«Преображенский? Нет. Проект в завершающей стадии. Ему не по зубам…»
– Костик, классная девчонка! – любуясь Таей, сказал Беспалов. – С Ольгой вроде бы сошлись… Ладно. Не парься, Старый. Поезжай. Все равно ехать надо.
– Я оставлю жене кредитку. Серый, помоги заказать, оплатить, организуй, в общем. Таю одну не оставляй, присмотри. Головой отвечаешь!
Беспалов обнял друга за плечи.
– Нормально все будет! Езжай. Я все сделаю, как надо.
– Черт! – Обнаров смутился. – Серж, вот, как я ей скажу? «Мне надо срочно уехать, а на нашу вечеринку мне чихать…» Все люди, как люди. А я… Даже в день собственной свадьбы… – с досады он выругался.
– Костя, ё-моё, еще голову пеплом посыпь и разрыдайся, как провалившая роль дебютантка.
– Серый…
– Старый! Тая, я уверен, девушка умная, поймет.
В полном молчании они шли по длинным пустым служебным коридорам. У турникета охраны Обнаров остановился.
– Все. Возвращайся.
Он запахнул на ней не по сезону легонькую куртку.
– Замерзнешь…
Подумал: «Надо было одеть ее, куртку теплую купить, а не бриллиантами свое самолюбие тешить…»
Он виновато потоптался на месте
– Машину бы тебе оставил… Надо срочно тебя учить ездить. Без машины нельзя.
Перебирая в руках ключи, потупив взгляд, Обнаров внимательно изучал грязные трещины на мраморных плитках пола.
– Все будет хорошо. Не волнуйся.
– Что? Да пропади все… Я не об этом. Я виноват. Все не так… Все как-то…
Она накрыла его рот ладошкой, не дала договорить.
– Что изменится от того, что ты уедешь на пару часов?
Он виновато улыбнулся.
– Ты правда так думаешь?
– Поезжай. Я буду ждать тебя.
– Я быстро. Да! Совсем забыл. Держи. Кредитка, деньги… Сергей все организует. Я его попросил. Он хороший человек. Ему можешь доверять. Он будет рядом. Еще… – он вдруг снял с себя куртку, накинул ей на плечи. – Вот, так теплее будет. Там же холод, дождь…
Она чмокнула его в щеку, на мгновение задержала его руки в своих.
– Я уверена, тебя будут хвалить, а не ругать.
Дождь хлестал немилосердно. Не дерзнув появиться перед генеральным продюсером проекта промокшим до нитки, Обнаров включил «аварийку» и бросил машину прямо у входа в ресторан «Эдинбург».
– У нас дресс-код, – преградил ему дорогу охранник. – И машину уберите от входа.
– У меня здесь важная встреча. Вы же видите, что за погода. Сообщите, обо мне. Моя фамилия Обнаров.
– Вижу, что Обнаров. Машину уберите! – жестко сказал охранник.
– Сообщите господину Сэму Брэдуэю, что я здесь. Не заставляйте его ждать. Потом решим насчет машины.
Охранник не уступал.
– По-моему, к одному из нас приближаются неприятности… – произнес Обнаров, через плечо охранника наблюдая за тем, как поспешно из-за роскошно сервированного столика поднимается Сэм Брэдуэй и направляется к ним.
Сидевший спиной ко входу Талгат Саддулаев обернулся и, поняв ситуацию, заспешил следом.
– How do you do, Mr. Obnarov?
Сэм Брэдуэй протянул ему руку. Рукопожатие было крепким, дружеским.
– Good evening, Mr. Braduae.
– Sit down at our table. How are you?
– Fine, thank you. How do you like Moscow weather?
– За машиной присмотри, чтобы эвакуатор не забрал! – сказал Талгат Саддулаев охраннику и сунул ему в руку купюру.
– Сделаем, – сдержанно качнул головой тот.
Атмосфера за столиком грозы не предвещала. Однако, несколько раз внимательно взглянув на пребывавшего в напряжении Талгата Саддулаева, Обнаров понял, что цели встречи не знает и он.
– I’m sorry for worrying you. I know you are ill, – точно извиняясь, начал Сэм Брэдуэй.
– It’s nothing. I’m much better.
– It’s wonderful! I’m glad.
Искренне обрадовался старик, точно речь шла о здоровье его близкого родственника.
– I watched the rough variant of the film, – без перехода объявил он. – I admire your work! It’s rather professional, realistic and talented. I was crying, like a child, when I watched you writing the farewell letter, lying into that sleeping back and when falling your last a sleep you were thinking about Katlin. I was sobbing! – от остроты нахлынувших воспоминаний Сэм Брэдуэй замолчал, и никто не решался прервать наступившую тишину.
Наконец, он справился с собой. Мягким, потеплевшим голосом продолжил:
– You see… My wife entered my study at that moment. She was worried. She saw me sobbing like a child. There was a farewell scene of Robert Scott and Katlin. As a result we were watching the film and crying together. It’s amazing! And it’s more surprising for me, Mr. Obnarov, how could you, being not an Englishman, perform, no, live the life of our legend, the hero of old kind England Robert Falcon Scott? It’s inconceivable! – Сэм Брэдуэй поднялся. – Let me shake your hand again.
Он долго, растроганно жал Обнарову руку, то и дело по-отечески похлопывая по плечу.
– It’s really very good work, Sam. You made the right choice, – встрял Талгат Саддулаев.
– Our company made a decision, – продолжил Сэм Брэдуэй. – When the film appears in England, we’ll send in an application to our Majesty for giving you the high decoration of the Kingdom.
– The best decoration for me is your praise. I was happy to perform in your film, Mr. Braduae. It was a fine school for me!
– Thanks to you, Mr. Obnarov, I changed my opinion about Russian people, – удобно развалившись в кресле, сказал генеральный продюсер. – From the very beginning I was dissuaded from joint production with the Russian. And to give the leading part to a Russian man was out of the question… Thank God I had my own way!
– Could you tell me what you liked about me?
– Eyes, your eyes.
Сэм Брэдуэй тронул Обнарова за руку, точно для того, чтобы удостовериться, что тот его понимает. Обнаров улыбнулся в ответ.
– Thank you. I’m very grateful to you for meeting. I appreciate it. It’s very important for me.
– You are a master, Mr. Obnarov. And your English is rather fluent, without any accent.
– Давай, поужинай с нами, – сказал Обнарову по-русски Талгат Саддулаев. – Кормильцу будет приятно, – и уже по-английски: – Will you join us to have dinner?
Сэм Брэдуэй радушно улыбнулся.
– I’ll be glad!
– Thanks. I’m afraid to be impolite but I’ll have to leave you. I’m not quite well yet.
– Куда бежишь-то? С ума сошел?! – скороговоркой отчеканил Талгат Саддулаев.
– Recover, we need you. Good luck. See you soon.
– Good bye. It was a pleasure to meet you.
Сэм Брэдуэй поднялся, еще раз протянул Обнарову руку, мужчины обменялись крепким рукопожатием.
– Ты ненормальный, – на прощание тихонько сказал ему Талгат Саддулаев. – Лечись…
Освободившись Обнаров первым делом решил позвонить Тае.
«Как она угадала! Как оказалась права!» – тепло думал он, пытаясь отыскать сперва по карманам, а затем в машине мобильный телефон. Телефона не было. Он вдруг вспомнил, что оставил его вместе с бумажником в куртке, той самой, что накинул Тае на плечи. Обнаров хотел было вернуться и одолжить телефон у Саддулаева, но, подумав, все же счел неуместным такое возвращение. Ничего не оставалось кроме как жать на газ.
Гремела, ухала басами музыка, разбрызгивая по залу пестрый калейдоскоп красок. Уже было выпито больше, чем достаточно. Уже шумная пьяная компания расползлась на несколько обособленных групп, где была своя тема, свой напиток, свой тон. Уже, отбросив формальности, все люди были братьями и на «ты». Уже шло то сытое, ленивое общение, которое случается среди надоевших друг другу людей, когда, в общем-то, говорить не о чем, но надо, ибо уходить еще рано и положение обязывает.
Как раз в такой момент на диван, где сидели Тая, Сергей Беспалов с женой Ольгой и Кирилл Серебряков, плюхнулся изможденный танцами, «зажигавший» с молодежью в танцзале последние полчаса «лучший из худших» актеров массовки художественного театра Вадим Сергеев.
Надо сказать, что весь последний месяц Вадим Сергеев пребывал в приподнятом настроении, поскольку получил роль федерального судьи в многообещающем премьерном спектакле родного театра. Роль была маленькой, всего несколько фраз, так как все еще скоро на приговор у нас правосудие. Но это была именно роль, а не «развесистая клюква» типа восьмого друга Головореза Мэтью в другой премьере наступившего сезона. Вадим Сергеев был просто убежден, что после десятилетнего перерыва, к сорока годам, Фортуна наконец-то обратила к нему свой ясный лик, карьера резко пошла в гору. Он был готов отдать должное роскошному женскому заду Богини, но, положа руку на сердце, за почти двадцать лет служения в театре и театру однообразный вид даже шедевров Рубенса примелькался бы.
– Чего сидим, как на похоронах? Чего грустим? – Сергеев потянулся к бутылке шампанского, неуклюже попытался налить вино в бокал, но рука дрогнула, бокал пошатнулся и полетел на пол, нагло выплеснув содержимое на брюки Беспалову. Беспалов вскочил, лихорадочно стряхивая влагу с ткани.
– Вадик! Ё-моё! Угомонись уже!
– О! Нормально… – пьяно улыбнулся Сергеев. – До свадьбы заживет!
– Какой свадьбы? Дурак ты, пьяный! – вскипел Беспалов. – Упился, так домой ползи. Нечего нормальным людям вечер портить!
– А кто здесь нормальный? Ты, что ли? Или я? Или они? – зажатой в руке бутылкой шампанского он обвел зал. – Или, может быть, она нормальная? – бутылкой он ткнул в плечо Тае.
– Угомонись, я тебе сказал!
– Сержик, отдых у нас – и то ненормальный. Раньше, помню, веселей сидели. Девки голые на столах плясали… Можно было хоть за задницу, хоть за сиськи. А Костя, Костя-то! Этот ушлый мачо на спор самую неприступную в подсобку – ать! Потом ее козел понты, разборки… Ах, Таисия, сколько мы здесь мебели покрушили, сколько челюстей подробили – вспомнить страшно! А сейчас? Скучно. Морду кому-нибудь пойти набить, что ли? Где Костя-то?!
– Будет скоро. Вадик, затихорись.
– Серж, я поздравить молодых супругов хотел. Пожелать… Как человек, в общем. Супруги не начав жить, уже разбежались.
Он повернулся к Тае и громко, чтобы слышали все, сказал:
– Это примета плохая!
– Так, Вадик, вставай. Я провожу тебя, – Сергей Беспалов встал между Вадимом Сергеевым и Таей. – Вставай, я жду.
– А чего ты засуетился, Сереженька, песик ты наш цепной. Гав! Гав! Сейчас Костик явится, косточку тебе принесет, сахарную, – он расцвел в пьяной улыбке. – У Костика же только две крайности: или сахарную косточку, или по морде. Всегда ведь лучше косточку, чем по морде. Правда?
– Вадик!
Беспалов попытался поднять полулежащего на диване Сергеева.
– Отстань ты от меня! – отпихнул его Сергеев. – Правда не нравится? Не любишь правду? А я люблю. Но меня за правду не любят. Не прав? Прав! – сам себе ответил он. – Вот у нее… – Сергеев указал бутылкой на Таю. – У нее сейчас сверхзадача: развести по полной нашу звезду. Деньги, шмотки, дом, машина, главные роли в кино, ведущие роли в театре… Потом под зад коленом Костика, и к другому Костику, помоложе, посвежее, побогаче. Сколько у вас разница? Лет пятнадцать? Жаль, я не баба! – он сделал обиженное лицо. – Вот сидишь ты, Тая, рядом со мной, старейшим актером труппы. Почему? Кто ты есть? Кто тебя знал? Кому ты нужна была? А сейчас так хорошо устроилась: с одной стороны лучший столичный режиссер-постановщик, с другой старейший актер труппы, в супругах сам Константин Обнаров ходит! Кстати, наш Константин Сергеевич тоже не промах. Он просто умеет дружить с нужными людьми! Мы же почему не расходимся? Мы же ждем его величество Алексея Петровича Преображенского! Теперь вопрос: получил бы Обнаров столько главных ролей, если бы не дружба с самим председателем союза кинематографистов?
– Сергеев, рот закрой! – пренебрежительно бросил Кирилл Серебряков. – Утомляешь.
– Тая, Вадик… Он же пьяный. Никто его здесь всерьез не воспринимает. Кирилл Матвеевич, помогите вывести, в такси посадить, пока здесь не уснул, – попросил Беспалов.
Вместе они подхватили под руки Вадима Сергеева и поволокли к выходу.
– Великий Павел Кадочников, увидев мою игру в дипломном спектакле, сказал: «Нас двое великих артистов, Вадик: ты да я!» – и прослезился великий актер Павел Кадочников! – пытаясь перекричать музыку, декламировал Сергеев. – Куда вы меня тащите, холопы, прихвостни Мельпомены?! Я не хочу под дождь! Не сметь под дождь великого артиста!