Вторник
4 апреля 1961 года
Секретарша мистера Хаша позвонила мне на работу сегодня утром и спросила, не смогу ли я приехать к нему в два часа. Это не просьба, подсказало мне чутье, а приказ. Значит, придется идти к сестре Агате и ставить ее в известность, что я уйду пораньше. День выдался сравнительно спокойным, но это ничего не меняло.
– Право, мисс Перселл, – сварливым тоном начала сестра Агата, – все эти отлучки без предупреждения в последнее время вошли у вас в привычку. В дурную привычку. Это некрасиво.
– Сестра Топпингем, – сдержанно ответила я, – вы преувеличиваете. В этом году я отпрашивалась с работы всего три раза: второго, одиннадцатого и тринадцатого января. Тринадцатого, кстати, я была на похоронах, даже если вам дата кажется неподходящей. Я не прошу оплачивать мне пропущенные дни и не требую платы за два часа, которые недоработаю сегодня. Сегодня в «травме» тихо, мисс Смит и младшая лаборантка справятся сами. Да, я понимаю, что все это создает для вас неудобства, сестра, но не более чем неудобства. Больница не перестанет функционировать только потому, что меня здесь нет.
Она вытаращила глаза, как мадам докторша.
– Вы дерзите мне, мисс Перселл! – удалось выговорить ей.
– Я и не думала дерзить, сестра Топпингем. Просто я совершаю непростительный поступок – оправдываюсь.
Сестра Агата потянулась за журналом учета часов.
– Можете идти, мадам. Поверьте, этого я не забуду.
Вот так. Ручаюсь, старая стерва и вправду все запомнит. Но как приятно дать волю фамильному нраву Перселлов!
Настроение мистера Хаша было немногим лучше, чем у сестры Агаты. Можно подумать, он накупил провизии на длинные выходные, а холодильник взял да и сломался.
– Вчера я ездил в отдел опеки, – начал он, – намереваясь подать официальное заявление об удочерении Флоренс Шварц. Боюсь, в отделе против вас настроены решительнее, чем мы предполагали. Мне сообщили, что ваш облик недостаточно морален, чтобы доверить вам воспитание ребенка.
– Недостаточно морален?
– Именно так. Ваш облик. Во-первых, дома по соседству с вашим пользуются дурной славой, а вам больше негде растить девочку, право которой на наследство сомнительно. Во-вторых, представительница отдела побеседовала с миссис Дункан Форсайт. Очевидно, о вас и мистере Форсайте ходят слухи, о чем отдел известил кто-то из больницы. Миссис Дункан Форсайт не пожалела для вас темных красок. – На его лице отразилось уныние. – Мне очень жаль, но так сложились обстоятельства.
– Сука! Я убью ее, – с расстановкой выговорила я.
Он с сочувствием взглянул на меня.
– Да, Харриет, этим вы облегчите себе душу. Но Фло не поможете. – Он выбрал не самый острый нож, но все-таки причинил мне боль. – Мне сообщили также, что вскоре Фло будет выписана из Королевской больницы с диагнозом «неопределенная форма аутизма». Это значит, что ее отправят в специализированное лечебное учреждение.
– В Стоктон, – безучастно сказала я.
– Маловероятно. Комиссии стало известно, что Фло посещает группа лиц, живущих в Сиднее. Думаю, ее переведут в Глейдсвилл.
– Вот с Фло и разделались. – Я посмотрела на него в упор. – Мистер Хаш, мне плевать на то, что говорят в отделе опеки: я хочу подать официальное заявление. Я буду заново подавать его, сколько бы раз мне ни отказывали. Если понадобится, я потрачу на это годы. Когда Фло вырастет, она поймет, что я не оставляла попыток вызволить ее. Если она будет еще жива, в чем я сомневаюсь. В этом суть трагедии.
Домой я возвращалась через парк Домейн, сбросила туфли, стащила чулки и прошлась по жесткой пружинистой траве. Зачем я только унизила миссис при всех? Зачем вытащила ее из машины на виду у обитательниц борделей, а потом запихнула обратно? Доказала, что она мелочное ничтожество? Она мне отомстила. Но даже если бы я не напала на нее тогда, она не упустила бы случая навредить мне. Ничего, я с ней еще поквитаюсь. Начну прямо на следующей неделе. Поскольку мой моральный облик уже признали сомнительным, я могу сколько угодно принимать у себя джентльменов. Позвоню Дункану прямо домой и приглашу его к себе на всю ночь. Если уж мы начали грязную игру, миссис Форсайт, вы еще узнаете, какой бывает грязь. Тараканы… Наберу самую большую банку тараканов и подброшу их в вашу шикарную машину. Специально выберу летающих, хе-хе. А еще устрою перед следующим собранием комитета «Черное и белое» пикет и буду размахивать большим плакатом с надписью «Миссис Дункан Форсайт лишает мужа секса, поэтому он связался с девушкой сомнительного морального облика, которая годится ему в дочери».
Сладкие мечты. Они завели меня аж в Вулумулу, где я надела туфли и остановилась, думая о том, как отомстить миссис, чтобы моя месть не отразилась на Дункане. Тараканы – это удачная мысль. Пригласить Дункана провести ночь в моих объятиях – тем более. Мало, мало: я еще прокляну ее. Пусть у нее будет потливость и халитоз. И неизлечимый стоматит. И пусть сколько угодно морит себя голодом, но только набирает вес. Морщины. Отеки ступней и щиколоток, чтобы ей больше не втиснуться ни в одни туфли и ковылять вперевалку. Конъюнктивит. Перхоть. Глисты, чтобы задница вечно чесалась. Вот так! Долгих вам мучений, миссис Форсайт! Чтоб тебе сдохнуть, тварь тщеславная! Пусть все зеркала в твоем доме потрескаются, а модные тряпки превратятся в джутовые мешки и резиновые бахилы!
Я дошла до самой Макэлхон-Стейрз, где на полпути наверх остановилась и заплакала. Фло, моя Фло! Ангеленок! Как же мне вернуть тебя?
Плача, я открыла дверь и даже сквозь серую завесу слез разглядела, как поблекли каракули на стенах. Фло уходила от меня, я осталась на обочине ее жизни и мучилась потому, что не могла видеть ее каждый день. Я слишком молода, бедна и вдобавок не замужем. Я должна работать. Завтра пойду и извинюсь перед сестрой Агатой. Бог тебе судья, миссис Дункан Форсайт, хоть ты и мстительная гадина. Ты погубила больше жизней, чем твой бесхребетный муж.
Я бросилась на постель, расплакалась, незаметно уснула и проснулась уже в темноте. Окна дома 17d ярко светились, до меня долетали обычный смех и болтовня, потом яростная ссора мисс Благоразумия и мисс Постоянство, которые никак не могли ужиться вдвоем. «Удачи вам, дамы, – думала я, кормя проголодавшуюся кошку. – Кое-кто зарабатывает и другими, более грязными способами. К примеру, миссис Паразитка Дункан Форсайт».
Придется обдумать похищение и бегство через границу Северной территории, где почти нет людей. Как тоскливо… Нельзя признаться даже маме с папой, нельзя связаться с ними, дать свой адрес. Мы с Фло должны исчезнуть с лица земли. Тайна, которую знают двое, – уже не тайна. Придется снять все деньги с моего счета и спрятать их под платьем Фло. Найти одежонку попроще. Пусть все думают, что мы с трудом сводим концы с концами. Платья Фло сойдут, а мне придется ограбить кого-нибудь из нищих возле Салвоса или Сент-Винсент-де-Ора – шучу, хе-хе. Да, это выполнимо. Почему? Потому что я сумею спрятать все белые нитки на изнанку. Меня бросил муж – обычная, всем известная история. Австралия кишмя кишит покинутыми женами. Не забыть только купить обручальное кольцо. Моя бедная дочка так скучает по папочке, что даже говорить разучилась. Нет, слабо верится – с какой это стати ей скучать по ублюдку, который втоптал в грязь ее мать? А не говорит девочка потому, что ее папаша как-то напился и поколотил ее. Вот так-то лучше. Убедительнее. Марселина! Бедный старичок доверил мне своего ангеленка – разве я могу его подвести? Придется. Кошки плохо переносят путешествия. А может, удастся. У Марселины есть своя сумка, где она сидела смирно. Надо будет ради эксперимента прогуляться вместе с ней до Голубых гор. Если получится, значит, возьмем хвостатого ангеленка с собой в побег.
…Все это было написано гораздо позднее. Наверное, только около полуночи я перестала вышагивать из угла в угол, строить планы и продумывать детали. Я ничего не ела, но не чувствовала голода. Ни чаю, ни кофе мне не хотелось, а тем более бренди. Во рту ощущался противный привкус, будто вырвало Марселину. Хорошо еще, мне уже незачем прятать дневники от Гарольда. Старые тетради я переложила обратно в шкаф.
На пути к столу мое внимание привлек Хрустальный Шар – самая броская вещь во всей комнате. Он стоял на привычном месте и отражал розовые стены. Жульнический атрибут. От него так и веет мелодрамой. Я задумалась, не посмотреть ли в него, пока я не легла спать, и не дожидаться, когда старуха разбудит меня ночными скачками и смехом. Может, хотя бы на этот раз Шар заработает? Черта с два! Я плюхнулась на стул и поклялась, что больше никогда не буду заглядывать в этот отполированный кусок диоксида кремния. В самый обычный расплавленный песок.
Я сидела и думала о том, как ужасно обошлись со мной все, кого я сегодня видела. Мало того, они жестоко обращались с Фло. Место подавленности заняла злость. А когда злишься, приятнее всего дать обидчику в глаз или по яйцам коленом. Только не подумайте, что у теток из отдела опеки нет яиц – есть, притом здоровущие, как у всех крыс.
Я заглянула в Шар, и в голову закралась неожиданная мысль. Что это с миссис Дельвеккио-Шварц? Если она каждую ночь носится по лестнице, значит, земную юдоль еще не покинула. В таком случае почему же она не защитит своего ангеленка? Почему не поможет нам? Она не может не знать, как все запуталось после ее смерти! Значит, надо просить помощи у нее. В чем-то она безнадежно глупа, а в других делах на удивление умна. В моем распоряжении всего две подсказки: о том, что судьба Дома заключена в Шаре и в том, что все зависит от этого Шара. Неужели миссис Дельвеккио-Шварц так твердо верила в себя и свои способности и надеялась, что я все увижу в Шаре? Она приложила мои ладони к Шару, как будто благословила. Но я ничего не вижу в этом стекле! Я пыталась целый месяц, но все напрасно. Никаких результатов.
Я свирепо уставилась в Шар, в котором в перевернутом виде отразилась моя розовая комната. Судьба Дома заключена в Шаре. Все зависит от Шара. Я ухватилась за него и сотворила чудо – обеими руками приподняла Шар над подставкой. Положенный на стол Шар тут же покатился, пришлось придерживать его. Никаких вибраций, ничего похожего на электрические разряды. Просто очень тяжелый ком полированного стекла. Шар упрямо катился в мою сторону, поэтому я приставила к нему масленку и перевела взгляд на подставку. Оказалось, шар лежал не на шелке, а на бархате, ворс которого сплющился под тяжестью стекла.
Ох и дура ты, Харриет Перселл! Как можно быть такой тупицей? Все это время ответ был у тебя перед глазами!
Я схватила подставку и принялась срывать с нее бархат – постепенно, осторожно, потому что клей держал ее очень крепко. Под шаром клея не было, только по краям. Под бархатом обнаружился лист бумаги, лежащий в неглубокой выемке, очевидно, проделанной долотом. Дешевый бланк завещания из тех, что продают в газетном киоске или магазине канцелярских принадлежностей. Дьявольщина. Сколько времени, должно быть, она придумывала свою последнюю загадку, чтобы одурачить весь мир, но спасти своего ангеленка. Завещание она не стала даже прятать – наоборот, положила его на самое видное место. А я ломала голову над сложной задачей. Меня обманули, даже когда давали подсказку. Судьба Дома – не в Шаре, а под ним. Всего одно короткое слово. Если бы она употребила другой предлог, я нашла бы завещание за один день, а то и меньше. Но нет, для миссис Дельвеккио-Шварц это было бы слишком просто и обыденно.
Завещание оказалось коротким. В нем говорилось, что все имущество и деньги наследует ее единственная дочь Фло Шварц. Пока Фло не подрастет, ее имуществом может распоряжаться по своему усмотрению близкая подруга покойной, мисс Харриет Перселл, проживающая по тому же адресу. Завещательница отдавала свою единственную дочь Фло Шварц под опеку вышеупомянутой мисс Харриет Перселл, предоставляя ей возможность воспитывать девочку, как она сочтет нужным. Завещание подписали Харриет Перселл, Дельвеккио-Шварц и два свидетеля – Отто Вернер и Фриц Вернер, о которых я слышала впервые. Братья? Отец с сыном?