Бледный снова закашлялся, и я открыл оба глаза, чтобы понять, болен он или хочет что-то сказать и кашлем пытается привлечь мое внимание.
Глаза наши встретились, так что бесполезно было дальше притворяться, по крайней мере перед ним. Выдаст ли он меня? Я надеялся, что нет. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя и подумать.
– Он очнулся! – сказал высокий парень тому, что сидел сзади.
Тот придвинулся ко мне и похлопал по щекам, что было совершенно излишне, потому что глаз я больше не закрывал. А потом рывком вернул меня в сидячее положение, заставив вздрогнуть от неожиданности.
– Не так грубо, – раздался голос Коннера. – Он наш гость, Креган.
Страж, к которому обратился Коннер, сверкнул на меня глазами. Вслух я не произнес ни слова; выражения, которые я мысленно употребил в его адрес, однозначно свидетельствовали, что я о нем думаю.
– С Креганом ты познакомился, – сказал Коннер и добавил: – А нашего кучера зовут Мотт.
Мотт обернулся и кивнул. Невозможно было представить себе более разных людей, чем Мотт и Креган. Мотт был высоким, смуглым и почти лысым. Судя по немногим уцелевшим и коротко остриженным волосам, Мотт был брюнетом. И это он подставил мне подножку у таверны, когда я улепетывал от мясника. Креган же был небольшого роста – не намного выше меня и ниже смуглого парня, что сидел со мной рядом. Он был слишком бледен для человека, который, видимо, много времени проводит на улице. Волосы его, густые и светлые, были собраны на затылке. Мотт был худым и крепким, а Креган немного расплывшимся, и трудно было предположить, что у этого Крегана такие крепкие кулаки, ведь я буквально вырубился от его удара.
И эти двое, столь непохожие друг на друга, вызывали во мне одно чувство – ненависть.
Коннер указал на мальчиков, что сидели рядом со мной:
– Это Латамер и Роден.
Тот, что кашлял, был Латамер. Роден – тот, что выдал меня, сказав, что я очнулся. Они мне кивнули, и Латамер пожал плечами, словно желая сказать, что он, как и я, понятия не имеет, зачем он здесь.
– Я хочу есть, – сказал я. – Я собирался пообедать жареным мясом, так что, надеюсь, у вас есть что-нибудь не хуже.
Коннер усмехнулся и бросил мне на колени яблоко, которое я взять не мог, ведь мои руки по-прежнему были связаны за спиной.
Роден схватил мое яблоко и со смаком откусил большой кусок.
– Вот почему не стоило оказывать сопротивления, – сказал он, жуя. – Руки у меня свободны, а голова не болит.
– Это мое! – разозлился я.
– Яблоко предназначено тому, кто хочет его взять, – сказал Коннер.
Некоторое время все молчали, было только слышно, как Роден хрустит яблоком. Я пытался взглядом выразить ему свое негодование, хотя и знал, что это не поможет. Если он тоже из приюта, значит, ему знакомы правила выживания. Правило номер один гласит: хватай еду везде, где можешь, и съедай, сколько сможешь, про запас.
– То есть вы хотите сказать, что вас обоих увезли как баранов? – спросил я Латамера и Родена.
Латамер покачал головой и кашлянул. У него, наверное, и сил-то не было сопротивляться. Роден наклонился вперед и обхватил руками колени.
– Я видел приют, где ты жил. В сто крат лучше того, где жил я. Коннер сказал, если сделаю что скажут, я получу хорошую награду. Так что нет, я не баран, но я поехал с ним добровольно.
– Могли бы и мне так сказать, вместо того чтобы бить по голове, – сказал я Коннеру. – А что за награда?
Коннер даже не повернулся ко мне.
– Сначала сделаешь что скажут, потом поговорим о награде.
Роден выбросил недоеденное яблоко. Мог хотя бы доесть для приличия.
– Можете меня развязать, – сказал я. Едва ли они так просто послушались бы, но почему не попытаться.
Коннер ответил:
– Миссис Табелди предупредила, что ты горазд бегать. Куда ты сейчас собрался?
– В церковь, конечно. Грехи замаливать.
Роден хихикнул, но Коннер, похоже, не оценил моего юмора:
– Склонность к богохульству я из тебя выбью, мой мальчик.
Я откинул голову и закрыл глаза, давая понять, что не намерен продолжать разговор. Чаще всего это срабатывало. Роден что-то промямлил о том, какой он исправный прихожанин, но я пропустил это мимо ушей. Какое мне до них дело? Я тут ненадолго.
Примерно через час повозка остановилась в маленьком городке, где мне уже приходилось бывать. Назывался он Гелвинс, хотя и был так мал, что, по мне, вообще не заслуживал названия. Гелвинс был больше похож на сторожевую заставу: его единственная улица состояла из пары магазинов и дюжины жалких лачуг. Большинство домов в Карлиане были крепкими и добротными, Гелвинс же был очень бедным городишкой. Справный дом был здесь роскошью, о которой немногие могли и мечтать, а уж тем более построить. В большинстве своем эти жилища выглядели так, будто подуй ветер посильнее, они бы рассыпались. Наша повозка остановилась перед лачугой с небольшой табличкой над дверью: «Гелвинский приют». Я знал это место. Мне пришлось здесь побывать несколько месяцев назад, когда у нас с миссис Табелди возникли очередные временные разногласия.
Коннер и Мотт вышли, оставив Крегана охранять нас. Как только Коннер ушел, Креган выпрыгнул из повозки и сказал, что идет в таверну промочить горло и что того, кто попытается бежать, он прибьет на месте.
– Еще один приют? – спросил Роден. – Коннер, наверное, все приюты объездил. Что, интересно, он собирается с нами делать?
– Ты не знаешь? – спросил я.
Латамер снова пожал плечами, а Роден сказал:
– Он ищет какого-то конкретного мальчика, но я не знаю, зачем.
– Я ему точно не понадоблюсь. – Голос Латамера был так тих, что лошадиный храп почти заглушал его. – Я болен.
– Может, и понадобишься, – возразил я. – Мы же не знаем, чего он хочет.
– Я буду выполнять все, что он скажет, – сказал Роден, – потому что я не собираюсь обратно ни в какой приют, а на улице мне не прожить.
– Кто же такой этот Бевин Коннер? – спросил я. – Вы хоть что-нибудь знаете о нем?
– Я подслушал, как он разговаривал с мастером Гриппинсом, директором приюта, где жили мы с Роденом, – пробормотал Латамер. – Он сказал, что он друг короля.
– Короля Экберта? – Я покачал головой. – Коннер соврал. Все знают, что у короля нет друзей.
Латамер пожал плечами.
– Неважно, друг или враг, он сказал мастеру Гриппинсу, что выполняет поручение короля.
– Но как это связано с нами? – спросил я. – С кучкой приютских мальчишек?
– Ему нужен только один, – напомнил Роден. – Остальных отправят обратно, как только все выяснится. Так он сказал мастеру Гриппинсу.
– Давай-ка я облегчу тебе задачу, – предложил я Родену. – Развяжи меня, и я пойду. Будет на одного конкурента меньше.
– Я этого не сделаю, – сказал Роден. – Хочешь, чтобы меня наказали за то, что ты сбежал?
– Ладно. Но меня уж очень туго связали. Может, хотя бы ослабишь веревки?
Роден покачал головой.
– Туго связали, потому что ты разозлил людей Коннера, и ты это заслужил.
– Коннер не собирался делать ему больно. – Латамер придвинулся ко мне и сказал: – Повернись.
– Я как раз не могу, лучше ты придвинься.
Латамер протянул руку мне за спину, я схватил ее и крутанул. Роден в испуге вскочил на одно колено, но другой рукой я накинул петлю на шею Латамеру и потянул так, что она почти затянулась. Роден замер, ожидая, что я сделаю дальше.
Снять веревку с запястий было просто. Сделать из нее петлю оказалось сложнее, хотя сейчас был не самый подходящий момент, чтобы восхищаться своей ловкостью. Родена, казалось, не особенно впечатлило мое умение вязать узлы за спиной. А может, он просто не хотел, чтобы я задушил Латамера у него на глазах, и потому остался сидеть на своем месте.
– Не приближайся ко мне, – на всякий случай предупредил я Родена. – Или я выкину его из повозки, и тогда ты сможешь описать Коннеру звук, с каким ломается шея.
– Пожалуйста, не надо! – прохрипел Латамер.
Роден по-прежнему не шевелился:
– Мне плевать, убьешь ты его или нет, и плевать, если тебе удастся слинять отсюда. Только молись, чтобы люди Коннера тебя не нашли.
Я отпустил Латамера, извинившись перед ним за свою выходку, и даже изобразил, что будто бы раскланиваюсь с Роденом. Это было глупо с моей стороны: не успел я выпрямиться, как Креган плашмя саданул меня мечом в спину, и я кулем повалился в повозку.
– Знаешь, что со мной сделают, если ты сбежишь, мальчик? – проворчал Креган.
Я знал и не стал бы возражать.
– Вы сказали, что убьете того, кто попытается бежать, – напомнил ему Роден.
– И я не шутил, – сказал Креган и оскалился, когда я к нему обернулся. Он достал нож и одним прыжком оказался в повозке. Я собирался защищаться и перекатился на другую сторону, но он ухватил меня за рубашку и дернул, приставив к горлу нож.
– Мастеру Коннеру не все вы понадобитесь. Сдается мне, ты нужен ему меньше, чем другие.
И мне вдруг захотелось быть нужным мастеру Коннеру.
– Ладно, – буркнул я, – ваша взяла. Я буду делать что прикажете.
– Врешь! – взревел Креган.
– Я часто вру. Но не в этот раз.
Креган улыбнулся, довольный тем, что унизил меня. Он убрал нож в ножны на поясе, поднял меня за шиворот и отпихнул в угол повозки.
– Что ж, посмотрим, как ты держишь свое слово.
Через минуту вернулись Коннер и Мотт, с ними шел мальчик. Искоса взглянув на него, я сразу его узнал. Он был высок и очень худ. Волосы у него были темнее, чем у меня и Родена, и такие же нечесанные и непокорные, как мои, если такое вообще возможно.
Новенький покорно полез в повозку. Коннер взглянул на мои развязанные руки и тонкую струйку крови, стекавшую по моей шее. Обернулся к Крегану:
– Были проблемы?
– Нет, сэр, – доложил Креган. – Но Сейдж, возможно, захочет стать пай-мальчиком.
Коннер улыбнулся, будто услышал именно то, чего ожидал.
– Что ж, я рад. Мальчики, познакомьтесь с Тобиасом. Он отправится с нами на задание.
– На какое задание? – спросил я.
Коннер покачал головой.
– Терпение, Сейдж. Терпение – качество повелителя.
Это был первый ключ к тому, для чего Коннер нас собрал. Ведь всем нам отныне угрожала серьезная опасность.
3
Тобиас был мне знаком. Возможно, он не помнил меня, ведь я совсем не долго пробыл в Гелвинском приюте. Но за то короткое время я заметил, что Тобиас отличался от других мальчишек. Он вообще не был похож на обитателя приюта. В детстве он явно получил образование и сохранил привычку читать все, что попадало ему в руки. В приюте у него даже были некоторые привилегии, потому что всем было ясно, что, в отличие от остальных у него есть еще шанс преуспеть.
Тобиас бросил взгляд в мою сторону.
– У тебя кровь.
Я провел рукой по оцарапанной шее.
– Уже остановилась.
Но это было не все, что он хотел сказать.
– Я тебя знаю?
– Я был здесь полгода назад.
– Да, вспомнил! Это ведь ты запер тогда на всю ночь директора приюта!
Я расплылся в улыбке.
– Согласись, мы наконец-то наелись в тот вечер. Хоть разок.
– Чего ты ухмыляешься, – проворчал Тобиас. – Может, мы и не наедаемся, но лишь потому, что еды вообще мало. В тот вечер мы съели недельную норму. А после того как ты сбежал, мы по твоей милости целую неделю голодали.