– Попалась, Абели Мадлен, – вкрадчиво произнес лекарь, вынырнув из-за серого валуна. – Погуляла и хватит.
Я демонстративно замахнулась кинжалом и надавила острием себе на горло.
– Только подойдите! И приказа короля вам не выполнить! – закричала я. – Все будете четвертованы!
* * *
– Да ведь она не настоящая! Иллюзия, как дракон! – заорал кто-то, вроде бы де Моле… – Хватайте ту! Вон она, бежит к кустам слева! Скорее! Скорее!
Ошеломленная не менее моих преследователей, я посмотрела на кусты ежевики, и увидела, как по ним бодро продираюсь я сама. Ого!
Гвардейцы сглотнули, таращась то на беглянку, то на меня. Лекарь тоже не мог разобраться, кто где.
– Точно фальшивка! – проговорил красноносый гвардеец. – Она и светится, как то чудище!
– Ловите вторую! – приказал лекарь. – Да быстрее, канальи!
Те бросились за моей копией, а мсьё Годфруа принялся делать пассы, видимо, желая, чтобы я тоже схлопнулась, как дракон. Я на всякий случай не опускала кинжал и стояла, не шевелясь, глядя на его манипуляции. Превратиться бы, наоборот, в дракона! «То-то бы вы, мсьё, опухли!» – думала я, притворяясь галлюцинацией.
Этьен с де Моле перепрыгивали с камня на камень и продвигались к пропасти, ловко фехтуя и ругаясь на чем свет стоит. Де Моле сделал хитрый выпад, и Этьен отшатнулся. Его рукав окрасился алой полоской.
Ба-бах! Раздалось совсем рядом. Это Огюстен с козлом ударились лбами с парой незадачливых солдат.
Лекарь не торопился ко мне подходить. Смотрел и что-то нашептывал. И тут я поняла – он не мог. Ура! Он не ступил и шага за границы моего пузыря и теперь усиленно пытался снять мою защиту!
От ежевики послышались визги и удивленные вскрики. Мой взгляд метнулся туда, и я прыснула. Каждый из восьми гвардейцев бежал за своей Абели. Ай да мадам Тэйра! Она меня размножила! Лекарь нахмурился и положил ладони на стенки пузыря.
– Думаешь, Абели Мадлен, что всех обхитрила? Я понял, что это ты! Ты настоящая, – прошипел он и крикнул громче. – Сюда! Все сюда! Вы гоняетесь за призраками.
– Ах, вы поймали меня, мсьё Годфруа, – с поддельной скорбью сказала я, думая: «Доберись еще, плут усатый». – Кстати, о призраке. Раз я уже в ваших руках, и меня ждет печальная участь, удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство. Всего лишь один вопрос.
– Почему бы и нет. Но лучше убери свою защиту. Я все равно ее сниму, и тогда тебе будет хуже.
– Я сниму ее, как только вы ответите.
Лекарь кивнул, продолжая давить ладонями на пузырь.
– Что за привидение женщины летало в вашем доме, в подземелье? Как ее звали? Она – такая же несчастная девушка, как и я, с даром?
– Какое там! Это же дура Франсетта, горничная моей жены. Сама полезла убирать в подвале. Потом разоралась, что донесет епископу. Возмущалась она недолго… Всё. Ответил. Снимай защиту.
– А у вас не получается? Я думала, вы все можете, – с невинной улыбкой спросила я.
Одураченные и оттого взбешенные гвардейцы возвращались обратно. Восемь моих копий дружным хором закричали: «Мы здесь, мы здесь!»
– Не ерничай, Абели Мадлен, снимай, – фыркнул лекарь. – Ты обещала.
– Что вы, мсьё, я только пошутила. Не стоит верить девушке со скрещенными пальцами, – я выставила их вперед и еле сдержалась, чтобы не показать язык.
– Ах, ты ж тварь! – вскипел лекарь и ударил кулаком по пузырю. Отчего-то мне стало больно, и я скривилась. Увидев это, мсьё Годфруа в бешенстве принялся пинать ногами и кулаками невидимые стенки. Закричал неистово: – Гвардейцы, рассекайте воздух перед ней кинжалами, шпагами, всем чем угодно! Нам надо достать ведьму!
Видеть их разъяренные лица было невмоготу. Кажется, доберись они до меня, растерзают в клочья. Я втянула голову в плечи, села на корточки и обхватила себя руками. Вот он, мой конец!
Раздался дикий рев. В щелочку между пальцами, которыми я закрывала лицо, я увидела, как падает на землю де Моле. Похоже, Этьен здорово его ранил. Заметив, что творится вокруг меня, он тут же бросил соперника на камнях, и в несколько прыжков врезался в толпу гвардейцев со шпагой в одной руке и ножом в другой. Скрестились клинки, и лязг металла, казалось, стал таким громким, что даже начал отдаваться эхом в пропасти.
Этьен делал выпады, уворачивался, снова нападал, успевая разить противников с обеих сторон. Пробиваясь ко мне, он дрался так, будто танцевал адскую джигу. Мое сердце замерло – один против восьмерых… «Господи, господи! Спаси его и сохрани!» Я зыркнула на лекаря. Тот с негодованием смотрел на сына и потирал пальцы.
Едва справа подступили на помощь Огюстен с козлом, лекарь развернулся и взмахнул руками так, будто толкал тяжелую повозку. Из его ладоней взметнулся темный, как порох, вихрь. Шевризетт перекувыркнулся через витые рога, а Огюстен опрокинулся на спину, придавив собой гвардейца. Тот захрипел, словно на него рухнула повозка с зерном, но пырнул великана под ребро. Голова моего Голема запрокинулась, и я забыла, как дышать.
– Брюнета-мальчишку не убивать, только обезоружить! – рявкнул лекарь гвардейцам.
А затем опустил руки и ссутулился, будто выплеснул только что последние силы. Я уже хотела было ринуться к Огюстену, но тут Этьен вскрикнул и упал навзничь. Я похолодела. Это де Моле, придерживая ладонью бок, сзади пронзил плечо парня шпагой.
– Этьен! – дернулась я, и мое сердце едва не остановилось.
Сын лекаря попытался подняться, но де Моле со всей силы вдавил каблук в кровоточащую рану на плече и приставил к горлу моего защитника острие шпаги.
«Где же мадам Тэйра? Или она погибла? Почему не встает Огюстен?» – заметалась я. Де Моле снова с силой наступил на рану Этьена. Тот застонал, но все же пытался вырваться. Пара гвардейцев придавила к земле его руки и ноги.
– Вам все равно?! Вы не защитите сына?! – с ужасом воззвала я к лекарю.
Лекарь не сказал ни слова и смотрел на все, сузив глаза. Его лицо было жестоким и злым.
Этьен снова застонал. Не в силах смотреть, как его терзают, я завопила, обливаясь слезами:
– Прекратите! Прекратите его мучить. Я сниму защиту.
– Вот это другой разговор, – процедил лекарь. – Но сначала сними.
Он кивнул де Моле, и тот пнул носком сапога в залитый кровью рукав младшего Годфруа.
– Не смей, Абели! – глухо закричал мне Этьен.
Нет, я не могу так. Я закрыла глаза и мгновенно представила, что пузырь лопнул. В следующую секунду мсьё Годфруа заломил мне руки назад.
– Гад! Отпусти ее! – взревел Этьен.
– Пора уже поумнеть, – холодно ответил лекарь из-за моей спины. – Баб много. Эта не последняя. Зато теперь ты станешь бароном.
– Будь ты проклят! – с чувством произнес сын и умудрился-таки лягнуть гвардейца высвободившейся ногой.
И тут со всех сторон: из кустов ежевики, из-за валунов, со склона показались вооруженные до зубов мужчины. Все крупные, как на подбор, то ли разбойники, то ли наемники. Их было много – дюжины три. Все они надвигались на нас.
– Не бойтесь! – заявил лекарь. – Ведьма никак не уймется! Они ненастоящие, как и дракон. – И он дернул меня за волосы так, что я взвизгнула. – Убери их, дьявольское отродье, слышишь?!
Я ничего не успела ответить, как вооруженная орда накинулась на поверивших лекарю гвардейцев. Всё вокруг превратилось в хаос на несколько минут, и, наконец, затихло. Разбойники, или кем они там были, легко расправились с гвардейцами и де Моле. Шевризетт взмахнул копытами и подскочил.
Лекарь потащил меня к лесу, и краем глаза я заметила, как, шатаясь, начал подниматься Огюстен. И вдруг кто-то оторвал от меня лекаря и отшвырнул, как крысу.
Я оглянулась. За моей спиной стояла мадам Тэйра и здоровенный, как буйвол, пучеглазый молодчик. К слову сказать, его выпученные глаза были стеклянными – такими же, как у Огюстена.
– Это ты, проклятая карга! – сплюнул мсьё Годфруа. Его схватили пара головорезов с остекленевшими взглядами.
– Что дальше, госпожа? – спросил один из них, с красной повязкой под шляпой.
– Держите пока, – проскрежетала старуха. – И глядите, чтобы даже пальцами финтиля не выделывал. Знаю я его! Да, Жан-Мишель? – ехидно прищурилась моя пра-прабабка.
– Тебе давно пора червей кормить, – с ненавистью бросил мсьё Годфруа, сверкнув глазами.
– Ну-ка, Кристоф, малыш, – обратилась мадам Тэйра к буйволоподобному молодцу, – завяжи колдунишке глаза. Нечего ему тут зыркать.
– Будет сделано, госпожа.
Лекарь смачно выругался. А Малыш Кристоф стянул с головы повязку и, сложив ее вчетверо, выполнил приказ.
– Ну вот, а ты говоришь, Големы не нужны, – проворчала старуха. – Нужны. И побольше, побольше…
Да уж, в помощниках мадам Тэйра недостатка не испытывала. Интересно, как она их подбирала? И где? Все плечистые, рослые, крепкие, будто гладиаторы с римской арены. Они мигом связали де Моле и гвардейцев, усадив их спина к спине, и застыли в ожидании новых указаний. Целая армия со стеклянными глазами. То еще зрелище! Рядом с ними Огюстен не казался таким уж великаном. Он бродил вокруг, как пьяный, и беспрестанно тряс головой. Ну, хотя бы живой!
Выдохнув, я кинулась к Этьену. Он пытался сесть с перекошенным от боли лицом. Я хотела помочь, но Этьен лишь буркнул:
– Я сам! – и все-таки сел.
Разорванная рубаха не скрывала ужасную рану на его плече: в развороченной окровавленной плоти чернели комья земли. Я приложила ладонь, и Этьен с шумом втянул сквозь зубы воздух.
– Эй, не надо меня лечить, – тут же опомнился он и отпрянул, чуть не потеряв равновесие.
– Надо, – я прижала рану рукой и зажмурилась.
Черт! Как же это было больно! Меня обожгло, словно металл вонзился и в мое плечо. Голова закружилась, пламя растеклось по всему телу и медленно стало гаснуть. Спасибо, Святой Антоний! Сглотнув, я открыла веки.
Дыра на плече затянулась, будто ее и не было. Этьен смотрел на меня, как на сумасшедшую, как на ведьму, как на святую.
– Ты, ты, ты…
Я попыталась улыбнуться. Образ Этьена в фиолетово-розовом облаке расплывался перед глазами. Я встряхнула головой, пытаясь унять собственную боль.
– Ты и в прошлый раз так же? – наконец, выговорил Этьен.
– Да. Давай сюда руку.
– Не надо, – помрачнел он. – Само заживет. Не сахарный.
– Перестань, – устало проговорила я и потянулась к его руке.
Он подскочил и разорался:
– Я сказал, не надо! Оглохла?! Иди вон к своему кретину деревянному! У него, похоже, последние мозги вышибло!
Я закусила губу от обиды. Что это с ним? Будто не за меня дрался, как лев, только что. Слезы комом стали в горле. Я поднялась с травы и направилась к Огюстену. Вот ему точно нужна моя помощь, не то, что этому грубияну. Огюстен предан, а еще любезен и мил, когда возвращается к нормальному облику. А я-то, дура, побежала в первую очередь к сыну лекаря.
Пыхтя и сопя, я подошла к великану.
– Огюстен!
– Го-го-госпожа, – его будто била лихорадка.
– Стань на колени.
Он послушался. И я положила ладони ему на голову. Тряска Огюстена передалась мне, и сквозь тупую боль, всплесками втекающую в мои руки я услышала голос Этьена: