Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
– Битвы гремели здесь, – начал Костыль, – еще когда люди не умели вести летописи. Одиннадцать великих сражений произошло между Кладезем Горестей – тем, что к югу отсюда, и Кладезем Искупления – тем, что на севере.
– Это правда, – кивнул Аз. – В Писании сказано, что именно здесь господь и ворог сойдутся в последней битве. Некоторые древние и современные мудрецы утверждают, что история здесь началась и здесь же закончится.
Элс был набожен ровно настолько, насколько этого требовали обстоятельства. Ему, конечно, и в голову не пришло, что перед ним та самая Равнина Судного Дня из Писания.
Всадники, явившиеся с севера, приблизились к лесу, и теперь уже можно было разглядеть их получше. Облака с востока они еще не видели. Затаившиеся на опушке воины чувствовали, как отдается в земле топот копыт, но пока не слышали его.
– Нам пора, – сказал Аз. – Это явно дружки того типа, что погиб прошлой ночью.
Обычно Элс всегда прислушивался к словам своего мастера призраков – так гораздо безопаснее иметь дело с Орудиями Ночи. Трое ша-луг скрылись в лесу и не застали встречи степняков и всадников из северного каифата. Люсидийцев возглавлял знаменитый Индала аль-Суль Халаладин.
Но ничего особенно грандиозного не случилось. Ни одному из противников не удалось вынудить другого совершить глупость. В полдень подтянулись вантрадские арнгендцы. Два предыдущих отряда разъехались с наступлением сумерек.
Ведь в ночной темноте свободно действовали Орудия Ночи.
Ша-луг разбили лагерь поближе к морю. Они так долго странствовали по бездорожью, что повозки уже никуда не годились. Элс сомневался, что отряду удастся добраться до Дринджера.
– Что нам делать, если корабль не придет? – забеспокоился Костыль.
Гордимер клялся, что военные корабли будут патрулировать северные берега до самых вантрадских дорог до тех пор, пока не подберут Элса и его людей.
– Если корабль не придет, – ответил Элс, – я привяжу мумию тебе на спину. Как бабы привязывают детей, чтоб не мешали работать.
Костыль, как и Элс, не отличался особой набожностью. Впрочем, как и многие другие ша-луг. Слишком много воины повидали на своем веку – божье милосердие вызывало у них некоторые сомнения. И все же Костыль взмахнул рукой, оберегая себя от сглаза, а потом еще раз – моля о божьем заступничестве.
Мертвецов старый солдат не любил. Особенно таких, которые умерли давно. Мумии отряд Элса добыл в древних могилах Андесквелуза – про́клятые останки магов и владык царства демонов. Вопреки здравому смыслу Костыль их ненавидел и боялся. Дни царства демонов давно миновали и стали историей, подробности которой знали и помнили лишь ученые мужи, но отголоски ужасной правды все еще звучали в мифах и сказках.
Но Костыль был хорошим солдатом.
Любой ша-луг всегда хороший солдат.
Той ночью их никто не потревожил, но Элсу плохо спалось: ему все чудилось, что создания Ночи замыслили очередную пакость.
По словам аль-Азера, волшебные отголоски, разнесшиеся по округе после гибели богона, еще не утихли. В такое неспокойное время колдуны могли пойти на что угодно, только бы вызнать, что замышляют соседи.
Элсу не хватило бы воображения, чтобы представить все последствия выстрела фальконета. Из всего отряда один только аль-Азер эр-Селим понял, что этот злополучный выстрел навсегда изменил ход истории.
Но волшебник ничего не сказал. Не многим смертным, даже искушенным в магических искусствах, дано осознать такое. Один выстрел, сделанный по наитию, положил конец древней власти Тирании Ночи. Теперь у людей есть оружие, способное поразить самих богов. Ведь по сути своей даже самые великие боги – это всего-навсего богоны, просто посильнее и поумнее прочих.
Из Кладезей Ихрейна в мир изливалась магическая энергия, именно ею питались создания Ночи. Святые Земли буквально кишели ими и были чрезвычайно важны и для них, и вообще для всех, кто почитал их как святыню.
В мире были и другие источники силы, но ни один не мог тягаться с Кладезями Ихрейна, с их могуществом и полнотой. К тому же другие источники постепенно иссякали. А значит, Орудиям Ночи и волшебникам становилось все труднее, а льды смыкались, охватывая в кольцо обитаемые земли.
Об этом наиглавнейшем свойстве Кладезей люди узнали лишь недавно – именно их колдовская энергия сдерживала натиск льда.
Течения в них менялись, но никто не знал как и почему. Как не знали мудрецы и о том, как и почему льды то смыкаются, то снова отступают.
И в Писании, и в мирских летописях упоминались львы, обезьяны и волки, обитавшие вокруг Родного моря. Но то было в древности. Львов истребили еще в классические времена. Немногочисленные обезьяны уцелели лишь далеко на западе. Волки обитали в северных лесах и в горах за Каср-аль-Зеда, но вокруг Родного моря их почти не осталось.
А теперь человек изобрел оружие, способное истребить Орудия Ночи.
Обыкновенный человек, такой как Элс, не обладающий магическим даром, не оттачивавший, подобно волшебникам, десятилетиями своего искусства, мог убить владыку Ночи с той же легкостью, с какой убивал себе подобных.
Эта мысль ужаснула Аза. Злополучный выстрел мог обратить на себя внимание самих богов.
Именно богов, ведь даже Аз вынужден был признать, что помимо единственного бога, бога истинного, кроме которого нет в мире иных богов, все же существуют и другие. И эти другие не оказывают снисхождения смертным, которые умудрились их оскорбить, и непременно постараются устранить угрозу.
Элс сам не знал, что именно сотворил. Его отряд оказался в опасности, и он сделал то, что должен был, – воспользовался тем, что имелось под рукой.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Говоря это, монах не смог сдержать улыбку. Отец Клейто всегда обвинял ищущих свет именно в этих непотребствах.
Святые отцы и богословы один за другим, и многие тоже с улыбкой, заявили, что и они не знаются с Орудиями Ночи.
– Значит, мы действуем вслепую, – кивнул Тормонд. – Придется просто ждать, что уготовила судьба.
Кое-кто из присутствующих посмотрел на него с осуждением: какая может быть судьба, если речь идет о воле божьей?
– Но ведь в Коннеке всегда так и поступали? – спросил монах. – Время и удача были к нам благосклонны, и нам не приходилось склоняться перед Тиранией Ночи.
На него тоже посмотрели с осуждением: какая может быть удача, если речь идет о воле божьей?
Странное у них получилось собрание. Никто не жаждал войны, наоборот – почти все желали мира, но в то же время ясно давали понять, что не отступят, если Безупречный все-таки нападет.
И только когда встреча закончилась, брат Свечка понял, что же именно произошло. Наверное, Тормонд и Изабет этого и добивались. Святые отцы были готовы противостоять тьме и захватчикам, а Тормонду при этом не нужно было принимать никаких решений.
Герцог славился своей нерешительностью и всегда откладывал дела на потом. В тихом и сонном Коннеке зачастую именно бездействие и решало все проблемы.
Но брат Свечка сомневался, что нынешние неприятности исчезнут сами собой. Разве что господь решит вдруг раньше времени забрать Безупречного к себе.
11
Небесная Крепость, Обитель богов
В Покоях Героев время остановилось, здесь правил бесконечный ужас.
Шагот засыпал и просыпался, засыпал и просыпался, снова и снова, быть может, десять тысяч раз подряд, а может, и больше. Открывая глаза, он видел перед собой все то же: черно-белый мир и щерящихся в беззвучном крике мертвецов.
Этот зал не был похож на Покои Героев из песен и легенд, здесь никто не предавался буйному веселью. Дочери Всеотца больше походили на Пожирательниц Падали, а не на Похитительниц Павших, на иссохших от голода старух, а не на соблазнительных дев.
Шагот никогда не надеялся увидеть Похитительниц Павших и даже не представлял в своих фантазиях, как они могут выглядеть. И все же Покои Героев его немало разочаровали.
Повсюду в беспорядке валялись мертвые воины, их даже не удосужились аккуратно сложить. Лица перекошены в предсмертной агонии, у кого-то не хватает руки или ноги, у кого-то кишки вывернуты наружу, кто-то располосован ужасными незаживающими ранами.
Но тела не разлагались, нигде не было заметно трупных червей. И трупного смрада тоже.
Шагот не ощущал себя мертвым героем, попавшим в рай.
Он почти все время спал, но после десятков мимолетных пробуждений пришел к выводу, что ему уготована некая другая участь. Быть может, его ждет что-нибудь ужасное – вроде той огненной ямы, куда, если верить слюнтяям-южанам, попадают злодеи и те, кто не верит в их непонятного южного бога.
Шагот засыпал и просыпался, но вокруг него ничего не менялось. Он не видел ни своих товарищей, ни тех странных рыбаков, которые привезли их сюда. Время от времени, правда, появлялись Похитительницы Павших – видимо, притаскивали очередных мертвецов.
Лишь сон спасал от надвигающегося безумия. Сон, а еще полное отсутствие воображения.
Но вот наконец на десятитысячный (а может быть, на двадцатитысячный или тридцатитысячный) день своего райского заключения Шагот открыл глаза, вынырнув из бесконечного тумана, и увидел: вокруг что-то изменилось.
Его тащили куда-то, подхватив под руки, Похитительницы Павших. Их усохшие головенки с морщинистыми лицами покачивались. Ступни Шагота волочились по полу. Он попытался идти сам, но тело не слушалось. Руки и ноги безвольно болтались.
Постепенно к нему начали возвращаться чувства. Сердце попыталось снова забиться, чего не приключалось с ним с самого прибытия сюда. Он чувствовал костлявые пальцы Похитительниц, чувствовал боль в окаменевших от долгого бездействия мышцах.
Шагот попробовал было что-то сказать.
Но вместо слов получилось лишь бульканье. Зато он снова дышал.
А жуткие старухи тем временем всё волокли его куда-то.
Зрение постепенно прояснилось. Он уже мог сам ненадолго приподнимать голову. Необозримые покои Небесной Крепости, раскинувшиеся вокруг, хоть и были действительно необозримыми, все же чуть лучше подходили для смертного, чем Покои Героев. Они не были похожи ни на одно строение из тех, что ему когда-либо приходилось видеть, зато напоминали рассказы о дворце владыки Восточной Империи в Гипраксиуме. Нечто подобное, во всяком случае, описывали старики, которые когда-то в молодости отправлялись по янтарному пути в те края и нанимались в императорские телохранители. Все они вспоминали огромные пустынные залы дворца.
Постепенно к Шаготу начал возвращаться и слух. Но лучше бы он остался глухим. Похитительницы Павших неустанно препирались между собою, и их язык весьма напоминал андорежский. Шагот разбирал едва ли треть.
Да они же говорят на древнеандорежском!
Язык даровали людям боги много столетий назад. Видимо, язык этот изначально был божественным, а люди со временем исказили его.
Похитительницы Павших, судя по разговору, были весьма недовольны жизнью. Их раздражало решительно все: Шагот, его товарищи, которых в это самое время тоже возвращали к жизни, замысел Всеотца, Покои Героев, тамошние мертвецы, их собственное существование. Но более всего их бесила сестрица Арленсуль. Именно по вине этой самовлюбленной особы, которая умудрилась навлечь на себя гнев Всеотца и отправиться в изгнание, на их многострадальные плечи свалилась ее часть работы.