Три игриво-кокетливых письма от подружек, штук пять стандартных рекламных посланий. И еще сообщение, один в один
повторяющее вчерашнее: «Уважаемый, Александр! Если ощущаете нечто необычное…»
Я перечитал, откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. В душе родилось смутное беспокойство. В свете последних событий письмо
выглядело совершенно иначе. Приобрело загадочный, непонятный смысл. Теперь ясно, что не обыкновенный спам. Но что за бред? Или совпадение?
Я поколебался, но разозлившись, стер сообщения. Работать и еще раз работать! Нафиг эту дурь! Меня голыми руками не возьмешь!
К двум часам дня все-таки домучил один логотип, но совершенно выбился из сил. Работа определенно не спорилась. Кроме того жутко разболелась
голова. Я фыркнул, вытащил из ящика стола пачку сигарет и пошел в курилку. Уже у двери нагнал удивленный голос Юры, начальника отдела:
– Бес! Неужели ты с нами?
– А где мне быть? – ответил я вопросом на вопрос, обернулся и глянул на улыбчивую физиономию Юрия. Дурак, каких поискать. Одевается, словно
преуспевающий бизнесмен, тратиться на дорогие шмотки, костюмы. К тому же явно перечитал Карнеги. Только так можно объяснить фальшивую
улыбку и по-идиотски счастливое выражение лица. – Вас и бомбежкой не разбудишь.
– Да-да, – улыбнулся Юра еще шире. – Работа дизайнера требует сосредоточения. Но все равно, хоть бы ногами громче топал или поздоровался.
– Учту, – сухо сказал я и бочком протиснулся за дверь.
– Постой! – окликнул Юрий. – Раз уж здесь, то вопрос. Сегодня вечером корпоративная вечеринка. Ты присутствуешь?
– А надо? – скривился я.
Терпеть не могу сабантуи с сотрудниками. Просто расслабиться и напиться нельзя. Иначе на следующий день будут коситься и еще месяц
втихомолку шептаться, хихикать.
– Надо, – серьезно сказал Юра. – Команда от Федора Сергеевича поступила. Будем привечать временную сотрудницу, Грейс Моран. Поэтому оденься
получше, возьми денег и к семи будь возле кафе «Эдем».
Примерно неделю назад в Славгород приехала англичанка, что само по себе из ряда вон выходящее. Город провинциальный, неизбалованный
посещениями заграничных гостей. Шеф почти полгода выпрашивал консультанта по одной сложной графической программе у западных партнеров. И
те, наконец, соизволили пойти на уступки, прислали Грейс. Я видел ее лишь издали, ибо непростая смертная. Высокая голубоглазая блондинка с
пышной грудью и вечно брезгливым выражением лица. Ничего особенного, но Федя воспылал страстью, принялся ухаживать. А фаворитка начальника
– беда для подчиненных. Если не явишься, то чего доброго премию снимет. Придется покориться.
– Ладно, – кивнул я. – Буду.
Толкнул дверь и выскользнул в коридор. Вдогонку полетел возмущенный вопль Юрки: «Ты куда сбежал, куряга? А кто по заданию отчитываться
будет?» Я хмыкнул и решил не возвращаться. Сделаю вид, что не услышал. Иначе застряну, по меньшей мере, на час, придется выслушивать укоры.
Добрался до лестницы и стал подниматься на третий этаж. Рядом с туалетом курилка – спасительное место для таких как я.
На середине пролета остановился, мотнул головой. Совершенно неожиданно накатила страшная слабость, ноги задрожали. Я покачнулся, выронил
пачку сигарет. Нагнулся, чтобы подобрать. Но тут в глазах мигнуло, я ощутил себя лежащим на ступеньке. Сердце бешено колотилось, в ушах
шумело, а в глазах двоилось.
Череп изнутри распирало чудовищной тяжестью. На мозг обрушился сонм непонятных образов, мгновенно сменяющихся
картинок. Слух терзали шорохи, далекие голоса, стуки, визжание. Мир потерял цвета, превратился в плоскую черно-белую фотографию. Постепенно
темнел, превращался в негатив.
Я глухо застонал, ощутил стекающую по лицу горячую жидкость. Провел пальцами, глянул на свет. Кровь… Наверное из носа. На фоне бесцветного
мира смотрелась яркой и устрашающе-грозной, чужой… Рука изменилась. Пальцы высохли, стали похожи на корявую птичью лапу. Выросли острые и
длинные, отливающие сталью когти. Я охнул, медленно и неуклюже перевернулся на живот, встал на колени. На глаза попалась пачка сигарет. Я
схватил, подтянулся на перилах. Раздался протяжный скрип, железный прут ограждения с легкостью смялся в ладони. Я кое-как встал на ноги и
сделал первый шаг. Тело слушалось с трудом, суставы хрустели.
Муть перед глазами развеялась, вернулись цвета. Я ошалело огляделся: все привычное, обыденное. Ни следа чудес, которые творились минуту
назад. На руке кровь, из носа тоже капало. Впрочем, самая обычная, темно-красная. Голова кружилась, колени подгибались. Но все в пределах
нормы, такое бывает после обычного переутомления, высокого артериального давления. Когтей тоже нет… Я обернулся, тяжело вздохнул. Решетка
ограждения погнута, толстый железный прут расплющен, загнут в рогалик. А как это объяснить? Никак…
Я поднялся дальше, зашел в курилку и уселся на стул. Подвинул пепельницу, дрожащими пальцами извлек из помятой пачки сигарету. Прикурил и
глубоко затянулся.
За окном крона дерева, танцующие на ветру листики. В глаза бил яркий свет, слепил. В голове ни мыслишки, лишь комариный звон и бесконечное
удивление. Я отыскал в кармане бумажную салфетку, вытер кровь с лица. От первой сигареты сразу прикурил вторую.
И что теперь? – промелькнула угрюмая мысль. – Приступ неизвестной болезни или начинаю превращаться в оборотня? Все могу объяснить, но не
смятый как теплый пластилин стальной прут. Причем собственными руками. Когда-то пробовал гнуть проволоку. Пока сделал небольшую петельку
семь потов сошло… а тут…
Размышление прервал топот ног, надсадное дыхание. В курилку вбежал Федор Сергеевич, на ходу выхватил у меня сигарету. Долго и нервно чиркал
колесиком зажигалки. Что-то бормотал под нос, ругался. По красной лысине и толстым щекам катился пот. Я глянул с удивлением. Никогда не
видел начальника таким нервным и злым. Обычно величественно-спокойный, флегматичный. Голос повышать умел, но всегда сохранял невозмутимый
вид.
В свои тридцать пять Федор сумел основать рекламную фирму, достиг определенного положения в обществе. Во многом благодаря холодному
мышлению, умению общаться с людьми, искать компромиссы. И сколько помню, всегда сохранял присутствие духа, никогда не психовал. Не человек,
а концентрированный разум, находчивость, хитрость и спокойствие. На голову выше меня, плотный и широкоплечий. Одет в строгий костюм,
галстук и безупречно чистую рубашку. Лицо круглое, холеное. Волос мало, облысел рано. На макушке вообще блестящий пятачок, словно тонзура у
монаха-католика. Губы тонкие, нос картошкой. Но комическое и несуразное исправляли глаза – серые, с темными крапинками. В них твердость
алмаза, спокойствие леса, уверенность и непоколебимость гор.
Но сейчас на Феди лица не было. Красный и вспотевший, взъерошенный словно воробей. Галстук болтался как дохлая змея, рубашка расстегнута
почти до пояса. Глаза бегающие, блестящие.