Вернуться в осень. Книга вторая - Павел Стретович 30 стр.


– Вам придется остаться одним, – сказал Сергей, оценивающе оглядывая ребят. – Боюсь, у нас нет другого выхода.

Лара удивленно повернулась.

– Вы не сможете там пройти без лошади, – сразу догадался Аника. Видимо, подобная мысль приходила и ему в голову. – А на лошади вас заметят…

– Пройду, – сказал Сергей. – Я умею очень быстро бегать. И очень далеко прыгать. Да и…

– О чем вы, в конце концов, – не выдержала Лара. – О «котле», что ли?

– Я пройду через «котел», – сказал Сергей, наморщив лоб. – Сделаю круг и зайду этим «горцам» в тыл. Надо успеть до захода солнца.

– Да вы что, в своем уме? – опешила Лара. – Да вы там, без лошади, и шагу… Аника! Что ты молчишь?

Парень молчал, задумчиво уставившись в степь. Кажется, он прекрасно понимал, что другого выхода все равно нет. Ночью все закончится. Все-таки, он обещал стать хорошим воином…

– Все, – Сергей хлопнул по коленям – Лара не отводила от него возмущенного взгляда. – Прения закончены. Ребята… – он умоляюще посмотрел на девушку, потом на парня. – Если вдруг что… Вы уж продержитесь, ладно? Очень вас прошу. Я обязательно приду…

– Будь спокоен, командир, – Аника ободряюще улыбнулся. Лара опять было открыла рот, но сразу закрыла. До нее начало доходить, что это не шутка. И что у них, у остававшихся – опасностей ничуть не меньше. И что, похоже, это действительно выход. Если, конечно, выдержать…

– Ладно, девочки, все, – он оглянулся, еще раз окинул взглядом степь и молчаливые скалы, и хмуро сощурился в сторону «живого котелка»…

– Что, все? – не могла успокоиться девушка. – Вот так сразу и пойдете?

Сергей вытянул руки и хрустнул пальцами, потом перекатился и лег плашмя, продолжая скрываться за валуном. И быстро, но осторожно пополз к темному базальту…

«У нас не так много времени, – ответил сзади Аника Ларе. – Солнце не ждет…»

Через десяток метров руки зашкрябали по теплому камню. Пока еще теплому – здесь, с краю, у самой степи… Сергей ненадолго замер, прислушиваясь, потом снова заработал руками. За ближайшей скалой чуть распрямился, вытер со лба пот и поднял голову на солнце, отмечая положение дневного светила. Застегнул поплотнее куртку и максимально вытянул рукава, пытаясь прикрыть от камня ладони. Затем опять упал плашмя – он не хотел рисковать быть глупо замеченным, и опять заработал руками…

Солнечные лучи отбойными молотками застучали по неприкрытому затылку, тяжелая жара сдавила виски и запалила горло. Горячая пыль зажгла нос и рот, и заставила слезиться глаза. Скользкие зубы начали скрежетать каждый раз, когда голые пальцы задевали раскаленный камень…

За скалами он поднялся и опять посмотрел на солнце, определяя направление. Потом опустил взгляд к обожженным пальцам и попробовал еще плотнее закутаться в куртку. Переступил с ноги на ногу – горячий базальт обжигал сквозь подошвы сапог. И бегом рванул вперед…

Палящий воздух с ревом ворвался в горло и зажег огнем легкие, нос и рот попали в раскаленную печь. Кипящий пот выступил сквозь волосы и крупными каплями срывался со лба, застилая глаза…

Он на минуту приостановился и накинул куртку на голову, и снова побежал вперед. Теперь больше обнажились руки, и стало сильно не хватать воздуха. А тот, который был – был невыносимо душным и не хотел наполнять легкие…

Он ударился о скалу и полетел вниз, но сразу вскочил и глухо застонал, пытаясь дуть на обожженные руки. Но воздух в горле был еще горячее наружного, и вдобавок подошвы сапог начали жечь мокрые пальцы ног…

«Я выдержу, – сказали растрескавшиеся губы, и красные глаза снова поднялись к солнцу. – Только помоги мне, Боже…»

Слизкая нечувствительная рука потянулась к горлышку фляги с теплой водой, но передумала и упала вниз: «Лучше не пить…»

Он опять набросил на голову куртку, и опять побежал вперед. Ударяясь о скалы и падая, обжигаясь и снова поднимаясь. Изредка вскидывая мутные воспаленные глаза на солнце и стараясь сохранить рассудок. Чтобы не сбиться с пути. Чтобы помнить – этот путь. Путь жизни, предначертанный самой жизнью…

Вскоре перестал выступать пот. Перестали чувствоваться руки и лицо, растрескавшиеся от жара и казавшиеся одним постоянным негасимым костром. И только ноги, еле передвигающиеся ноги – давали о себе знать ноющими сбитыми коленями и жженой усталостью…

Он почти потерял рассудок. Через час, когда, все-таки завершив дугу через «живой котел», шатаясь, вышел к степи и упал в полынь. Закрыл болящие воспаленные глаза и покрытыми волдырями руками обнял землю…

«Я сделал это…» – тускнела в голове какая-то печальная мысль. Сделал это… «Сделал что?» Прошел через «котелок» и вышел далеко в степи. «Зачем?» – это была какая-то неспокойная, как будто чужая мысль… Как зачем? Так было надо… «Зачем надо?» – не успокаивалась беспокойная мысль. Сергей даже поморщился – да поди ты пропадом. Дай полежать спокойно. А может даже – заснуть…

Как зачем надо? Надо. Надо, чтобы… «Надо, чтобы», – с радостью поддакнула неугомонная мысль. Надо, чтобы… Перед глазами поднялась картинка: Аника что-то кричит в запале, привстав на колено и посылая стрелу за стрелой – туда, в желтую степь, где маячат совсем близкие перебегающие фигуры. Лара, успевая рукавом вытирать слезы, помогает перезаряжать арбалеты…

Спасти ребят! Надо, чтобы спасти ребят… Которые ждут, и надеются на него, как на единственный шанс…

Сразу появились силы. Сергей поднялся с земли и посмотрел на свои красные вздувшиеся руки. Ерунда, ничего страшного. Сжал в кулак и разжал пальцы. Слушаются… Тогда вперед.

Он вытащил из чехла карабин, хмуро глянул на недоброе солнце и снова побежал вперед. Проверил на ходу магазин, щелкнул затвором и снова посмотрел на солнце. От скал и камней протянулись длинные вечерние тени – солнце стояло над самым горизонтом.

Сразу начала путаться под ногами сухая трава, степные колючие кусты цеплялись и царапали колени, и пыль – взметавшаяся фонтанчиками с плоских склонов холмов, нарочито попадала в глаза. Но он бежал и бежал, все ускоряя шаги – с беспокойством посматривая на совсем низкое солнце, и на черные базальтовые камни «родного» котла. Где-то далеко захохотали гиены, и на хохот сразу эхом наложился вой диких собак…

Через полчаса он перешел на мягкий рохерский шаг, утроил осторожность, и по широкой дуге начал забирать к югу, чтобы зайти пустынникам в спины. Впереди показались знакомые скалы – он пригнулся. Через сотню крадущихся шагов лег и пополз.

Проплыл мимо иззубренный каменный палец – в черной вечерней тени замер и прислушался. Тишина. Осторожно перевалил через хребет невысокого взгорка и скатился вниз, и опять замер. Все та же тишина. Только шелест полыни, да ветер, слегка завывающий между валунами и склонами…

Он двинулся дальше, ощущая, как растет в груди глухое беспокойство. Что-то не так. Уже должны доноситься какие-то звуки, покашливание там, шорох, тихий говор… Пустынники не обязаны бояться, чего им сидеть тихо…

Приблизились плоские валуны и груды камней – ветерок опять бросил в лицо горсточку пыли. На самом верху, пригревшись в лучах заходящего солнца, устроилась маленькая ящерка – вечный спутник скал и солнца. Высоко в небе проплыл хищный силуэт степного кондора-стервятника…

Беспокойство начало перерастать в панику. Сергей вскинул карабин и одним прыжком оказался у скал – маленькая ящерка мгновенно исчезла в щели. И больше ничего… Он растерянно огляделся, пытаясь сдержать заколотившееся от предчувствия сердце, – здесь были люди… Вот примята степная трава – сильно примята, тут долго лежали, вот валяется какая-то брошенная маленькая ерунда…

– Аника! – он больше не мог сдерживать подступивший ужас. – Лара!

Эхо отразилось от скал и вернулось назад, перемешанное с хохотом радостно откликнувшихся гиен…

– Аника! – он что есть мочи рванул вперед – туда, к знакомым камням, за которыми оставались друзья, очень близкие друзья, совсем недавно оставались… – Лара!

По дороге споткнулся и кубарем полетел на землю, но тут же вскочил и машинально оглянулся… На земле лицом вниз лежал человек – раскинутые руки как будто сжались в судорожном движении, вырвав с корнем горькую сухую полынь. Он осторожно поддел тело – паникующий взгляд выхватил грубое незнакомое лицо, грязную всклокоченную бороду и залитый кровью широкий плащ-балахон. Пустынник. Мертвый пустынник…

Сергей обернулся вокруг – недалеко виднелось еще одно неподвижное тело, на камнях свесило безжизненные руки еще одно…

– Аника!!! – дикий крик отразился от скал и опять вернулся назад.

Здесь был бой. Сильный бой. Совсем недавно. Хищный кондор еще не успел спуститься с неба за добычей…

– Лара!!!

Снова издевательски захохотала гиена, и также издевательски откликнулись собаки…

Он медленно приблизился к «своим» валунам. За камнями валялось еще одно грязное бородатое тело – рядом, почти вплотную…

– Аника…

Аника лежал там, где и должен был быть, на прежнем месте – правая рука все еще сжимала бесполезный теперь арбалет. Лары нигде не было видно…

– Аника, – тихо сказал Сергей дрожащим голосом, опустился на колени и провел рукой по знакомым волосам, откидывая мокрую прядь в сторону. – Друг ты мой ситцевый…

В глазах защипало. Он отвернулся и посмотрел на далекое, и теперь совсем не жаркое солнце. Эх, Аника…

«…Я, наверное, уеду, – вспомнились, почему-то, такие важные когда-то слова. – Завтра… Я здорово влюбился, понимаете, так здорово… Что сил никаких больше нет. Совсем нет…»

Эх, Аника, Аника… Прости меня, пожалуйста, прости меня, друг, если сможешь. Ведь это я отобрал у тебя любовь…

Он сел рядом и склонил голову на руки, не в силах сдерживать рвавшееся наружу отчаяние – горький стон прокатился над степью и замер вдали. Старая песня тоски – старая, как мир, где никогда не бывает все честно и правильно. Где погибают и умирают. И помнят…

Будьте вы все прокляты! Будьте прокляты – все убийцы и ненавистники! Все, кто жаждет крови и наживы! Тупой жизни и гогота. И… И тупые командиры, бросающие своих в самый ответственный момент…

Он опять поднял голову и опять взглянул на солнце. Боже. За что же, Боже… Зачем повторять старую песню? Старую печаль и тоску? Зачем…

«…Для этого надо иметь слишком большую веру, – снова вспомнились живые глаза. – Но все равно – спасибо…»

Он тяжело вздохнул, повернулся и провел рукой по знакомому плечу: «Будь хоть в этом спокоен, друг… Я найду ее». Рука наткнулась на перистый наконечник тяжелой стрелы в груди. Эх… Ты ведь еще так молод, парень. И уже изведал смерть. Бой и тяжелую стрелу. Честь, бесстрашие и подвиг…

Он покрепче обхватил рукой, и резким движением выдернул стрелу пустынников – не место оружию врага в груди друга. И тогда услышал стон…

Сергей замер. Потом, еще боясь поверить, рванул ворот парня и припал к груди. Донесся толчок – чуть слышно, совсем чуть-чуть… Жизнь сразу завертелась колесом – он рывком распахнул мешок и вырвал бутылку с ромом, смочил платок и приложил к ране. Опять донесся стон – показалось, даже более слышимый. Он снова круто смочил платок и осторожно обработал рану, затем наложил чистый и, мягко приподнимая тело, постарался покрепче перебинтовать. Давай, друг – ну, держись… Черные растрескавшиеся губы раскрылись и что-то прошептали…

Назад Дальше