Нет, пожалуй, работа с партнерами мне как-то ближе и понятнее.
Внезапно взамен красной точки в центре окружности возникает схематическое изображение головы с ушами, а над ней – две кривые стрелочки, указывающие влево и вправо. Стало быть, пришла пора покрутить башкой. Выразив тем самым восхищение. Или соболезнование. Кручу.
Но этого, как выясняется, мало. В левом ухе раздается тревожный звон, а на приятном бирюзовом фоне вспыхивает и принимается мигать строка:
ЖЕЛАТЕЛЬНО ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ
Вот черт! И здесь достать ухитряются!
Убираю непрозрачную бирюзу и оказываюсь в кухне. Эдит Назаровна, которую я узнаю с трудом, поскольку суровое лицо ее сильно искажено радушием, ставит передо мной тарелку домашнего борща.
Да, кажется, без личного присутствия тут обойтись никак не удастся. Ложка – инструмент точный.
Врубаю звук.
– Вот живем и ничего не знаем… – сокрушается Эдит Назаровна, подавая мне инструмент и пододвигая хлебницу. – Полина Рванге-то, передали, такая оторва! А с виду тихоня, даже и не подумаешь…
– Оторви да брось, – отзывается моим голосом бот. Видимо, сумел уловить в сказанном одну лишь «оторву».
– То-то и оно! – с болью говорит Эдит Назаровна. Горе ее неподдельно, но кратковременно.
Стоит мне погрузить ложку в борщ, теща садится напротив и начинает смотреть на меня с несвойственным ей доселе умилением.
– Как хорошо, – замечает она, – что ты перестал наконец читать за едой! Самая вредная привычка…
Спасибо, что напомнила.
Изгоняю из контактных линз, к дьяволу, всю геликософию и прикидываю, что бы такого почитать каталептического. Никак не отшифруете? («КТП птичек с кого?..») Сейчас помогу. Согласно словарю иностранных слов одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года издания, «каталептический» означает «способствующий пищеварению».
Вновь гашу звук и, не прерывая трапезы, выхожу в Интернет, проглядываю списки электронных библиотек. Как там у них, скажем, обстоят дела с Михал Евграфычем Салтыковым-Щедриным? А то давненько я что-то не перечитывал его «Письма к тетеньке».
ЖЕЛАТЕЛЬНО ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ
Да тудыть твою!
Убираю текст, чтобы не заслонял. Теща смотрит на меня с ужасом. Неужели бот все-таки прокололся? Хотя этого следовало ожидать. Сколько бы веревочке ни виться… Ну нельзя же в самом деле постоянно выкидывать ответы наобум – и ни разу не попасть в дурацкое положение! Что ж он, интересно, такое ляпнул?
– Ты все время хватаешься за желудок, – трагическим голосом сообщает Эдит Назаровна. – Тебе надо показаться гастроэнтерологу…
* * *
Изобретатели хреновы! Все продумали, все предусмотрели, а самое что ни на есть очевидное им, конечно, и в голову не пришло. Как прикажете управлять этой механикой, не вызывая ничьих подозрений, если в наличии только два варианта: либо манипулировать коробочкой у всех на виду, либо постоянно держать руку за пазухой.
Я немедленно позвонил Олжасу Умеровичу.
– Таких чайников, как ты, – выслушав претензии клиента, со сдержанной грустью сказал он, – у меня еще не было. Почему ты не читаешь инструкцию? Почему Олжас Умерович должен все тебе растолковывать?
– Нет там ничего в инструкциях!
– Ну как это нет? В комплект входит дистанционный пульт…
– Не было!
– Было, было… И есть.
Если, конечно, вместе с упаковкой не выкинул.
Упаковку я, к своему счастью, еще не выкидывал, но ничего похожего на пульт там, клянусь, не присутствовало. Запчасти какие-то – и все.
– На четки похож, – подсказал Олжас Умерович.
– Ах во-он это что… – потрясенно протянул я.
– Понял, в чем суть? С таким пультом тебе слова никто не скажет. Набожный человек, четки перебирает…
– Вообще-то я неверующий, – признался я.
– Ну так и четки ненастоящие, – успокоил меня Олжас Умерович.
* * *
Мог бы и раньше подсказать, чурка нерусская! Страшно вспомнить, сколько я мучался с этой коробочкой на поясе: тычешь вслепую, клавиатурка крохотная, промахиваешься сплошь и рядом. С четками, правда, тоже приходится в основном работать на ощупь, но они так и задумывались, они для этого предназначены.
Очень удобная штука.
Теперь другая незадача: как объяснить родным и близким появление у меня в руках четок. Набожность? Кто в это поверит? Разве что одна Эдит Назаровна. А с Евой номер не пройдет, Ева меня слишком хорошо знает. Хотя… Как она тогда выразилась? «Сейчас такое время, что приличный человек просто обязан быть верующим…» Прекрасно! Я нынче кто? Я без пяти минут начальник отдела по работе с партнерами, то есть без пяти минут вполне приличный человек. Стало быть, я обязан быть верующим… Да, но сдержанно верующим! Отнюдь не фанатиком и не начетчиком. В наши времена, когда острое православие наконец-то перешло в хроническое, это, знаете ли, тоже не совсем прилично. А четки… Нет. Явный пересол.
Тьфу, дьявол! Да что я чепухой маюсь! Мне ж их врач прописал – сломанную руку разрабатывать.
Итак, я уже знал, что скажу Еве, когда та вернется из фирмы, но знания мои, как обычно, оказались ошибочными. Наверняка Эдит Назаровна успела кое-что шепнуть дочери еще в прихожей, так что в спальню Артамоновна ворвалась фурия фурией. Мне показалось даже, что бот идентифицировал ее не сразу, а лишь помедлив мгновение.
– И не вздумай возражать! – с порога поставила она условие. – Чтоб завтра же лег на обследование! Ты что, маленький? Хорошо, если язва! А если панкреатит?!
Замолчала, тяжело дыша и раздувая ноздри.
Должен признаться, я очень плохо переношу подобные наезды. Пока просто бранят – дело привычное. Но когда от меня чего-то добиваются, да еще и ради моего собственного блага… Туши свет!
Я и потушил. Иными словами, задал непрозрачный фон и убрал звук. Примерно так опытный муж хлопает дверью и запирается в соседней комнате – переждать, пока супруга опомнится. Если, конечно, есть чем хлопнуть и где запереться.
У меня – было.
Очутившись в виртуальном уединении, я не стал ни читать, ни шарить по Интернету. Просто ждал. А вернувшись через пять минут, с удовлетворением убедился, что инцидент полностью исчерпан. Насколько можно было понять, порешили мы с Евой так: на следующей неделе я пойду в комплекс снимать лангетку, а заодно и желудок проверю. О четках речи не шло вообще, четки уже воспринимались как нечто само собой разумеющееся.
До сих пор ума не приложу, что он ей там без меня наплел.
* * *
Моя мама, светлая ей память, не раз говаривала мне: «Лёня! Ну нельзя же все принимать так близко к сердцу! Любой пустяк для тебя трагедия. Ты без кожи, понимаешь, без кожи! Значит, надо наращивать панцирь…»
Так и не нарастил.