Так или иначе, аллея была сказочно хороша. Огромные дубы смыкали над ней свои кроны, сквозь просветы пробивалось солнце, и влажный, насыщенный особым дубовым запахом воздух был исчерчен его косыми лучами. Посреди дороги Токслей сделал короткую остановку, просто подышать, и Веттели подобрал в карман несколько желудей – приятно было ощущать пальцами их крепенькие гладкие бока. А впереди, меж стволов, кажется, мелькнула красная шапка оукмена. Ну, от этих созданий и до фей недалеко… Положительно, Гринторп с каждой минутой нравился Веттели всё больше и больше. А уж когда они выехали к охотничьему замку…
Да, именно в охотничьем замке Эльчестеров школа Гринторп и разместилась.
По столичным меркам, был он не особенно велик, но для здешних мест являл собою достаточно внушительное строение, состоявшее из центрального крыла высотой в три этажа, со ступенчатым фронтоном, и боковых двухэтажных, расположенных в виде буквы «Н». Стены были оштукатурены и выкрашены в светло-серый цвет, над коричневатой черепичной крышей возвышалось несколько симметричных башенок с флюгерами и множество каминных труб. Ещё две округлые башни примыкали к торцам правого и левого крыла. Широкое каменное крыльцо парадного входа украшали статуи ощеренных волков. Они имели бы очень свирепый вид, но замысел неизвестного ваятеля был грубо нарушен более поздним вмешательством, впрочем, легко обратимым. На голову каждого зверя была напялена вязаная шапочка, могучие шеи были обмотаны яркими шарфиками, в пасти были вложены теннисные мячи и домашние туфли, у одного на носу косо сидели очки без стёкол. И досталось не только волкам. «Любители искусства» не обошли своим вниманием даже рельефную кабанью морду, прилепленную над входом на высоте чуть не десяти футов. Меж её грозных клыков торчал окурок дорогой колониальной сигары.
– Юные негодяи! – рассмеялся Токслей. – Опять за старое! Мистер Коулман, наш школьный смотритель, замучился их гонять.
– А по моему, неплохо смотрится, – улыбнулся Веттели. Очень… – он запнулся, подбирая нужное слово. – Оченьдемократично. Как раз в духе современных общественных веяний.
– Я передам ваши слова мистеру Коулману, – с напускной серьёзностью кивнул Токслей. – Но вряд ли он их оценит. Боюсь, у него несколько иные представления о демократии, и вряд ли он одобряет её в принципе… Ну так что, понравилось вам у нас? Пока не жалеете, что согласились поехать?
– Нравится – не то слово. Я просто очарован. Но что поехал – жалею. Потому что если меня откажутся принять в штат хотя бы дворником, мне останется только умереть! – отвечал Веттели в тоне лёгкой беседы, но нельзя сказать, что он на все сто процентов шутил.
К счастью, до этого дело не дошло. Приём, оказанный Веттели профессором Инджерсоллом, оказался куда более тёплым, чем тот мог рассчитывать.
– Норберт Веттели? Да-да, я вас жду! – донеслось в ответ на его робкий стук в дубовую дверь директорского кабинета. Седовласый джентльмен, лет за семьдесят, но очень энергичный и моложавый, с длинным лицом типичного островного уроженца, поднялся из кресла ему навстречу. – Проходите скорее, мой мальчик! Простите, что так вас называю. Дело в том, что с вашим дедом, Персивалем Анстеттом, мы были лучшими друзьями со школьных лет!.. Боже, как вы на него похожи! Просто наваждение!.. А малыш Конни был совсем другим. Какой ужас, что с ним случилось! – Веттели не сразу понял, что «малыш Конни» – это ни кто иной, как его покойный отец.
– Да, сэр, это очень печальная история, – вежливо вздохнул он, чтобы не показаться совсем уж бесчувственным чурбаном. Очевидно, что этому незнакомому человеку покойный Коннал Уилфред Веттели был гораздо ближе, чем собственному сыну, поэтому он действительно имел основания о нём скорбеть.
– Я знал его с рождения, – отводя подозрительно блеснувшие глаза, выговорил профессор. – Он был таким милым младенцем. И в колледже подавал большие надежды. Но характером оказался слишком слаб, и смерть супруги его окончательно подкосила… Но не будем о грустном! – перебил он сам себя. – Будем радоваться встрече! Мистер Токслей упомянул, что вы могли бы согласиться занять место преподавателя военного дела…
– Да, – с замиранием сердца проговорил Веттели. – Я хотел бы простить вас об этом. Я понимаю, у меня нет нужной подготовки и преподавательского опыта… Но может быть… Словом, я был бы благодарен за любую должность при школе, в том числе хозяйственную.
И без того длинное лицо профессора ещё больше вытянулось от искреннего изумления.
– Боги милостивые! О чём вы говорите, мой милый! Какая хозяйственная должность! Конечно, безработица – страшная вещь, она диктует свои условия. Но здесь, в провинции, мы ещё не стали такими разборчивыми, чтобы нанимать сторожами или садовниками лучших выпускников Эрчестера за последние десять лет… да-да, именно десять. За годы войны ваш результат никто не смог превзойти. Что до преподавательского опыта – когда то его не было и у меня. Все с этого начинают. Словом, если вы согласны… – тут Веттели принялся кивать молча, из глупого опасения в последний момент брякнуть что-нибудь лишнее и испортить дело. – Вот и славно! Очень, очень рад!.. Мистер Коулман! – позвал профессор громко, и на его зов в кабинете как из-под земли (во всяком случае, Веттели не уловил никакого движения за спиной, хотя это чувство было у него прекрасно развито) возникло странное угрюмое существо, вроде бы человеческой природы, а вроде бы и не совсем. Больше всего оно напоминало старенького сморщенного гоблина, искусно замаскированного под человека, а может быть, гоблины были у него в дальней родне.
– Мистер Коулман подберёт вам форму по размеру и покажет комнату. Располагайтесь, отдыхайте, у вас очень утомлённый вид. К занятиям вам приступать только через неделю, когда мисс Топселл перестроит расписание, так что успеете подготовиться. Главное, не волнуйтесь, мальчик мой, всё будет хорошо! – профессор покровительственно похлопал его по плечу, – Уверен, вам у нас понравится.
– Спасибо, сэр, – выдохнул Веттели от души. – Я буду очень стараться.
– Идемте, сэр, – проскрипел замаскированный гоблин и фамильярно потянул Веттели за рукав. – Пожалуй, мы поселим вас в башне, – он бросил на профессора Инджерсолла вопросительный взгляд из-под кустистых рыжих с проседью бровей.
– Да-да, – немного рассеяно кивнул тот. – Лорду Анстетту там будет удобно, я уверен.
Ещё бы ему не было удобно! Да он с младенческих лет не имел комнаты лучше! Собственно, с тех пор, как будущий лорд Анстетт покинул детскую в родительском доме, он вообще никогда не имел отдельной комнаты, только место в спальне на несколько человек, и даже походный шатёр приходилось делить с денщиком.
Из-за того, что помещение находилось под крышей одной из боковых башен, планировку оно имело необычную: две стены смыкались углом, а третья, с узким как бойница окошком и широким как скамья подоконником, изгибалась плавной дугой. Окно было наполовину зашторено красной портьерой, от этого в комнате царил приятный тёплый полумрак. Стены были оклеены бумажными обоями песочного оттенка, с орнаментом в виде медальонов. Потолок над кроватью был скошен, и образовывал нечто вроде алькова. Кроме кровати, застеленной немного колючим клетчатым пледом, в комнате имелся письменный стол с настольной лампой под красным абажуром и скромной чернильницей, два стула, маленький комод с зеркалом, полки для книг с несколькими потрепанными томами, вероятно, оставшимися от прежнего жильца, и вешалка для верхней одежды. На полу лежал трогательный домотканый коврик под цвет пледа – красно-буро-бежевый. Традиционный камин заменяла небольшая железная печь континентального фасона, рядом стояла корзинка дров. Узкая дверь в прямой стене вела в крошечную ванную с ватерклозетом. Веттели так и замер на пороге в восхищении. Отдельного туалета у него не было даже в младенчестве, тогда он обходился несколько иными средствами, более соответствующими нежному возрасту.
– Располагайтесь, сэр. Если что-нибудь понадобится, обращайтесь, моя комната в этом же корпусе, третья от чёрного входа, вам любой покажет. Какой у вас номер одежды? – Коулман окинул фигуру новичка беглым взглядом. – Так, понятно. Кастелянша вам что-нибудь подберёт. Нам недавно завезли новые комплекты для старшеклассников, думаю, вам должно подойти. А мантия, уж простите, будет великовата, – в тоне, каким это было сказано, Веттели уловил некоторое пренебрежение. Похоже, смотритель счёл его вид недостаточно внушительным. – Ужин у нас подают в семь вечера, обеденный зал в центральном крыле. Ну, я пошёл, сэр…
С минуту Веттели слушал, как на лестнице стихают шаркающие шаги смотрителя, потом подошёл к окну, и провёл возле него не меньше десяти минут, любуясь чудесным осенним видом, открывшимся с высоты. Окно выходило на север, из него можно было разглядеть и подъездную аллею, и деревню в окружении полей, холмов и разноцветных рощ, и извилистое русло реки, в которую впадал гринторпский ручей. А у горизонта вроде бы даже просматривались постройки Эльчестера, хотя не исключено, что их он видел только в своём воображении: уже начинало смеркаться, и в такой дали сложно было что-то понять наверняка.