Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
А ведь могла бы плавать в заливе, сражаясь с Матерью Море, или взбираться на высокие утесы, сражаясь с Отче Твердью, или бегать, или грести – или упражняться с отцовским мечом во дворе их дома, сражаясь с изрубленными столбами, представляя, что не щепки летят, а головы врагов Гетланда – Гром-гиль-Горма, Стира с Островов. Или даже самого Верховного короля.
Вот только сегодня ей меча не поднять. И вообще, похоже, больше никогда не поднять. А ведь это совсем нечестно! С другой стороны, ведь Хуннан не зря сказал: на поле боя не до честности…
– К тебе посетитель, – проворчала тюремщица, здоровенная бабища с дюжиной звякающих цепочек вокруг шеи и мрачной мордой. – Только давайте, по-быстрому тут!
И налегла на дверь, со скрипом распахивая ее.
– Хильд!
В этот раз Колючка не стала напоминать матери, что ее с шести лет зовут по-другому – она уколола отца его же кинжалом, и тот прозвал ее Колючкой. Все силы ушли на то, чтобы подняться на ноги и разогнуться. Ноги затекли и болели, и ей вдруг стало стыдно за свой вид – хотя смысл тут стыдиться…
Впрочем, ей-то было наплевать – а вот матери нет.
Колючка вышла на свет, и матушка в ужасе зажала рот бледной ладошкой:
– Боги, что они с тобой сделали!..
Колючка отмахнулась, цепь зазвенела:
– Это во время боя случилось.
Мать подошла к решетке. Глаза красные, видно, много плакала.
– Они говорят, ты парня убила.
– Я не… в общем, это не убийство!
– Но он же погиб, нет?
Колючка сглотнула, в сухом горле запершило:
– Эдвал. Погиб, да.
– Боги… – снова прошептала мать, и губы ее задрожали. – Боги, Хильд, ну что тебе стоило…
– Стать кем-нибудь другим? – закончила за нее Колючка.
Конечно. Стать кем-нибудь нормальным. Обычным. Стать послушной дочкой, которая не брала бы в руки ничего тяжелее иглы, носила бы южные шелка, а не кольчугу. Стать девушкой, у которой выйти замуж за богача и носить ключ на шее – предел мечтаний.
– А я знала, что так все и будет, – горько уронила мать. – С самого начала знала. С тех пор, как ты стала ходить туда на тренировки. С тех пор, как отца принесли мертвым. Я знала, что все так и будет.
У Колючки задергалась щека:
– Отлично. Ты была права. Утешайся этим.
– Утешаться? Чем?! Говорят, тебя камнями раздавят! Мое единственное дитя завалят камнями до смерти!
Разом стало очень, очень холодно. Даже дышать стало трудно. Как будто сверху уже принялись класть камни…
– Кто говорит?
– Да все говорят!
– А отец Ярви? – Служитель оглашал приговор. Служитель говорил от имени закона.
– Не знаю. Мне кажется, нет… Во всяком случае, пока.
Пока нет, значит. Угу, вот он, ее новый предел мечтаний. Колени ослабели, Колючка едва успела ухватиться за решетку. Обычно она не подавала виду, что боится. Храбро смотрела в глаза судьбе. Но Смерть – суровая госпожа, ей трудно смотреть в глаза.
– Пора… – и тюремщица легонько подтолкнула мать.
– Я буду молиться, – пролепетала та. По лицу ее текли слезы. – Я буду молиться Отче Миру за тебя!
Колючке очень хотелось сказать: «Да пошел он куда подальше, твой Отче Мир», но она вовремя сдержалась. Вообще-то она отвернулась от богов, когда отец все-таки погиб – несмотря на все ее горячие молитвы. Но сейчас Колючку могло спасти лишь чудо.
– Мне очень жаль, – пробормотала тюремщица, налегая плечом на дверь.
Та захлопнулась.
– А уж мне-то как жаль… – И Колючка прикрыла глаза, уперевшись лбом в решетку.
И крепко сжала мешочек под грязной рубашкой. В мешочке лежали кости. Отцовские. Кости его пальцев.
«Нам отпущено не так-то много времени, так что не надо тратить его впустую и жалеть себя». Она помнила каждое его слово, каждый совет. Но сейчас она все равно стояла и жалела себя. Потому что разве это справедливо? Разве это честно? С другой стороны, честно, нечестно – Эдвала все равно не вернешь. Ну да, в его смерти не она одна виновата. Но убила-то она. Ее рукав весь залит кровью Эдвала…
Так что… Она убила Эдвала. А теперь они убьют ее.
А за дверью говорили – слышно было плохо, слов не разобрать. Один голос – материн. Мать умоляла, лебезила, плакала. Ей отвечал мужской голос, холодный и спокойный. И что-то сурово выговаривал. Колючка вздрогнула, когда дверь открылась, и шарахнулась в темноту своей камеры.
Через порог шагнул отец Ярви.
Странный он был человек. Мужчина-служитель – нечто удивительное, примерно как женщина-воин. Отец Ярви был старше Колючки всего-то на пару лет, но взгляд выдавал человека пожившего. Так смотрят старики. И рассказывали про него истории одна другой страннее. Что он сидел на Черном престоле, а потом уступил его. Что он поклялся самой страшной клятвой мести. Что убил своего дядю Одема вот этим самым кривым мечом, что всегда носил при себе. А еще говорили, что он хитрее самого Отче Месяца и что доверять ему нельзя. И ссориться – тоже не стоит. А еще в его руках – точнее, в одной руке, другая висела скрюченная, и пальцев там недоставало – была ее жизнь.
– Колючка Бату, – сказал он, – тебя обвиняют в убийстве.
Она сумела лишь кивнуть в ответ. И тяжело, быстро задышала.
– Есть что сказать в ответ?
Наверное, нужно было ответить гордо и дерзко. Посмеяться в лицо Смерти. Говорили, что так умирал ее отец, когда лежал у ног Гром-гиль-Горма и истекал кровью. Но она очень хотела жить. Больше всего на свете.
– Я не хотела его убивать, – выдавила она. – Мастер Хуннан поставил их троих против меня одной. Это не убийство!
– Эдвалу от этого, знаешь ли, ни холодно ни жарко.
Точно. Она сморгнула слезы, ей стало нестерпимо стыдно – какая же она все-таки трусиха. Разве так можно? Но Колючка ничего не могла с этим поделать: ах если бы только она не пошла на эту проклятую тренировочную площадь, а была приличной девушкой, улыбалась и считала монеты в мужниной казне, как хотела мать. Но что толку в несбыточных мечтаньях…
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
– Все хорошо? – сильные руки легли ей на плечи, потянули вверх.
– Я возгордилась, – просипела она.
Горло саднило, во рту болело. Она попыталась встать на колени – не вышло, голова закружилось, она чуть не упала, но он подхватил ее.
– Но ты жива.
– Ага, – прошептала она – надо же, из блестящего тумана выплыло лицо Бранда.
Боги, как же хорошо – вон он, Бранд…
– Все закончилось, – и он обнял ее за плечи и поднял на ноги, она застонала.
Переставлять ноги было совсем невмоготу, он вел ее. Какой же он сильный. Не давал упасть.
– Понести тебя?
– Хорошая мысль.
И она поморщилась, увидев собравшихся над долиной воинов Гетланда.
– Нет уж, я лучше пойду. Почему он не убил меня?
– Послушал мать Исриун и передумал.
Пока они медленно поднимались вверх по склону к лагерю, Колючка обернулась. Гром-гиль-Горм стоял посреди площадки, окровавленный, но не побежденный. Мать Скейр уже зашивала ему руку. А правой он держал руку королевы Лайтлин, скрепляя таким образом союз Ванстерланда и Гетланда. Два злейших врага стали теперь друзьями. По крайней мере, на данный момент.
А за ними, сложив на груди руки, стоял Ярви и улыбался.
Несмотря на все молитвы, вознесенные Матери Войне, в выигрыше сегодня остался Отче Мир.
В свете
Бранд еще пару раз звонко ударил по заготовке, затем сунул ее обратно в угли. Полетели и закружились искры.
Рин недовольно поцокала языком.
– Легкая рука – это не про тебя, да?
– Легкая рука – у тебя, – улыбнулся ей Бранд. – Разве не приятно чувствовать себя мастером?
Но она уже смотрела не на него, а на дверь.
– К тебе пришли.
– Отец Ярви, какая честь для нас.
И Бранд отложил молот и вытер лоб ладонью.
– Пришли купить меч?
– Долг служителя – открывать дорогу Отче Миру, – сказал Ярви, заходя в кузню.
– Хороший служитель не чурается дружбы и с Матерью Войной, – заметила Рин.
– Мудрые слова. А ныне еще и своевременные.
Бранд с трудом сглотнул:
– Значит, все-таки война?
– Верховный король еще долго будет собирать воинов. Но да, я думаю, что будет война. И все же. Для мечника война – хлеб.
Рин взглядом указала на Бранда:
– Как по нам, так худой мир лучше доброй ссоры. Говорят, король Атиль пошел на поправку.
– Силы возвращаются к нему, это верно, – отозвался Ярви. – Вскоре он снова начнет терзать своих воинов на тренировочной площадке, с твоим мечом в руке.
– Да славится Отче Мир, – сказала Рин.
– Отче Мир и твои умения, – добавил Бранд.
Ярви отвесил скромный поклон.
– Делаем, что можем. А как боги обходятся с тобой, Бранд?
– Неплохо, – и он кивнул на сестру. – Если бы не тирания мастера, мне б и работа нравилась. Оказалось, я соскучился по кузне.
– Лучше колотить по чушкам, чем разговаривать с людьми.
– Сталь, в отличие от людей, не врет, – сказал Бранд.
Отец Ярви покосился на него. Эдак с хитрецой, словно что-то прикидывая. Впрочем, а когда он смотрел иначе?
– Мы можем поговорить наедине?
Бранд посмотрел на Рин, которая уже раздувала мехи. Она пожала плечами:
– Сталь еще и терпелива.
– А ты нет.
– Идите, раз надо.
И она сердито прищурилась:
– Пока я не передумала.
Бранд стянул перчатки и вывел Ярви в маленький дворик, в котором стоял шум текущей воды. Он сел на скамью, которую вырезал для них Колл. Солнце пробивалось сквозь листву дерева, под которым стояла скамья, пятнами ложились тени, ветерок обвевал потное лицо. Бранд указал отцу Ярви место рядом с собой.
– Приятное местечко.
И служитель улыбнулся Матери Солнце, игравшей с листьями.
– Вы с сестрой молодцы. Хороший дом, хорошее ремесло.
– Это все она. Я пришел на готовое.
– Нет, без тебя бы она не справилась. Я-то помню, как ты держал на плечах вес «Южного ветра».
И Ярви поглядел на шрамы на Брандовых предплечьях.
– О таком подвиге должны слагать песни скальды.
– Ну их, эти песни.
– Я смотрю, ты взрослеешь. Как Колючка?
– Уже тренируется. Почти весь день.
– Железная женщина.
– Ее коснулась Матерь Война, эт точно.
– И все же она стала иглой, что сшила два великих союза. Возможно, ее и Отче Мир коснулся.
– Только ей этого не говорите.
– Ну а вы… мгм… все еще вместе?
– Да.
Бранд сильно подозревал, что служитель знает ответы на свои вопросы, но каждый новый вопрос таил в себе другой.
– Можно и так сказать.
– Хорошо. Это хорошо.
– Ну да, – вздохнул он, припоминая, как ругались они этим утром.
– Что, не очень хорошо?
– Да нет, хорошо, – сказал он, припоминая, как они потом мирились. – Просто… Я всегда думал, что раз у тебя есть девушка, дело сделано. А оказалось, тут еще надо работать и работать.
– Не бывает легких путей, – сказал отец Ярви. – Вы разные, и каждый из вас силен в том, в чем другой слаб, и так вы друг друга поддерживаете. Хорошее это дело, жаль, что редко случается человеку найти того, кто…
Тут он нахмурился, глядя на качающиеся на ветерке ветки, словно бы вспомнил о чем-то давнем и очень неприятном.
– …того, с кем ты составляешь единое целое.
Бранд помолчал, а потом решился:
– Я тут подумал… в общем, хочу расплавить золотой, который князь Варослав подарил.
– Ключ хочешь сковать?
Бранд отбросил носком сапога пару опавших листьев.
– Она-то, наверное, предпочла бы кинжал… но ключ – это ж традиция. Как вы думаете, что на это скажет королева Лайтлин?
– У королевы было три сына и ни одной дочери. Думаю, она очень привязана к своему Избранному Щиту. Но еще я думаю, ее вполне можно убедить.
Бранд еще попихал листья сапогом.