Они оба проследили за ее полетом.
– Эти земли наполнены тенями, – произнес демон, по-собачьи нюхая воздух. – И тебе лучше уйти отсюда. Прежде чем они найдут тебя или славного глупого прыгуна, что держится за твою юбку.
– Не понимаю.
– Иного я и не ожидал. Даже для недотаувина ты довольно тупа. – Мертвое горло издало неприятный смешок. – Такие, как я, здесь. Сейчас они западнее. В двух часах ходьбы, но кто знает, куда они направятся. Ветер штука капризная. Почуют вас, и все. Привет.
– Почему ты предупреждаешь о них?
Зеркальные глаза равнодушно скользнули по ее обветренному лицу.
– Твои вопросы навевают тоску.
Ей очень хотелось его ударить, вспороть горло ножом, но она понимала, что это бесполезное действие и только разозлит тварь. Шаутт оказался рядом, прошептал прямо в ухо:
– Я с радостью присоединился бы к теням, получившим свободу благодаря твоему другу. Выпил бы твоей крови. Послушал, как ты тоненько визжишь, когда бы я начал жрать твои теплые кишки. – Он отстранился. – Но, к сожалению, не могу. Приходится служить.
Она услышала, как скрипят его зубы.
– Хватит спать. Девка пошла на северо-восток. Тропа под носом. И ей нужна помощь. Еще увидимся. – Шаутт направился прочь, и его длинные черные волосы, растревоженные ветром, шевелились точно живые.
– Надеюсь, что нет, – прошептала Лавиани ему в спину, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы бурлящая в ней ярость не взорвалась и не заставила совершить глупость.
Она пошла прочь лишь после того, как шаутт скрылся за высокими заснеженными кустами и через несколько минут в том же направлении взлетело несколько потревоженных птиц. Только тогда сойка убедилась, что он действительно оставил ее.
Возвратившись назад по своим следам, женщина с удивлением обнаружила, что Тэо стоит под деревьями с двумя сумками, ее баклером и копьем.
– Не спится?
– Думал, что-то случилось. Кто это был?
– Шаутт. Наш старый знакомый.
– Но разве Шерон…
– Нет. К сожалению. Не убила. Он говорит, что в округе есть еще несколько демонов и встречаться с ними опасно.
Тэо хмуро оглядел поляну, которая теперь выглядела отнюдь не так безмятежно, как раньше.
– Я шел по следам. Ты была возле тракта. И лежала там, судя по всему.
– От тебя ничего не скроешь, мальчик. Шаутты, которые рыскают в лесу, не единственная наша проблема. Я видела других соек. – Она забрала из его рук свое оружие. – Они продолжают поиск и подобрались ко мне довольно близко. Трое их подручных отправились на север, к Тропе Любви.
– Что ты намерена делать?
– Странный вопрос, циркач. Убью их. Если встречу. Какие еще могут быть варианты у такой, как я?
Тропа любви
Утесы тонули в облаках, и Шерон видела лишь часть ребристых каменных стен, вдоль которых шли вот уже второй день. Они нависали над ней, серые, с редким снегом, едва держащимся на отвесных склонах, и девушка чувствовала себя неуютно в этом тесном ущелье, заросшем густым ельником.
Тропа, по которой их вел Мильвио, не вселяла уверенности – узкая, местами сильно обледеневшая, отчего ботинки скользили, и все время приходилось осторожничать, чтобы не упасть.
Это оказалось непросто, правая рука болела, пальцами было больно шевелить, и к вечеру начинался жар. Треттинец, ранее отдавший свой шарф, счел это недостаточной мерой и соорудил фиксирующую повязку, порвав для этого свою запасную рубашку. Остатков ткани хватило на то, чтобы перевязать голову эста Керника. Лишившись уха, пожилой воин подхватил легкую лихорадку, но болезнь не забрала у него силы, и он продолжал путь с ними на равных.
Керник оказался молчаливым и замкнутым человеком без лишнего самомнения и легко согласился с планом Мильвио по преодолению Мышиных гор.
– Как ты? – спросил Мильвио на привале, садясь бок о бок с Шерон.
– Немного устала, – честно сказала девушка, наблюдая за тем, как Керник разжигает огонь, и думая, насколько бы все было проще, если бы она воспользовалась своими способностями и призвала пламя из камней. Лавиани поблизости не было, но указывающая помнила наставления, что не стоит показывать свои способности каждому встречному. – И плохо сплю.
– Из-за того, что забрали жизнь ловчего? – Воин оторвался от подкармливания огня тонкими еловыми веточками. – Ты поступила верно, девонька.
– Я это знаю. Но его лицо у меня все еще перед глазами.
– Первый раз всегда непросто. Но необходимость спасти свою жизнь это оправдывает. Так наставляют в храмах Шестерых.
– В нашем мире часто убивают, – согласился с ним Мильвио, и его зеленые глаза смотрели только на огонь. – Но в храмах Шестерых порой говорят вещи, противоречащие друг другу. Не думаю, что там могут судить, чью жизнь забрали верно, а чью по ошибке.
Воин не стал спорить, лишь положил еще несколько веточек в разгорающееся пламя, чадившее густым, белым дымом, пахнущим смолой.
– Надеюсь, убийств больше не будет, сиор де Ровери. Мы уже вторые сутки не видели ни одного патруля дикарей. Да что там, даже их следов на снегу нет. Проклятые тьмой ублюдки загнали нас в глухомань, чтоб им пусто было. Не понимаю, что на них нашло. Они словно озверели.
– Озверели? Сомневаюсь, – тихо сказала Шерон и, увидев, что они оба смотрят на нее, пояснила: – Мне показалось, что они испуганы.
– Ловчие? – с усмешкой спросил Керник. – Варваров не испугает даже Скованный. Они просто охотятся за кровью для своих ложных богов.
Указывающая провела ладонями по лицу, словно желая прогнать усталость. За эти дни им пришлось увидеть достаточное количество горцев. Она не знала причину их страха, но ей казалось, что именно он выгнал их из ущелий и заставил искать кровь чужестранцев. Вершить зло только ради того, чтобы другое зло, гораздо более страшное, оставило их в покое.
Она беспокоилась о судьбе своих друзей. Акробат быстр и ловок, а Лавиани… Лавиани это Лавиани. Она переживет их всех и легко пройдет через наполненную шауттами комнату целой и невредимой. Ее беспокоило иное – возможность потерять друг друга. Девушка уже успела увидеть, сколь огромен мир. Стоит пойти в другую сторону, свернуть на соседнюю тропу – и встретиться снова уже не получится. Возможно, никогда.
Ей было грустно от этого. Она уже слишком сильно успела привыкнуть к ним. Чужаки стали ее друзьями. Кажется, единственными, которые появились у нее с тех пор, как погиб муж.
Соседи в Нимаде уважали ее.