Фил через пять ступенек рванул наверх.
XI
В общем, все оказались в квартире у Космоса. Куда еще было ехать? На сегодняшнюю ночь приключений и так всем хватило.
Юрий Ростиславович, встретив их в прихожей, ничего расспрашивать не стал, а отправился на кухню варить кофе. Побольше и покрепче. Олю положили спать в комнате Холмогорова-юниора.
Совет в Филях все никак не начинался. В гостиной висели клубы дыма и тягостное молчание. Пчела угрюмо сидел в стороне ото всех в углу комнаты, не глядя на друзей. И только Саша бросал время от времени в его сторону короткие взгляды.
– Короче, братва, – из кабинета отца выплыл Космос, наряженный в академическую мантию и в черной квадратной шапочке на голове. Прямо – оксфордский профессор-звездочет. – Раз вы здесь все такие тупые, то Космос Юрьевич Холмогоров все за вас уже решил.
Вошедший в гостиную Юрий Ростилавович бросил строго:
– Сейчас же сними.
– Папа, я думаю, – отмахнулся Космос.
– Интересно, о чем? – как бы сам у себя поинтересовался Юрий Ростиславович, ставя горячий кофейник на журнальный столик.
– В общем, ясно одно, – продолжил свою мысль Космос. – Крыса среди тех, кто знал о квартире.
– То есть среди нас, – уточнил Фил.
– Не факт, – позволил себе не согласиться Космос.
Не сговариваясь, все уставились на Пчелу.
– Что пялитесь? – не выдержал тот.
– Да не о тебе речь, – заткнул его Космос. – Короче, Склифосовский. Идея, конечно, дурная, но чем черт не шутит. Фил, ты ж каскадер?
– Участвую. Вот завтра – на съемки в Ялту с Иванычем.
Космос понимающе кивнул и продолжил:
– Собираем всех. И ты с Сашей едешь в Ялту. Ну, типа, каскадерить.
– Ну и что? – как всегда, с первого раза не понял Фил.
– Сань, ну до тебя-то хоть доперло? – воззвал к здравому смыслу вдохновленный своей идеей Космос.
– Это ежик? – Саша вместо ответа ткнул под нос Косу засушенное тельце какого-то морского гада, усеянного острыми иглами. В квартире Коса всегда было предостаточно всякой экзотической дряни.
– Нет, колобок, – огрызнулся Кос, машинально схватив мертвое сухое животное. В тот же момент оно укололо его. И пребольно. Космос чертыхнулся и бросил колючий колобок на стол, едва не расплескав кофе.
– Ладно, давайте, – резко поднялся Саша. – Фил, собирай всю братву. Завтра с утра едем в аэропорт. Сейчас – всем спать, – приказал он. И, почувствовав, что это прозвучало слишком резко, решил исправиться, не слишком, впрочем, удачно: – А то у меня первая брачная ночь как-никак. Вы мне украсили ее, нечего сказать. Спасибо, братья, – в слова благодарности Саша, казалось, вложил всю желчь, на какую только был способен.
* * * * *
Оля, оказалось, заснула. Она спала на кушетке прямо в свадебном платье, укрывшись пледом. «Бедная моя», – подумал Саша, садясь в ее ногах. Мятая фата печально свешивалась со стула.
– Бедная моя девочка, – уже вслух прошептал он, поправляя прядь волос на щеке любимой.
– Так странно, – совсем не сонным голосом проговорила Оля, не открывая глаз, – сегодня я могла бы маму с папой увидеть…
Саша с трудом проглотил комок, как колючий еж, застрявший в горле:
– Я… я не знаю, что ответить.
– Саша, зло возвращается злом. – Оля так и не открывала глаз.
– Я не делаю зла. Я живу, – тихо ответил он. Не столько ей, сколько себе самому.
– Значит, твоя жизнь – зло, – спокойно пояснила она. Так маленьким детям втолковывают, что такое хорошо, а что такое плохо.
Саша упрямо молчал. Оля все-таки открыла глаза и смотрела на него так, будто жалела. Его. И себя. И такую теперь лишнюю фату.
– Оля, мне так стыдно. Прости меня, – опустил он виновато голову.
– Тс-с, милый, – погладила она его по волосам. – Я же знала, кто ты. Просто я люблю тебя так – больше жизни.
Саша опустил голову еще ниже, чтобы скрыть подступившие слезы. Он легонько и нежно коснулся губами запястья любимой.
– Оленька моя, Оленька, – бормотал он, уже не скрывая слез, – будь со мной.
Она обнимала его все крепче, стараясь стать еще ближе, ближе:
– Муж мой, любимый мой… – И, уже после: – Боже мой… Люблю, люблю…
* * * * *
В своем собственном лубянском кабинете Игорь Леонидович Введенский выглядел более уверенным, чем на совещании у генерала Хохлова. Здесь он был царь и бог. У него даже проявились яркие индивидуальные черты: волевая складка над переносицей, уверенные жесты и даже металл в голосе.
Зато троих его сотрудников словно размножили на ксероксе. Очевидно, это такая профессиональная черта кадровых чекистов – уметь всегда и везде выглядеть в соответствии с исполняемой ролью. Высокого артистизма профессия.
Демонстративно прикалывая кнопками фотографии бригады Белова к стенду, Игорь Леонидович расположил снимки так, что получилось нечто вроде креста. Символ, однако!
– Вот они все тут, голубчики. – Введенский довольно оглядел композицию.
Вернувшись к столу, он продолжил оперативку:
– Итак, ситуация вокруг «Курс-Ин-Веста» чревата большой кровью. Мы будем наблюдать за конфликтом, пока не наступит критическая точка. Тогда мы вмешаемся. И Белов ляжет под нас, – сказал, как отрубил, он. – Или в могилу. Задача ясна?
– Так точно, – хором ответили рядовые невидимого фронта…
«Начинается посадка на самолет рейса двадцать три семнадцать до Симферополя. Повторяю…» – голос дикторши разносился под сводами зала ожидания аэропорта «Внуково».
Возле выхода на посадку, с дорожными сумками в руках, стояли Саша с Филом. Рядом с ними – Космос, чуть в стороне хмурый Пчела и несколько бойцов.
– Ну все, братва, мы полетели. – Саша помахал всем сразу.
– Осторожнее здесь, – назидательно посоветовал Фил, легко забрасывая на плечо тяжеленную сумку.
Космос снисходительно похлопал его по плечу:
– Разберемся, не волнуйся.
– Космос, береги себя, – поддел напоследок друга Саша. И обнял Пчелу: – Брат, прости меня. Я вчера обезумел совсем.
– В принципе, проехали, – пожал плечами Пчела и несколько вымученно улыбнулся. – Но я еще не отошел, если честно, – тем не менее добавил он.
Шутка ли – изрядно помятые бока и ссадина под глазом.
– Ты прав. Не держи зла, ладно? – И Саша крепко пожал ему руку.
Пчела едва заметно кивнул.
– Кос, живот прихватило, – подскочил к Космосу белобрысый Миха. – Я в туалет, потом сразу к машине.
– Давай, Мих.
Саша и Фил двинули на посадку.
– Фил, билеты у тебя? – полуобернувшись, спросил Саша.
– У меня, у меня, – успокоил его Фил, помахивая билетами. – Банзай! – махнул он Пчеле.
– Банзай! – вскинул руку повеселевший Пчела.
Слева от выхода из аэропорта Миха обнаружил работающий телефон. Поминутно оглядываясь, он быстро набрал номер:
– Але, это я. Облом… Слушай, я все сделал, не свезло… В аэропорту… Да не мог раньше. Он вылетает…
И тут чья-то рука выхватила у него трубку. Это был Пчела. Он приложил трубку к уху, но услышал лишь гудки отбоя.
Миха с ужасом смотрел на пацанов, окруживших его. Он, конечно, не надеялся найти у них сочувствие. Но никогда не думал, что его будут так ненавидеть.
– Ошибся, тупоголовый, – смотрел на него в упор Белый. – Никуда я не вылетаю.
Часть 2
ВЕСНА-ЛЕТ0 1991 ГОДА
НАКАНУНЕ
XII
Квартира была огромной. И, конечно, это впечатление создавали в первую очередь высоченные, в три с половиной метра, потолки. Окна выходили прямо на Яузу. А дальше открывался прямо-таки открыточный вид на старую Москву. Меж двух крыш даже была видна звездочка на одной из кремлевских башен.
– Это самая большая комната? – оторвавшись от окна, спросила Олю бабушка.
– Ну да, гостиная, – равнодушно ответила Оля. – Бабуль, тебе цейлонский или бергамот?
– Цейлонский… – крикнула бабушка, перемещаясь в другую комнату.
На прикрытых мешковиной коробках лежало несколько сабель. Некоторые – в богато украшенных ножнах, другие – просто так, наголо.
– Кудряво живете, молодежь. – Елизавета Павловна осторожно потрогала острие одной из сабель. А потом, воровато оглянувшись на дверь, взяла в руку саблю, оказавшуюся легкой, и несколько раз молодцевато взмахнула ею над головой. Прямо красный командир в юбке. На пенсии.
– А здесь что будет? – вернулась она к мирной жизни.
– Не знаю, может, кабинет, – из кухни крикнула Оля.
– Кабинет?! – бабушкино удивление было безмерно. – Да детская, – решила она по-своему.
– Спальня-то! Зачем такая огромная? – старушку здесь удивляло решительно все.
– Нормальная. Воздуха много… Иди, остынет, – умоляюще позвала ее Оля, которая уже обалдела от всех этих бабулиных вопросов.
Но та никуда не торопилась. Она достала монетку из старенького портмоне. И, с трудом наклонившись, засунула денежку в щель между двумя паркетинами. На счастье. Так делали всегда. И ее бабушка. И бабушка ее бабушки… Замечательная все-таки у Оленьки квартира. Просто роскошная. И кухня какая… Большая!
Аккуратно расправив подол парадного платья, она присела напротив внучки.
– Ох, Олюшка, я так рада, что у вас есть свой дом… Я все вспоминаю, как мы в эвакуацию с твоим отцом по углам кочевали… Ему тогда еще и двух лет не было.
– Сахар класть?
– Нет, я с тортом… – И бабушка задумалась. Посмотрев на Олю повлажневшими глазами, она принялась за торт, попутно рассуждая: – Нет, все-таки Саша юноша хороший, по-своему порядочный. И друзья его уважают. Такую квартиру подарили…
– А мы, может, переедем отсюда, – неожиданно вырвалось у Оли.
– Вот те на! – всплеснула руками бабушка. – А что случилось?
Оля поняла, что погорячилась. Вот уж с кем не стоило обсуждать эту тему!
– Да… Не, я так, брякнула. Мы пойдем на Кремера? – ловко перевела она разговор.
– Пойдем, пойдем. Только чай допьем. Прежде чем выпустить бабульку на лестничную площадку, Оля выглянула за дверь сама и внимательно оглядела порог и все углы. Сегодня гранат и прочей пиротехники не наблюдалось. И то хлеб. – Бабуль, пойдем пешком, а то лифт сломался. – Оля потянула бабушку за рукав, стараясь, чтобы та не заметила следов взрыва. Но бабушка все продолжала о своем:
– Лифт-то починят. Только не вздумайте переезжать. Мне квартира понравилась.
– Осторожно, здесь ступеньки крутые, – предупредила Оля.
Но следы недавнего происшествия трудно было не заметить. Вся стена лестничного пролета была абсолютно черной, буквально как грифельная доска. Только в отличие от доски пачкалась не мелом, а сажей. Под ногами похрустывало стекло и мелкие кирпичные осколки. В стенах зияли выбоины, а металлические перила выгнулись так, будто какой-то безумный силач долго и упорно проверял на них силу своих мускулов.
– Да-а, вот подъезд, конечно, запущен, что здесь было-то? – удивилась бабушка.
– Баллончик взорвался, – отворачиваясь в сторону, соврала Оля.
– Ничего себе баллончик, – фыркнула бабушка. – Как после бомбежки!
XIII
В густом еловом лесу было сумрачно. Из неглубоких овражков поднимался слоистый туман. День уже близился к закату. Красноватые лучи солнца пробивались меж еловых стволов и ветвей, подсвечивали туманный воздух, придавая ему бледно-розовый оттенок. Остро пахло смолой и почему-то дымом – видимо, на ближних дачах жгли костры.
Было тихо до звона в ушах. Городские звуки до этой чащобы не долетали. Кто бы мог подумать, что до кольцевой дороги всего каких-то пять километров!