться, не покладая рук и не поднимая от учебников голов. Предполагалось.
Кони въехали в Дозорную башню, стали подниматься по спирали пола всё выше и выше в гору. Сейчас копыта стучали гулко, эхом отдаваясь до затерявшегося в высоте потолка. Ланс нервно озирался, его лицо в острых солнечных лучах странно посерело. Впрочем, у Джереми тоже. Раньше линзы находящейся рядом Алхимической башни тоже указывали аккурат на Дозорную, и в лунную ночь цвет кожи случайно (или не очень случайно) оказавшегося здесь человека приобретал оттенок от ало-золотистого до сине-зелёного, о чём старшекурсники отлично знали и обожали пугать новичков «нежитью».
Похоже, линзы и сейчас на месте, и седмицы через две Ланса и его сокурсников ожидает увлекательная ночная прогулка…
Джереми усмехнулся в усы и приставил ко лбу ладонь «козырьком» – солнечный свет больно ударил по глазам после серого сумрака башни.
Во внутреннем дворике пришло время спешиться. Подбежавший «мышиный» лакей с поклоном сообщил, что господин герцог Арксейский ожидает сэра Джереми в кабинете. На предложение проводить Джереми только отмахнулся – дорогу до директорского кабинета он помнил до сих пор. Частенько по ней раньше хаживал.
Грациозно съехавший с седла Ланс осторожно оглядывался. Залитый солнцем каменный двор и мельтешащие в поле зрения слуги ему уже не нравились. Впрочем, школа ему заочно не нравилась. Но его мнением никто не интересовался.
Глянув на хмурящегося мальчишку, Джереми еле слышно фыркнул и, пророкотав: «Отставить!» – зашагал в сторону донжона, уверенный, что Ланс плетётся сзади. Он и плёлся, по дороге цепко примечая все щели, все тёмные углы – всё, где можно будет в будущем спрятаться. Слово «занятия» мальчику тоже не нравилось, как и «школа». В приюте оно наверняка означало нудное корпение над какой-нибудь ручной работой вроде мытья полов, у опекуна – уроки этикета, непонятные, нелогичные, но почему-то обязательные.
Джереми это веселило.
– А! Джереми! Старый лис, наконец-то! – пропищал, вываливаясь навстречу, герцог Арксейский – толстенький, круглолицый, улыбчивый мужчина. – Проходите-проходите. Я уже коньячку сообразил, десятилетний, Джереми, – заискивающе добавил он, расплываясь в улыбке, – как тебе нравится. Проходите-проходите…
Джереми вошёл в кабинет – тоже залитый солнцем и тоже каменный, но не в пример уютный зальчик – и обернулся к собравшемуся было сунуться вслед за взрослыми мальчишке: