Часы Консьержери ударили один раз – еще полчаса прошло. Чертов алхимик, чертова графиня, чертов камень! – ругалась я адским басом, пока, наконец, не сменила шелковое платье на скромный наряд, купленный еще в Бург-ан-Брессе.
Вдруг что-то стукнуло о стекло. Еще раз. Будто камешек. Я прильнула к окну и не поверила своим глазам – под уличным фонарем стоял Этьен. Задрав голову так, что шляпа едва не падала с его головы, он смотрел на меня и улыбался. Я подпрыгнула, и тут же всплеск радости затмило отчаяние. «Он здесь, а я заперта! – сердце билось, как оглашенное. – Но главное – Тити, мой Тити жив! Он приехал!» Я попыталась объяснить ему жестами, что люблю его, что заперта, что надо бежать, и что подлая мегера отняла у меня камень… Но Этьен лишь хлопнул ресницами в удивлении и непонимающе пожал плечами. Я дернула изо всех сил створку окна. Забито.
Этьен поманил меня к себе. Я всплеснула руками и скрестила пальцы, изображая решетку.
Наконец-то понял! Тити нахмурился и схватился за эфес шпаги. Ой, куда он пошел? Я чуть не свернула шею, пытаясь проследить за ним. Тщетно. Но через несколько минут щелкнул замок, дверь в мою комнату распахнулась, и я увидела Этьена перед собой.
– Тити! – я бросилась к нему на шею. – Как они впустили тебя?
– Я умею уговаривать, – хмыкнул тот, смыкая руки на моей талии. – Но пойдем скорее, пока верзила в ливрее не очухался.
– Сумасшедший, – счастливо выдохнула я.
Утягивая меня в коридор, Этьен хохотнул:
– Ты так дико жестикулировала в окне и таращила глаза, словно тебе окуривали опием. Из всего, что ты показывала, я понял только, что кто-то снес яйцо от большой любви, а потом сошел с ума. Ты это хотела сказать?
– Нет… – невольно захихикала я, но сразу же стала серьезной: – Графиня, тетка моего отца, отняла рубин, а через час я должна встретиться с алхимиком. Представь, я нашла его!
– Умница. Давай заберем камень обратно. Делов-то, – Этьен снова схватился за шпагу, – куда идти?
– Подожди меня здесь. Я сама справлюсь.
Чмокнув Этьена в щеку, я устремилась к покоям графини. Из-под двери пробивался тусклый свет. Не спит, ну что ж… Хватило минуты, чтобы почувствовать, как зарождается во мне голубой поток, а затем представить, как холодные струи просачиваются в щель под дверьми, ползут к потолку и заливают спальню графини. Мне ничего не стоило восстановить в памяти каждый уголок комнаты. В своем воображении я устроила настоящее наводнение. И скоро что-то глухо грохнуло об пол.
Вуяля! – не удержалась я от коварной улыбки и дернула за дверную ручку.
Сопя и попискивая, графиня в кружевном чепце и старомодной ночной рубашке спала на полу, у изогнутых ножек трюмо. Рубин лежал рядом с ней, застряв в густом ворсе персидского ковра.
«Прощайте, тетушка, – шепнула я. – Я не стану по вас скучать».
Часы Консьержери пробили одиннадцать. Сжимая рубин, я вернулась к Этьену, и мы побежали по коридорам, держась за руки, а затем вниз по парадной лестнице. Пронеслись, как сумасшедшие, мимо лакея, растянувшегося на мраморном полу, выскочили на крыльцо и юркнули в аллею. Лишь миновав Королевскую площадь, мы остановились. Никто за нами не гнался, но отчего-то шальная кровь пульсировала и разносила по телу пьянящий привкус незаконной свободы, сдобренной пузырьками страха. Наверное, так чувствуют себя преступники. Едва я перевела дыхание, Этьен прижал меня к себе и покрыл поцелуями лицо, волосы, шею:
– Девочка моя! Как же я соскучился!
– Тити, любимый, я так ждала, так боялась! – шептала я, оттаивая в его руках. – Как ты нашел меня?
– Не поверишь! Мадам Тэйра и тут оказалась кстати, – весело сообщил Этьен. – Я бродил по богатым кварталам, расспрашивая, где можно найти графиню де Клермон. Но в вашем Париже никто ничего не знает. Уже темнело, и я решил остановиться в первой попавшейся гостинице. Стою, привязываю гнедого в стойле, как вдруг появляется наша бодрая старушка и тащит меня сюда. Даже интересно, на нюх она меня вычислила или на воде нагадала?
Я лишь развела руками.
– Вот именно, объяснений от нее не допросишься. Так вот мадам привела на площадь, ткнула пальцем в твои окна и фюйть – только ее и видели!
– Наверное, мадам Тэйра обо всем догадалась, – предположила я. – Боже, храни ее! Однако, Тити, нам нужно торопиться к Тюильри. Я условилась о встрече с алхимиком у входа в сад, в полночь. У нас мало времени.
– О-ля-ля, Абели, ты собиралась идти одна ночью черте куда на встречу черт знает с кем? – строго спросил Тити.
– Он совсем не черт, он… такой! – ахнула я. – Светится как солнце.
– Мне стоит ревновать? – сдвинул брови Этьен.
– Что ты, любимый! – смутилась я. – Разве кто-то может тягаться с тобой?
– Уши обрежу любому, кто попробует, – буркнул Этьен, но приосанился, явно довольный моим ответом.
– А у тебя все в порядке? Как поездка? – опомнилась я. – Отца не встретил?
– Бог миловал, только…
– Что только? – забеспокоилась я.
– Мне ужасно не хватало вот этого, – лукаво улыбнулся Этьен и приник к моим губам.
* * *
Мы торопились к Сене, подгоняемые стуком собственных каблуков. Шагая рядом с Этьеном, я снова чувствовала себя живой, настоящей и не переставала поражаться: обстоятельства складываются как нельзя лучше, хотя еще полчаса назад казалось, что все погибло. Воистину само Провидение помогает нам!
На повороте к Риволи нам преградила дорогу парочка пьяных. Этьен задвинул меня за спину и выхватил шпагу:
– Ну, кого первым отправить на тот свет?
Хмельные повесы забормотали извинения и посторонились, предпочитая искать приключения там, где их не проткнут за здорово живешь.
Этьен покрепче сжал мою руку, и мы пошли дальше по пустым улицам. Каким же счастьем было вновь ощущать тепло его ладони и видеть сияющий розовый цветок в его груди. Тити меня любит! Его чувство было ярким, осязаемым, почти материальным. О большем я и не мечтала.
– Тебе не кажется, что за нами кто-то идет? – Этьен обеспокоенно посмотрел через плечо.
– Нет. Разве все те же пьяные… Да, смотри-ка, эти шалопаи опять орут на перекрестке.
– Канальи! – сплюнул Этьен и еще раз вгляделся в темноту.
Ночной воздух наполнил гулкий звон – часы Консьержери пробили один раз. Половина двенадцатого, мы успели. У массивных кованых ворот сада Тюильри нас никто не ждал. Высаженные вдоль ограды липы сплелись кронами и, будто единое существо, шевелились от прикосновений июньского ветерка, шелестели, словно их кто-то гладил невидимой рукой. От Сены несло прохладой. Здесь было жутковато – ни фонаря, ни огонька из окон особняков, выстроившихся по другую сторону Риволи. Я прижалась к Этьену.
– О-ля-ля, и как бы ты гуляла тут сама? – обхватил он меня, накрывая плащом.
– Умерла бы от страха, – призналась я.
– Но все равно бы пошла, – подмигнул Тити. – Отважная маленькая курочка. Позвала бы Голема своего, что ли? Ты же не знала, что я приеду, а договорилась.
– У меня не было выбора. Знаешь, с тех пор, как мы приехали в Париж, я не видела Огюстена и только раз мадам Тэйра. Украдкой. Старая мегера, графиня де Клермон, держит меня взаперти, как в тюрьме, – вздохнула я и поведала о своих обидах.
Тити выругался сквозь зубы.
– Так и знал!
И тут мы увидели всадника, скачущего со стороны Лувра. Издалека казалось, что к нам приближается золотое облако на белом коне. По моей спине побежали мурашки.
– Это он, – шепнула я.
– О-ля-ля, и правда светится, как шаровая молния, – присвистнул Этьен.
* * *
Граф Салтыков спешился возле нас и поклонился:
– Мадемуазель, мсьё.
Тити снял шляпу и поклонился в ответ, а я невольно отметила, что с таким отсутствием грации его бы засмеяли на приеме у мадам д’Эдикур. Однако граф не обратил никакого внимания на неуклюжесть Этьена в реверансах.
– Слушаю вас, сударыня, – он обратил на меня свой взгляд.
В нем было столько мудрости, глубины и простоты, что я затрепетала снова. Сглотнув, я протянула алхимику рубин с черной сердцевиной:
– Моя прабабушка сказала, что он принадлежит господину с необычным золотым сиянием. Полагаю, это вы.
– Возможно, – граф Салтыков стянул перчатки и взял камень из моих рук. – Существует всего три подобных рубина.
Мы с Этьеном ахнули, увидев голубоватое свечение, исходящее от ладоней алхимика, усиливающееся у кончиков пальцев. При соприкосновении с кожей багряные края рубина засияли, и черная, покрытая трещинками сердцевина, показалась мне отвратительным комком грязи, болезнью, поразившей драгоценный камень. Пальцы Тити неестественно задрожали. О, Господи, как я могла забыть?!
– Этьен, отвернись, пожалуйста, – попросила я, накрыв рукой камень. – А лучше отойди, умоляю.
– Зачем это? – возмутился Тити. – Мне тоже интересно!
– Да, зачем? – полюбопытствовал граф.
– Демон. За камнем охотится водный демон, – пояснила я. – Он вселялся в Этьена. Да, любимый?
Этьен поморщился:
– Ладно. Я здесь, если что, – и отошел на дюжину шагов.
Я услышала, как он пинает носком сапога траву.
Граф понимающе взглянул на меня, и мы отступили еще немного. Благодарно кивнув, я убрала ладонь, и кровавый отсвет от камня снова упал на запястье графа.
– Так что же вам нужно? – спросил он.
– Очистить камень.
– Вот как! Вы хотите больше силы, мадемуазель?
– Нет, мне не нужна сила. Мне сказали, что мой дар поможет отыскать вас. Я готова отказаться от него, если это спасет моих близких, если избавит Этьена, моего жениха, от опасности возвращения демона. Прошу вас, заберите камень насовсем. Уничтожьте его, если хотите. Но судьба моего рода, судьба Этьена больше не должна от него зависеть.
– Похвальная жертвенность, однако уверены ли вы, что все обстоит именно так на самом деле? – сощурился граф. – Не поступаете ли опрометчиво, желая избавиться от силы? Многие, напротив, ищут ее.
– Ничего, кроме несчастий, мне этот дар не принес.
– Неужели? Подумайте. Такими вещами не разбрасываются. Это равно тому, как если бы музыкант отказался от абсолютного слуха или танцовщик предпочел ходить с костылем, – внимательно посмотрел на меня граф. – Мне ничего не стоит удовлетворить вашу просьбу, но будете ли вы рады? Не пожалеете? Вы точно хотите отказаться от силы?
Я переступила с ноги на ногу, голова снова закружилась. Отчего же он мучает меня вопросами? Хочу ли я расстаться с даром? Я закусила губу. Вспомнилось привычное тепло и ощущение силы, идущее от рубина. Оно дарит мне уверенность, спокойствие и даже некоторое превосходство. Затем я вспомнила ни с чем несравнимое чувство безграничности, которое мне довелось испытать в Бург-ан-Брессе. О, сладкая эйфория, когда казалось, что я способна взлететь над городом и повелевать каждым. Легко ли отказаться от этого? Хочу ли? Пожалуй, нет.
Но едва сомнения коснулись моего разума, тут же память вспорол дикий крик покрытого ожогами Этьена, перед глазами встал подвал инквизиторов, измученный Голем-Огюстен в цепях во дворе короля Савойи и собственная жуткая агония после исцеления его любовницы. И это тоже все случилось из-за дара. Я припомнила нескончаемые чужие боли, людей в Сан-Приесте, дергающих меня за платье, за руки, лишь бы почувствовать себя лучше. Я вздрогнула. Нет, такого я точно не хочу.