— Хирото, проснись!
Голос отчаявшейся Минди звучит уже умоляюще. Я резко проснулся. Как долго я не спал? Два дня? Три? Четыре?
Чтобы преодолеть последние пятьдесят или около того километров мне придётся отпустить распорки и, используя только ракетные двигатели, скользить над поверхностью паруса, который в это время движется с большой долей скорости света. Даже при мысли об этом у меня кружится голова.
И неожиданно отец снова рядом со мной в космосе, под парусом. Мы играем в го.
— Посмотри в левый нижний угол. Видишь, твоё войско разделено на две группы? Скоро мои белые камни окружат и захватят одну из них целиком.
Я смотрю туда, куда он показал, и вижу фатальную ошибку. Я пропустил пересечение. И то, что мне казалось единым войском, на самом деле две группы камней, между которыми зияет промежуток. Я должен закрыть это пересечение следующий ходом.
Я отгоняю видение. Я должен закончить дело, а потом смогу поспать.
Передо мной дыра в парусе. На скорости, с которой мы двигаемся, даже малюсенькая песчинка, проскользнувшая через ионные щиты, может привести к катастрофе. Солнечный ветер и давление электромагнитного излучения заставляют рваные края прорехи колебаться. Сам по себе один фотон ничтожно мал и даже не имеет массы, но вместе они могут приводить огромный как небо парус в движение и нести тысячи людей вперёд.
Вселенная — удивительное место.
Я поднимаю чёрный камень и готовлюсь поставить его на доску, чтобы соединить моё войско.
Камень превращается в комплект для наложения заплаты из моего рюкзака. С помощью двигателей я маневрирую над прорехой. Через дыру я вижу звёзды, те самые, которые никто из корабля не видел уже много лет. Я смотрю на них и думаю, что около одной из них когда‑нибудь случится такое, что человечество, сплавившееся в новую нацию, восстанет от почти полного исчезновения и засияет с новой силой.
Я аккуратно подготавливаю всё для наложения заплаты. Затем включаю горелку. Провожу ею над заплатой и чувствую, как материал плавится и соединяется с углеводородными цепями плёнки паруса. Потом мне надо будет поверх этого нанести распылённые атомы серебра, чтобы сформировать тонкий отражающий слой.
— Получается, — произношу я в микрофон. Я слышу приглушённые звуки радости на заднем фоне.
— Ты герой, — говорит Минди.
Я представляю себя гигантским японским роботом из манги и улыбаюсь.
Горелка начинает сбоить, и, наконец, пламя гаснет.
— Смотри внимательно, — говорит папа. — Ты хочешь закрыть эту дырку следующим камнем. Но так ли ты должен поступать на самом деле?
Я трясу топливный бак, присоединённый к горелке. Пусто. Это тот самый бак, который я стукнул об одну из распорок паруса. Должно быть, это вызвало течь, и теперь в нём не хватит топлива, чтобы заделать дыру до конца. Заплата присоединена только наполовину и висит свободно.
— Возвращайся, — говорит доктор Гамильтон. — Возьмёшь ещё топлива и попробуешь снова.
Я измотан. Как бы я ни хотел, второй раз я не смогу добраться сюда также быстро. И кто знает, как сильно разрастётся дыра к этому моменту? Доктор Гамильтон понимает это не хуже меня. Он просто хочет, чтобы я вернулся в безопасное тепло звездолёта.
Но у меня ещё есть топливный бак для обратной дороги…
На лице моего отца ожидание.
— Я понял, — говорю я медленно. — Если я поставлю следующий камень на это пересечение, у меня не будет возможности спасти маленькую группу в правом верхнем углу. И ты захватишь их.
— Один камень не может быть сразу в двух местах. Ты должен выбирать, сынок.
— Скажи, как мне поступить?
Я ищу ответ на лице отца.
— Посмотри вокруг, — отвечает папа. И я вижу маму, мисс Маэду, премьер‑министра, всех наших соседей из Курюма, всех людей из Кагосимы, вместе с которыми мы ждали звездолётов, с Кюсю, с четырёх островов, со всей Земли и с «Надеющегося». Они смотрят на меня и ждут, что я сделаю.
Вдруг слышится спокойный папин голос:
Звёзды сверкают.
Мы гостями приходим,
Смайлик и имя .
— У меня есть решение, — говорю я доктору Гамильтону по связи.
— Я знала, что ты что‑нибудь придумаешь, — в голосе Минди счастье и гордость.
Доктор Гамильтон секунду молчит. Он знает, что я придумал.
— Спасибо, Хирото.
Я открепляю бесполезный бак от горелки и присоединяю её к ёмкости с топливом у меня на спине. Пламя яркое, ровное, как лазерный клинок. Под моими руками атомы и фотоны сплетаются в сеть из крепости и пламени.
Звёзды на другой стороне снова запечатаны. Зеркальная поверхность паруса безупречна.
— Корректируйте курс. Я закончил, — говорю в микрофон.
— Принято, — это доктор Гамильтон.
Его голос — голос опечаленного человека, который пытается скрыть грусть.
— Вначале ты должен добраться назад, — говорит Минди. — Если мы сейчас изменим курс, ты не сможешь вернуться.
— Всё нормально, детка, — шепчу я в микрофон. — Я не вернусь. У меня не хватит горючего.
— Мы пойдём к тебе!
— Вы не сможете ориентироваться среди распорок так быстро как я, — говорю я нежно. — Никто не ориентируется в их системе лучше меня. А когда вы доберётесь до меня, у меня уже закончится кислород.
Я жду, пока она успокоится.
— Давать не будем говорить о грустном. Я люблю тебя.
Потом я выключаю передатчик и, отталкиваясь, отлетаю от паруса, чтобы они даже не пытались снаряжать бесполезную спасательную экспедицию. И я падаю, всё дальше и дальше отдаляясь от паруса.
Я наблюдаю, как парус отступает, открывая звёзды во всём их великолепии. Свет Солнца уже такой слабый, что сейчас оно выглядит просто как ещё одна звезда среди многих других, никогда не заходящих и никогда не восходящих. И я в полном одиночестве среди звёзд, но одновременно я наедине с ними.
Язык котёнка щекочет мне сердце…
Чтобы потом прочитать такие книги, ахлейшунин должен протащить хоботок по бороздке. Чувствительный хоботок начинает вибрировать в унисон с глубиной желобка, а полая камера в черепе усиливает звук. Получается, что чтец воссоздаёт голос писателя.
Ахлейшуне верят, что их письменная система превосходит все остальные. В отличие от книг, записанных с помощью алфавитов, иероглифов или логограм, книги ахлейшун передают не только слова, но и голос, ритм, интонации, модуляции и ударения речи писателя. Это одновременно и письменная речь, и звукозапись. Речь звучит как речь, стенания как стенания, а читая истории, можно услышать, как задыхался от волнения их рассказчик. Для ахлейшун прочитать значит буквально услышать голос прошлого.
Но у красоты книг ахлейшун есть своя цена. Для чтения необходим физический контакт с мягкой податливой поверхностью. Поэтому каждое прочтение повреждает текст, и какие-то аспекты оригинальной записи безвозвратно теряются. Книги, изготовленные из более прочных материалов, в свою очередь не способны передать все тонкости голоса писателя, поэтому ахлейшуне стараются с ними не связываться.
Чтобы сохранить литературное наследство, ахлейшунам пришлось запереть самые ценные рукописи в специальных закрытых библиотеках, доступом к которым награждают только немногих избранных. Ирония судьбы: самые важные и прекрасные труды авторов-ахлейшун читают крайне редко, и они известны только благодаря пересказам-интерпретациям, выполненным переписчиками. Эти писатели слушают оригинальное произведение на специальных церемониях, а затем пытаются реконструировать оригинальное произведение в новых книгах.
У самых значительных произведений сотни и тысячи интерпретаций, которые в свою очередь вызывают к жизни всё новые и новые произведения-толкования. Ахлейшунские исследователи тратят много времени, ведя ожесточённые споры о том, какая же из существующих версий вернее, и воссоздавая на основе множества несовершенных копий воображаемый голос своего предка, идеальную книгу, не траченную читателями.
* * *
Кватзоли не верят, что существует большая разница между понятиями «думать» и «писать». Это раса механических существ. Неизвестно, создала ли их другая (более древняя) цивилизация, или это просто оболочка, принявшая в себя души представителей когда-то орагической расы, или же кватзоли самостоятельно эволюционировали из неживой материи.
Тела кватзолей изготовлены из меди и имеют форму песочных часов. Их планета движется по сложной орбите меж трёх светил и подвергается колоссальному воздействию сил притяжения. Эти силы растапливают и баламутят её металлическое ядро. Образующееся тепло выделяется на поверхности в виде гейзеров и лавовых озёр. Несколько раз за день кватзоли поглощают воду, она оказывается в нижней камере их тел. Здесь, благодаря тому, что кватзоли время от времени погружаются в озёра из расплавленной лавы, вода неспешно кипит и переходит в пар. Пар проходит сквозь клапан, расположенный в узкой горловине песочных часов, в верхнюю камеру тела кватзолей и приводит в движение различные шестерни и рычаги, которые оживляют механическое создание.