Не тратьте время, стуча по стене и надеясь, что она превратится в дверь.
Коко Шанель
Понедельник – день тяжелый. Особенно если пятница закончилась Балом счастливых встреч. Моя контора гудела встревоженным ульем, и, как говаривал старина Винни-Пух, это ж-ж-ж было неспроста.
Для начала мы обсудили, какие пары, на наш взгляд, нашли друг друга на прошедшем празднике. Это очень важно, поскольку он для того и проводился.
Не менее важно понять, насколько счастливыми выглядят пары, поженившиеся в этом году. В конце концов, мы за брак без брака.
Кроме того, невозможно отказать офисным дамам в удовольствии «обкашлять» платья, прически и украшения посетительниц. Я и сама принимаю в подобных обсуждениях живейшее участие, не позволяя, впрочем, своим сотрудницам проявлять излишнее остроумие по поводу наших клиентов.
Затем я подвела финансовые итоги бала с главным бухгалтером. Слава богу, заработали мы очень и очень неплохо. Затем выдрала девочку-менеджера. Она у нас новенькая, отработала всего пару недель и в четверг нахамила клиентке. Та была недовольна, что ее свели с неказистым кавалером, а в ответ услышала, что при такой внешности, как у нее, на неказистых тоже молиться надо, чтоб не сбежали. Клиентка действительно была форменной крокодилицей, но говорить ей об этом в лицо необязательно. Крокодилу понятно, что все равно не поверит.
Сотрудница вылетела от меня зареванной. Я знаю, что иногда бываю излишне строга и порой не выбираю выражений, но подобной оплошности эта девочка больше точно не допустит.
Затем я быстро просмотрела новый вариант каталога женихов и невест, ответила на несколько электронных писем, выпила чашку кофе и приступила к поиску жениха для Лоры.
В нашей конторе брачное дело поставлено на профессиональную основу. Каждый клиент, присылающий нам письмо или приходящий лично, закрепляется за кем-то из менеджеров, задача которого – проследить, чтобы клиент заполнил анкету, а также прошел собеседование у психолога.
Психолог отвечает за то, чтобы наиболее точно выявить вкусовые пристрастия клиента, а также найти ту проблему, которая не позволяет ему самостоятельно строить нормальные отношения с противоположным полом. Проблемы снимаются на специальных тренингах, как групповых, так и индивидуальных, а пристрастия попадают в базу данных.
Еженедельно мы собираем летучки, на которых менеджеры сообщают друг другу о появившихся в базе клиентах. На анонимных условиях, естественно. Как правило, у кого-то обязательно находится свой клиент, подходящий под описанные требования. Тогда менеджеры начинают работать в паре, отправляют письма с фотографиями, назначают встречи, устраивают свидания. В общем, доводят пару до ЗАГСа.
Я, как правило, контролирую всю базу. Во-первых, держать руку на пульсе полезно для любого бизнеса. Во-вторых, часть клиентов я веду лично.
Я точно помню, что клиент, который мог бы идеально подойти Лоре, находится в базе у Ируськи. Зовут его Аркадий Самоходов. Он писатель, пишущий о деревенской жизни. Мало, но все-таки издаваемый. Скромно, но все-таки зарабатывающий. А главное – мечтающий о тихой и скромной жене-девственнице.
Я как-то мужественно попыталась прочесть одну из его повестей. Честно говоря, так и не поняла: если автор настолько сильно тоскует по родной деревне с избами, овинами, телегами, завалинками и прочими атрибутами, зачем он, мучая себя, безвылазно живет в городе с его тротуарами, выхлопными газами, многоэтажными домами и теплыми сортирами.
В нашей базе Самоходов числится уже два года, но из-за своей невероятной скромности никак не может подобрать себе подругу жизни. Если дама хоть немного хороша собой, то он покрывается багровым румянцем и начинает заикаться. Комфортно он способен чувствовать себя только при абсолютно тихой и незаметной особе, которая не подавляла бы его ни образованием, ни внешностью. Именно такой, как Лора.
Конечно, Лора не проходила психологического тестирования и не заполняла анкету, но в данном случае речь идет о моей подруге детства, поэтому – к чему формальности?
Я вызвала Ируську и попросила ее отправить Самоходову Лорину фотографию. Хорошо, что вчера я догадалась щелкнуть ее на мобильник.
В этот момент испуганная секретарша Леночка сообщила, что меня разыскивают из приемной губернатора. Нашего главу региона лично я очень уважаю и всегда голосую за него на выборах. Инку это страшно бесит, поскольку она как журналист видит в нем корень всех областных бед. Я же далека от политики, и для меня Вячеслав Аркадьевич – всего лишь человек, которому я помогла выдать замуж засидевшуюся в девках дочку.
Операция была провернута так, что комар носа не подточил. Губернаторская дочь – крупная (в папу) девица с пустыми (в маму) глазами – получила мужа, сам губернатор – душевное спокойствие, а я – приличный гонорар и новых клиентов, поставляемых мне периодически «по протекции». Естественно, с каждым из них приходится работать на условиях полной анонимности, но я по природе не болтлива.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Как говорится, за каждым известным мужчиной стоит любовь женщины, а за каждой успешной женщиной стоит предательство мужчины. Так что если кому-то нужны чужие советы, послушайте моего: ваша жизнь – слишком серьезное дело, чтобы доверить его мужчине.
Ну как можно отдать свою судьбу в руки человека, который трижды в неделю теряет собственные носки?
* * *
Он плакал во сне. Ему снился холодный, покрашенный масляной краской туалет. А в нем – худенькая девушка, почти девочка, которая пришла сюда, чтобы спрятаться. От злых людей, от самой себя.
Наверное, это очень символично – закончить свою жизнь в туалете. Ведь вся она – сплошной сортир. В его зловонных недрах копошатся черви, по недоразумению считающие себя людьми. Если бы можно было просто взять и спустить себя в канализацию вместе со всеми проблемами! И ощутить, как воронка воды засасывает в себя весь твой страх, боль, отчаяние, кислотой разъедающие внутренности…
Вода – как слезы. Она омывает душу, разбавляя эту ненасытную кислоту, плещущуюся волнами у самого горла. Иногда какая-нибудь особо жестокая волна поднимается, заливая глаза и черепную коробку, в которой начинает шипеть и обугливаться мозг.
Девушка, сидя перед унитазом, покрытым несмываемыми пятнами ржавчины, раз за разом дергала за железную цепочку сливного бачка и наблюдала за вспенивающимися бурунчиками воды. На все остальное сил у нее уже не было. В своем сне он отчетливо слышал, о чем она думает.
«У нас, когда я была маленькая, была такая цепочка, – вслед за ней он вспоминал, что да, именно такая цепочка. – Потом уже, во время ремонта, все знакомые стали менять сантехнику на современную, а поначалу у всех были такие бачки – чугунные, под самым потолком, и металлические цепочки с колечком на конце. Сейчас только в больницах такие бачки и остались. Бачок… Бычок… Идет бычок качается, вздыхает на ходу… Как хорошо быть маленькой! Мама читала этот стишок и подбрасывала меня на коленках, а я боялась упасть, как тот бычок. Мама, мамочка, вот теперь я почти совсем упала, только твои руки меня уже не держат».
Во сне он протянул к ней руки, она качнулась со своего пола к нему навстречу, но начала таять в хмурой пелене его пробуждения. Еще не конца проснувшись, не до конца отпустив ту, которую он так сильно любил, он рывком сел в постели и ладонью протер мокрое от слез лицо.
«Черт знает, что такое, – мрачно подумал он, – последний раз я плакал в четыре года, когда скатился с деревянной горки и мама доставала мне из мягкого места сразу шесть заноз. Тогда же она объяснила мне, что слезы недостойны мужчины, и я больше никогда не позволял себе пустить слезу. Что сейчас-то со мной случилось? Нет, надо срочно доводить дело до конца. Зло надо не оплакивать, а побеждать».
* * *
Если не считать свекрови, мне в жизни сильно везет на людей. Прежде всего, на подруг. У меня их четыре – по одной на каждый жизненный этап.
Так уж получалось, что на каждом отрезке взросления у меня появлялась одна новая подруга, которая и дальше оставалась со мной рядом. Надеюсь, что навсегда.
Лельку мне подарил детский сад. Наши горшки стояли рядом. Правда. Я не шучу. В более позднем возрасте мы бы вряд ли встретились – в силу социального неравенства. Лелькина мама, тетя Надя, работала дворником. Вообще-то она подметала двор того дома, где я жила, а в детский сад устроилась только затем, чтобы туда взяли Лельку.
Сидя на горшке, я понятия обо всем этом не имела, мы с Лелькой просто подружились. Она с нежным трепетом относилась к моим новым куклам, особенно к немецкой, купленной в «Детском мире» за бешеные деньги – 14 рублей.
Я же с восторгом первооткрывателя разглядывала подружкины игрушки: зайцев, медведей и клоуна, сшитых из старых тряпок. Клоун мне нравился особенно. Тетя Надя соорудила его из махрового халата – голубого в белые облака. Мне казалось, что это очень красиво. К тому же ни у кого больше не было таких игрушек. Помнится, я попыталась поканючить, чтобы и мне мама сшила такого же клоуна. Обязательно голубого с белым. Но мама моего восторга не разделила и от исполнения материнского долга уклонилась.
В один со мной класс Лелька не попала. Директрисе бы в страшном сне не приснилось, чтобы в элитный первый «А» взяли дочку дворничихи. Поэтому за одной партой со мной оказалась не она, а Наташка, с которой я благополучно просидела все десять лет, за исключением двух месяцев, и, естественно, дружу до сих пор.
Таким образом, нас стало трое. Наташкина мама, преподаватель научного коммунизма в педагогическом институте, отнеслась к этому факту прохладно. Первые годы нас спасало то, что Лелька в своем «В» классе была круглой отличницей. Она искренне верила, что ее обязательно переведут в «А», если она добьется «успехов в боевой и политической».
После первого класса тетя Надя наотрез отказалась разговаривать на эту тему с директором. После третьего Лелька взяла дневник с оценками за год и пошла к директрисе сама.
Результат похода напоминал разгром шведов под Полтавой. Директриса быстро и доходчиво (методист как-никак) объяснила десятилетней девчонке, что «запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись».
К чести Лельки, плакала она недолго. Зато в четвертом классе абсолютно забила на учебу. Психологи называют это отсутствием мотивации. К седьмому классу моя подружка дружила с самыми отпетыми хулиганами, взатяг курила на заднем крыльце школы и ругалась отборным матом.
В результате на Наташкину дружбу с ней был наложен мораторий. Мои родители по этому поводу тоже совещались, а я, конечно, подслушивала. Мама озабоченно говорила что-то о «тлетворном влиянии». На что папа мудро, хоть и слегка печально, ответил: