— Я детей раньше не особо защищал, — признался Ионыч Светослову. — Не люблю я детей, если честно, нет в них какой-то взрослой жилки. Может, просто не понимаю их. Вижу в них рабочий инструмент для уборки дома — и только.
Светослов успел напиться в хлам и слова Ионыча воспринимал долго, да так до конца и не воспринял. Зато у него в ружье остался один патрон: он берег его для какого-то особенного серого.
— Стреляй, Светослов! — кричал дядь Вася с восточной стороны крыши. — Чего медлишь?
Его поддержали на юге крыши худой мужик с бидоном и толстая женщина с кочергой:
— Давай, Светослов! Удиви нас точным снайперским выстрелом!
— Нет! — Светослов приложился к бутылке и прицелился в бродивших вокруг садика мертвяков. — Я пулю для особенного мертвяка берегу, вам меня не уговорить!
— Да ты напился, Светослов! — закричали с севера крыши. — Какого, к дьявольской бабушке, особенного? Мы тут детей спасаем, не до твоих пьяных игр!
— А я что, по вашему мнению, делаю? — буркнул Светослов, пошатнулся и чуть не свалился с крыши: Ионыч успел удержать его за воротник.
— А ты, когда пьяный, и не картавишь вовсе, — удивленно заметил Ионыч.
— Твоя правда, Мамоныч, — буркнул Светослов. — Такое вот странное воздействие оказывает на мою речь алкоголь.
— Ионычем меня кличут! — злобно выкрикнул Ионыч. Он уже пожалел, что спас Светослова от неминуемой гибели.
Мертвяки долго не решались зайти за ограждение, что-то обдумывали малоумными своими головами. Двор обильно покрывали кирпичные осколки и голубые искры: зрелище показалось Ионычу завораживающим.
— Не взять вам детей! — закричал дядь Вася, крутя серым дулю. — Выкусите-ка!
— Долго ли мы тут продержимся? — в пространство спросил большеносый рыжий мужик в волчьем полушубке. — Померзнем, ночь скоро. — Рыжий увидел Ионыча и протянул ему руку:
— Велтист, рад знакомству.
— Ионыч, — сказал Ионыч и предложил: — Может, в здание спустимся? Там теплее.
— Там кроме детей воспитатели и еще куча беззащитного народу, — сказал Велтист. — Нам велено нести дозор наверху.
— Нельзя исполнять всё, что велено, — заметил Ионыч. — Иначе получается тоталитаризм.
Велтист постучал по груди:
— Сердцем велено. А это, брат, самое справедливое на свете веление.
Дядь Вася носился по крыше как угорелый: добрым словом да крепкой настойкой подбадривал отчаявшихся. Когда алкоголь во фляжке кончился, дядь Вася через чердак спустился в детский садик и спустя пять минут вернулся с авоськой, полной звонких бутылок размера ноль-пять.
— Живем, ребята! — закричал. — Теперь и ночь протянем запросто!
— Что за садик такой? — возмутился Велтист. — Они там детей спаивают, что ли? Несправедливо это!
— Воспитатели для праздника хранили, — тихо объяснил дядь Вася, вручая рыжему бутылку. — Ты не переживай, Велтистик, дружище, выкрутимся. Мы и с Есениным связались и с Лермонтовкой — помощь через пару часиков прибудет, если не раньше. Главное, крепость духа хранить!
— Да я-то что? — буркнул Велтист, крупными передними зубами откупоривая бутылку. — Я не против: главное, чтоб по справедливости было. Кто там внизу остался? Может, по очереди с ними дозор понесем?
Дядь Вася покачал головой:
— Да что ты такое говоришь, Велтистик? Там бабы одни да хлюпики — не выдюжат они. Мы, в сравнении с ними, древнерусские богатыри.
— Скажешь тоже, — хмыкнул польщенный Велтист.
— Дядь Вася! — позвали с востока крыши. — Тащи бухло, трубы залить надо в самом срочном порядке! Не зальем — смерть!
На юге крыши захохотали.
— Бегу-бегу! — отозвался дядь Вася, хватая авоську. Едва не поскользнулся, но расставил руки и устоял.
— Может, коктейлей Молотова наделаем? — предложил кто-то c севера крыши. — А, мужики? Бутылок-то полно!
Тетка с кочергой подбоченилась:
— Ишь чего надумали! Пожечь инвентарь собрался? А ты пороги инстанций оббивал, чтоб нормальную мериканскую детскую площадку сделали? Ты два дня в очереди стоял, чтоб хорошую тальянскую горку выделили? Ты перед сявками в районо унижался, архаровец желторотый, чтоб ребятишкам было где играть?!
— Дуська, ну тебя! — заорали с севера. — Хорошую идею опорочила!
— Я тебя сейчас кочергой опорочу! — Дуська замахнулась. — Перешибу, мало не покажется!
Мужчины невесело засмеялись. Тут на востоке случился неожиданный прорыв: серые прогрызли забор и полезли во двор. Двигались они, слава богу, медленно: потратили все силы на прогрыз забора, и их без труда закидали кирпичами. Светослов бегал по краю крыши и с самым серьезным видом целился в мертвяков из ружья, но так и не выстрелил.
— Давай, ребяты! — кричал Светослов. — Так их! Так!
— Сам-то че? — злились мужики. — Если не стреляешь, хватай кирпичи и вперед!
Светослов отмахивался:
— Не мешай! Я особенного мертвеца жду! Если кирпичи буду таскать, могу момент упустить!
Захохотали:
— Выкрутился змеёныш!
— Скользкий цукан!
Восток отбили, и тут прорыв случился на юге. Мертвяки поползли на крышу по широкой — в два обхвата — ветке дуба, росшего у самого забора. Дуська орудовала кочергой — любо дорого смотреть. Пятерым головы проломила, десяток с крыши скинула прямо на острые прутья. Ионыч по старинке размахивал лопатой; чуть запыхался, но двух мертвяков зашиб насмерть, отогнал еще нескольких. Светослов и тут выдал: бегал, серым чуть не в лицо целился, но не стрелял. Самый ловкий мертвяк схватил дядь Васю за ногу и едва не стащил с крыши. Ионыч вовремя вмешался: перерубил руку серого лопатой в области запястья. Мертвяк, размахивая покалеченной рукой, словно мокрой тряпкой, покатился к краю крыши, воткнулся головой в водосточную трубу и, с хрустом проломив черепицу, полетел во двор.
— Ай! — крикнули с юга крыши. — Ребятушки, помогите!
Обернулись: мужик с бидоном не уберегся: серые захватили его в полон и волокли брыкающееся тело по ветке.
— Ребятушки! — Безымянный мужик через силу повернул исцарапанное лицо, мутными глазами уставился на убегающую крышу. Выдохнул из последних сил: — Да как же вы так?
— Спасти бы… — пробормотал Велтист, отводя глаза.
Но никто не побежал спасать мужика с бидоном. Все стыдливо прятали глаза или изображали бурную деятельность, швыряя кирпичи вдогонку отступавшим мертвякам.
Ионыч вдруг подумал, что встречи с военными, которые скоро прибудут в Пушкино, хорошо бы избежать. Кто знает: может, его уже объявили в розыск. Эта мысль неприятно поразила Ионыча, и он стал озираться, силясь придумать, как бы незаметно для людей и мертвецов сбежать, но времени долго озираться не оказалось. Мертвяки поползли в сорванную калитку. Их атаку отбили. Серые откатились и пошли в наступление сразу с юга и востока. Велтист, не в силах удержать в поле зрения всех наступавших мертвяков, винтом выжрал поллитру — для успокоения нервов. Отбросил пустую бутылку. Шатаясь, подошел к Ионычу, дыхнул перегаром в ухо и прошептал:
— Какое маленькое предательство, да, братишка? Никто не пошел за Умкой. Никто! Где же справедливость, я тебя спрашиваю?
— Что за Умка? — кричал Ионыч, размахивая лопатой.
— Да с бидоном мужичок, Умкой его кличут. — Велтист захохотал: — Фьють — и нет его! Нету Умки! Какое маленькое предательство — свалить ответственность на кого-то другого… ведь никто не пошел! Никто! Справедливые, ма-ать их…
Ионыч оттолкнул его:
— Да что ты мне в ухо зудишь! Кто ты такой, совесть моя или что? Не знал я твоего Умки, и совесть моя должна быть спокойна, и такой она и является!
— А Умку никто особенно не знал, — буркнул Велтист. — Замкнуто он жил, обособленно. Детишкам оловянных солдатиков в собственноручно изготовленных формочках отливал да продовольственный магазин по ночам сторожил. Дикий был мужик, но справедливый.
Мертвяки пошли одновременно с четырех сторон света. Лезли на крышу, как муравьи; пушкинцы их отгоняли, всё более и более согреваясь.
— Эх! — крикнула Дуся, скидывая шубу. — Давно так жарко не было, а мужички? А ну, размахнись рука, раззудись плечо…
— Дуська, гром-баба! — восхищенно закричали с востока и тут же замолчали, продырявленные насквозь серым щупальцем.
— Ох, тяжко мне видеть, как др-р-рузья погибают! — кричал Светослов, целясь в серых и не стреляя. — Закрыть глаза, штоле?
Ионыч бил лопатой почти наугад; он перепил и окружающую действительность осознавал как коллаж сюрреалиста. Серые двоились и троились, окружали его со всех сторон, падали размытыми каплями с неба, пиявками впивались в тела и предметы.
— Получи! — кричал рядом Велтист, разбивая голову внеочередному мертвецу. — Русские не сдаются! — Он оторвал кусок водосточной трубы и с воплем «За родину!» кинулся на серых: столкнул с крыши сразу троих, и сам нечаянно свалился вслед за ними, воткнулся грузным телом в сугроб. Вяло зашевелил ногами-руками, застонал, откашливая снег.
— Ты как там, Велтистик? — крикнул дядь Вася, охаживавший мертвяка ломом. — Живой ли?
— Я-то че? — глухо отозвался рыжий, поднимаясь на ноги. — Главное, детишек защитить! Это справедливое занятие!
На Велтиста шел низенький красноволосый мертвяк. Остановился возле Велтиста, прошептал:
— В лесу родилась елочка…
Велтист врезал мертвяку по морде справа. Серый упал на тощую задницу, поправил ручонками съехавшую челюсть, прошепелявил:
— На утреннике читал, помнишь…
Велтист добавил мертвяку ногой с размаху: голова серого с громким чпоком отделилась от тела, шмякнулась о детскую горку, подкатилась обратно к ногам Велтиста. Печально посмотрела на него и стала растворяться. Красные волосы плыли в серой лужице и постепенно рыжели.
Велтиста словно током шибануло: узнал.
Узнал!
Велтист упал перед лужицей на колени, опустил пальцы в вязкую жидкость:
— Олежек, ты, что ли? Хулиган ты мой, как же так…
Закрыл ладонями лицо. Пальцы скрючились, нестриженные ногти до крови впились в кожу.
— Помню, Олежек, — прошептал. — Первый твой утренник в садике помню, как ты «В лесу родилась елочка» читал, помню. Всё помню, хулиганишка ты мой… по справедливости сказать, не хотел я на тот утренник идти, на работу спешил, но твоя мамка настояла, чтоб отгул взял, и правильно сделала: справедливо. Ты ведь через три дня после того утренника без вести пропал и вот, видишь как, нашелся…
Мертвяки навалились на Велтиста, воткнули мордой в снег. Рыжий зарычал, как раненый лев, напрягся и раскидал серых. Встал. Сделал шаг, другой, остановился, дернувшись от внезапной боли, посмотрел вниз — из живота и груди торчало сразу несколько щупалец.
— Несправедливо как-то… — прошептал Велтист и умер.
На крыше продолжалась драка. Люди сражались, как дикие звери, и серые даже отступили ненадолго, но быстро вернулись.
— Ну что? — крикнула израненная Дуська со смехом. — Что, Светословчик, не пора ли стрелять?
Светослова окружили, и находился он в шаге от смерти.
— Скоро пора, — прошептал хозяин карамельной лавки, облизывая пересохшие губы. — Почти пора.
— Давай уже, а? — крикнул дядь Вася, спихивая одного настырного серого с крыши. Мертвяк утянул за собой авоську с водкой. Авоська упала на лед, бутылки с погребальным звоном разбились. — Вот незадача… — грустно произнес дядь Вася, стягивая шапку. Перекрестился: — Покойтесь с миром, родные.