Рада, сжав зубы, пообещала себе быть сильной, включила горячую воду и шагнула в душевую кабину, жалея, что здесь нет ванны – большой, глубокой, которую можно заполнить водой с ароматной, ласкающей кожу пеной. Девушка специально включила напор посильнее и теперь мужественно стояла под обжигающими, хлещущими струями. Сначала было даже неприятно, но постепенно вода снимала напряжение с усталых плеч, мышцы расслаблялись, а тревоги уходили.
Из душа Рада выползла расслабленная, раскрасневшаяся и сонная. Ноги стали ватными, и навалилась скопившаяся за долгий день усталость. Прохладный шелк ночной сорочки приятно ласкал кожу при каждом движении. Девушка посетовала про себя на то, что нельзя постоянно ходить так, облачившись лишь в тонкий скользящий материал. В нем она чувствовала себя первобытной нимфой, и это было прекрасное чувство. Нимфы созданы для любви и удовольствия, им неведомы тревоги.
В кровать Рада ложилась с улыбкой. Девушка любила комфорт и красоту. Вчера, второпях, она не смогла найти достойные простыни – такие же изысканные, как белье, которое предпочитала носить, но пообещала себе исправиться в ближайшие дни. Нужно только спросить у Рыжей, где есть хороший магазин. Засыпала Рада, полностью успокоившись, с чувством, что никакая опасность сегодня ей не грозит, все неприятности остались в прошлом, а завтра будет новый день, и он обязательно окажется удачнее, чем предыдущий. В трудные дни Рада говорила себе: «Завтра будет лучше, чем вчера!» – и часто подобное убеждение срабатывало. Мама называла это «позитивным настроем», а Димка – «инфантильным идиотизмом». Воспоминания о семье вызвали улыбку, и Рада заснула, успев подумать о том, что сегодня закрутилась и забыла позвонить домой.
Сон затягивал как омут – темный и глубокий. Только тонуть в мутных водах на сей раз было совсем не страшно, а наоборот, приятно и волнительно. Жар рождался на кончиках пальцев, и словно ток пробегал по венам, заставляя сжиматься от наслаждения каждую клеточку тела, и срывался с губ тихим, хриплым стоном.
Рада выгнулась на кровати и протянула руки к тому, кто осторожно коснулся поцелуем губ. Сон оказался совершенно сказочным и в то же время реальным. От этого становилось страшно и сладко. Девушка не удивилась появлению в сновидениях синеглазого незнакомца – он был притягательно красив и засел в сердце. Но она и предположить не могла, что почувствует во сне силу его рук и попробует на вкус губы – нежные, пахнущие мятой и ментолом.
Дыхание опалило щеку, влажный язык прочертил дорожку сначала к мочке уха, а потом вниз к шее, задержался на пульсирующей вене. Нежную кожу обжег несильный укус. Рада тихо вскрикнула от неожиданности и подалась навстречу скользнувшим по груди рукам. Они сминали тонкий шелк рубашки и заставляли прогибаться в пояснице, стараться быть ближе, прижиматься теснее.
Девушка вцепилась в жесткие, светлые волосы Синеглазого, когда горячий влажный язык очертил ореол соска сквозь тонкую ткань ночной сорочки. Сжала коленями сильные мужские бедра, с раздражением ощущая не горячую кожу, а грубый материал джинсов, и тут же рванула пряжку на кожаном ремне.
Синеглазый слегка отстранился и хрипло засмеялся, услышав недовольный стон. Рада открыла глаза и сразу же утонула в светящейся синеве. Она завораживала, сводила с ума и заставляла терять голову. Девушка приподнялась на локтях и сама впилась в притягательные губы жадным поцелуем, для того чтобы спустя секунду рухнуть на спину под весом тренированного мужского тела, задохнуться от острого желания и через мгновение очнуться в пустой кровати.
Сердце стучало как бешеное, дыхание сбивалось, а руки все еще дрожали. Влажные пряди волос прилипли ко лбу. Рада сглотнула и села, чувствуя, как к щекам приливает краска. Второй раз ей снился реалистичный и слишком яркий сон. После вчерашнего сна у нее на плече появилась бабочка, а сегодня… Об этом даже думать не хотелось. Но тело все еще ныло от смелых ласк, а сорочка изрядно помялась.
Несмотря на то что Синеглазый произвел впечатление, в этот сложный день было не до него. Девушка почти не думала о красивом лице и поджарой фигуре парня, но сон не просто вернул мимолетную вспышку симпатии, он ее усилил, перевел на новый уровень, и это Раде совсем не нравилось.
Какой смысл испытывать легкую, кружащую голову влюбленность и желание к молодому человеку, которого, скорее всего, даже не увидишь? Закончившийся так неожиданно сон оставил после себя стыд и болезненную неудовлетворенность.
Рада встала с кровати, медленно подошла к окну и прислонилась пылающим лбом к холодному стеклу. Она стояла так, не двигаясь и не поднимая глаз. А над городом медленно светлело небо. Летом ночи короткие, и первые лучи солнца уже появились на кромке неба алыми, огненными всполохами.
Девушка чуть отстранилась от окна и взглянула вдаль. В серой утренней дымке восходящее солнце казалось умытым кровью. Рада внезапно поняла – бесполезно убеждать себя перед сном в том, что все будет хорошо. Похоже, хорошо не будет до тех пока, пока она не поймет, какая же чертовщина творится в этом городе.
Глава 8
Секрет цыганки
Рада так и не рассказала Рыжей о ночном визите неизвестного и уж тем более не стала распространяться о слишком волнующем сне. При воспоминании о нем до сих пор бросало в жар. За завтраком Рада чуть не проболталась, но ее соседка была сонной, от этого чумной и сразу предупредила, что в таком состоянии не может адекватно реагировать на события и поддерживать осмысленный разговор. Она пояснила – это не зависит от настроения и случается каждое утро. Момент оказался упущен, и Рада решила молчать обо всех странностях. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснит все сама. Она уже поняла – Рыжая относится к Беру с симпатией, и поэтому высказывать свои необоснованные подозрения не имело смысла. Кто знает, как на них отреагирует художница? Ссориться с ней не хотелось.
Чем Раде безусловно понравился Кромельск, так это тем, что в пределах Старого города до любой точки можно было добраться пешком. Вот и в университет они с Рыжей отправились неспешным шагом мимо парка, вдоль крепостной стены по узкому ровному тротуару, залитому обжигающим летним солнцем.
Здесь чувствовался дух древности. Казалось, закрой глаза – и мигом перенесешься куда-нибудь в далекое прошлое. Но Рада этого не делала, слишком хорошо она помнила свои ощущения вчера перед зданием нотариальной конторы. Вообще, этот город притягивал и отталкивал одновременно. С одной стороны, несмотря на все странности, Рада чувствовала себя здесь как дома – ей нравились мощеные дороги, утопающие в зелени дома и белоснежная стена кремля, с другой – еще никогда в жизни Рада так сильно не боялась. Правда, девушка не была уверена, что в ее страхах повинен сам город. Все мистические, необъяснимые странности начались после той ночи, когда на плече появилась бабочка. Сильнее всего хотелось узнать, почему так произошло и кто за этим стоит. Единственной маленькой зацепочкой был портрет, который копировала Рыжая. Рада верила – если узнает, кто на нем изображен, то поймет и все остальное.
Солнце палило нещадно, и навстречу постоянно попадались люди с полотенцами на плечах. Раде тоже хотелось купаться. С утра можно было сбегать на речку, тем более городской пляж располагался около старого крепостного вала и хорошо просматривался из парка, в котором они вчера гуляли с Рыжей. От дома минут пятнадцать, не больше. Но девушка не пошла. Ждала, когда освободится художница.
Рада не думала, что обещание Рыжей: «скоро пойдем, только немного доделаю» – растянется до трех дня. Правда, художница успокоила, сказав, что летом в университете бесполезно искать кого бы то ни было до обеда. На кафедру даже секретарь приходит ближе к часу. Да и библиотека работает с одиннадцати утра до семи вечера. Поэтому и причин для паники нет. Пришлось поверить на слово и положиться на Рыжую, которая, безусловно, знала город и его жителей намного лучше, чем сама Рада.
Пятый корпус университета, где находилась библиотека исторической и культурологической литературы, кафедра культурологии и несколько больших аудиторий, в которых занимались студенты худграфа, располагался в старом, как и все в этом районе, двухэтажном здании. Напротив возвышался более современный пятиэтажный корпус, выбивающийся из архитектурного ансамбля района.
Внутри, за толстыми метровыми стенами из красного кирпича, было прохладно и тихо. Гулкое эхо шагов раздавалось по всему первому этажу. Рада старалась топать потише, но на каблуках это было невозможно. Они с Рыжей напоминали двух подкованных кобылиц. На топот выбежал круглый лысоватый вахтер. Увидев Рыжую, он заулыбался.
– Аленка, а тебе что не отдыхается? Уж по учебе соскучилась?
– Да нет, Михал Всильч, – ответила на улыбку художница. – Я по делам на кафедру культурологии. Есть там кто?
– А как же! Инга Игоревна сегодня здесь, ну и Наташенька, конечно же.
– О! – довольно воскликнула Рыжая. – А больше нам никто и не нужен. Спасибо, Михал Всильч.
– Да не за что, – крикнул вахтер уже из комнаты охраны.
Рыжую действительно хорошо знали. Молоденькая, немного старше самой художницы лаборантка Наташенька радостно заулыбалась и кинулась обниматься. А строгая, прямая как трость заведующая кафедрой Инга Игоревна сначала недовольно прищурилась, лишь слегка кивнув Рыжей, но потом тоже оттаяла. Особенно после того, как узнала, что Рада внучка Семена Григорьевича.
– Ваш дед был удивительным человеком. Если вы хоть частично унаследовали его живой ум, тот огонь, который горел в его душе, страсть к науке и творчеству, то замечательно впишетесь в наш учебный процесс. Я бы обрадовалась такой студентке. Кстати, вы уже выбрали себе специальность или еще учитесь в школе?
– В университете, в Москве… – несколько растерянно ответила Рада. – Я искусствовед – в будущем…
– Даже не зная деда, выбрали специализацию, близкую к его. Вот это настоящая родственная связь! Вам все же стоит рассмотреть наш вуз. Мы возьмем вас с удовольствием.
– Но зачем мне это? – удивилась Рада. – Мне нравится университет, в котором я сейчас учусь. Не вижу смысла менять свою жизнь.
– Ну… – Инга Игоревна неопределенно пожала плечами. Ее лицо при этом не изменило выражение, оставшись невозмутимым. – Ситуации бывают разные. Вдруг провинциальная жизнь затянет вас так сильно, что вы решите остаться здесь. Наш город обладает гипнотической притягательностью.
Рада от изумления открыла рот, а пока придумывала достойный ответ, Инга Игоревна поднялась со стула, взяла сумку и, улыбнувшись, заметила:
– Приятно было пообщаться с вами, девушки, но мне пора. Я и так заработалась в отпуске.
К сожалению, на кафедре ничего не знали ни о репродукции, ни о том, чем в последнее время занимался дед Рады. Пока Рыжая трепалась с лаборанткой, которой, видимо, было скучно сидеть в одиночестве, Рада подошла к стене. На ней висел стенд с фотографиями, чем-то напоминающий выпускной альбом из советского прошлого: незнакомые строгие лица, каждое в овале, а внизу инициалы и должность. По-видимому, здесь были представлены все сотрудники кафедры. Заметив портрет пожилого мужчины, Рада замерла, черная лента внизу фотографии развеяла оставшиеся сомнения. Это был дед, которого девушка никогда не видела. Точнее, почти никогда. Страх, липкий и противный, мурашками пробежал по спине и рукам и замер холодом в пальцах.
Несмотря на то что Рада никогда в жизни не встречала мужчину с фотографии, а до недавнего времени даже не вспоминала о его существовании, в ту ночь, когда на ее плече появилась бабочка, девушка в своем странном сне видела его. Именно он, облаченный в клетчатый махровый халат, стоял рядом с портретом, нарисованным Рыжей. Мысль, посетившая Раду, была нереальной и дикой, но, похоже, единственно верной. Нужно только улучить момент и уточнить у художницы некоторые детали.