Потому…
Гэнц! — бабахнул маузер. Во так, noch einmal,
и хватит тебе на сегодня, отдыхай, машинка.
Времени на вдумчивый обыск у меня особо-то и нет — там внизу люди в беде, в Базель гнать надо. Быстро обшмонав карманы и вытащив у второго пачечку кредов, я схватил два обреза, кое-что по мелочам и полетел к карабину — что там меня ждет?
Осторожно глянул вниз, Ленни высовывается, уже из-за «геленда» — обозначилась — и машет рукой.
— Щас! — заорал я. — Спускаюсь!
Главный бандит лежал среди камней. Остывает чувак.
Хорошо попал, по месту. Теперь быстренько смотрим трофеи.
О, боги! Карабин «Mauser 98k», точнее, «Karabiner 98k», образца 1937 года. Нет, ну какой же это Плохой Лес? Эта зашибательский лес.
А-а-а! Я сглотнул слюну. Пожарьте его до золотистой корочки!
Семь полных обойм, пять пачек и россыпь, на вид штук двадцать патронов.
Предводитель команчей в жизни не был особо богатым человеком, но креды у него водились, как и фуелы, в количестве десяти штук. Китайский живорез, той же страны бинокль, их заберу. Записная книжка, уже третья «болталка туриста» — надо же, с внутренней связью группа. Ладно, бежим вниз.
— Ленни, иду!
Возле «геленда» суета, спасать осталось только одного человека, Франца, напарник выжившего гренадера действительно мертв. У Франца ранение в руку и в ногу, чуть не дожали его команчи. Аптечка у швейцарцев хорошая — все экстренное есть, нам бы такую. Чмокнув боевую подругу, я, на секунду прижав девушку к себе, успокаивающе погладил по голове. Похоже, не ошибся.
Пока Ленни колола воину противошоковый комплект и обезболивающее, я подгонял Руби и брал на буксир недвижимый джип патруля. Работать было неудобно, но заряженный маузер как повесил на себя, так уже снять и не смог. Как ребенок с игрушкой, честное слово.
На гору трудяга Руби втащил покалеченного германского собрата без фанатизма, но уверенно. Машина патруля бита крепко, рацию главарь первым делом расколотил. Еще бы. С такой дистанции, да с маузером… можно новую надпись на панели написать, будь предводитель стрелком. В общем, у Франца Нойнера сегодня еще один день рождения.
С перевала рация схватила блокпост.
— Что у тебя там, русский партизан?
Зря веселишься, командир.
— CONTACT. Твой патруль попал в беду, огневой контакт с противником.
— Где?
— Почти сразу за перевалом, на краю Плохого Леса.
— ROGER.
Что с ними, рейнджер?
— COCKADAU,
один. Застрелен. Франц ранен, везем на базу. OVER.
— Как это случилось?
— После, Рольф, после… Мы с Ленни вовремя подоспели, отбили твоих парней. Высылай встречу с медиком.
— Проклятье! На посту ни одной машины!
— Так ищи. Мы едем. OUT.
Я ехал за рулем «геленда», накидав на сиденье тряпок и с внутренней дрожью: в красках представлял, как же нам повезло, что патруль проехал первым.
Короче, не нравится мне этот маршрут.
Категорически не нравится. И ситуация не нравится.
Трезво размышляя, мы влипли в историю. Теперь, конечно, знаменитым рейнджерам, спасшим патруль гренадеров короля от полного разгрома, торжественно пожмут руку, глядишь, даже подкинут какой-нибудь ништячок, вручат значок «Юный друг пограничника» и удостоверение с тисненой золотом надписью «Сигуранца. Внештатный сотрудник», а улыбчивый господин Отто Бахманн возьмет такого удалого русского на особый список. Пришел незнамо откуда с оригинальным оружием и машиной. Со стороны нехорошей, команчистой, куда лишь отдельные патрули изредка ездят, — люди нормальные там не ходят. А он живет! Где-то в лесу. Один! Русский, а в ассоциации с регулярными радиопередачами русского анклава — русский агент, внедряющийся, пользуясь свисским либерализмом, в подотчетную зону.
Что потом? Потом под видом остро необходимой прививки вколят мне в мышцу какую-нибудь радиометку и пикающий маячок, чтобы «руссише партизанен» не сбег, часом, к своим. Навесят хвостов, подсадят «новых знакомых».
Оно мне надо?
Все. Завтра, нет, послезавтра… Опять нет, не успеем.
Короче, по готовности уходим по реке на Шанхай, в разведрейс, посмотрим, как там обстановка, сколько в этом южном анклаве стоит подобное авто и торчат ли в земле таблички с надписями «Смерть белым».
Валить тебе пора, Федя.
ГЛАВА 7
Дела скучные сухопутные и не совсем скучные речные
Двери «Балтазара» периодически открываются и закрываются — двое мальчишек таскают внутрь коробки и мешки. Фрау Амманн затеяла ремонт служебного входа.
Открывается дверь — и в зал влетает душноватый запах летнего курортного городка, века, пожалуй, девятнадцатого: в чистом воздухе нет привкуса автомобильных выхлопов. Закрывается — на темные обеденные столы опять наступают запахи кухни, свежих булочек с чесноком, готовые противни уже стоят на стеллажах, близится время обеда.
Пастораль вроде бы. Но тревожно. Все и вся вокруг притихло, как перед бурей. То и дело вижу, как люди шепчутся о чем-то там, где еще недавно громко разговаривали и смеялись. На улицах стало меньше людей и машин. Даже лица изменились, хотя и это можно отнести к проявлениям моей паранойи.
Скоро обед — в таверну придут постоянные клиенты. Но я хитрый, обедаю раньше.
Рядом со мной, напротив, сидит Франц Нойнер, благодарный патрульный, почти друг и уж точно приятель. К столу прислонена трость: хромать ему еще не меньше двух недель. Левая рука почти не беспокоит, хотя он постоянно ее ощупывает. Франц привез ствол, и мы, после осмотра и моего искреннего восхищения, решили пообедать. Естественно, в «Балтазаре»: и Монике хорошо, и нам вкусно. Хотя объективности ради в Базеле весь общепит не халтурен. Гренадер заказал себе жареную курочку, медом мазанную, — категорически не люблю: корочка не столько жареная, сколько карамелизированная, не тот вкус. А Францу нравится.
— Спецслужба есть, значит, ей чем-то надо заниматься, — подтвердил он, тщательно прожевав кусок ножки: щадит желудок.
— А тут я, — невесело подсказал Федя.
— Ну не только ты, — успокоил меня типа корифан. — Но, с их точки зрения, одинокий русский очевидно подозрителен.
— Ох, как же мне все это не нравится… — Я посмотрел, куда бы пристроить глиняную крышечку в капельках пара и жира, снятую с небольшой супной чашки с двумя ручками. Положил прямо на салфетку. Суп-пюре с шампиньонами, сухарики отдельно. Я, когда первый раз сухарики увидел, сразу кинулся возмущаться: они их просто сушили! Научил жарить на противне с оливковым маслом, заправленным укропом, — последний отлично подчеркивает вкус грибов. Сейчас все правильно, научились, иноверцы.
— Не стоит преувеличивать опасность, никакого ареста, чего ты, как я думаю, опасаешься, нет и быть не может. — Патрульный пренебрежительно махнул рукой. — Экономически ты анклаву полезен, обеспечиваешь приток пищевых ресурсов, у нас таких чудаков мало, практически нет. Только на реке и остались.
Есть такие. Одного видел, про троих Ленни рассказывала.
— Не успел еще познакомиться.
— Они тут редко бывают.
— Ненормальному всегда приятно оказаться в компании, — усмехнулся я. — Хоть какой.
— Брось, Тео! Посмотри рационально. Русский парень уничтожает бандитов, рискует своей головой…
— Ага. Все думают, долго ли продержится… Вот подстрелят его команчи, и все решится само собой.
— Ну-ну перестань! Этого никто не желает, — совершенно искренне заявил Франц. — Особенно хозяева ресторанов, наш бизнес, к этому мнению прислушивается даже Берн.
— Но это не индульгенция.
— Нет, конечно. Наши так рассудят: присматривать за русским рейнджером стоит, но не очень пристально: ты же не северянин…
Я сделал вид, что не услышал этой важной оговорки. Важнейшей. «Северянин» — что опять имеется в виду? Житель таинственного селективного кластера, отрезанного от Берна, или некий пришелец с севера, например, приплывший по реке? А они вообще приплывают? Ну да, Ленни ведь принесло течением. Фраза построена так, что эти «северяне» могут болтаться тут абсолютно свободно. Ну нет, уже ясно, что не совсем и свободно. Проходят через посты? Как бы в гости. Еще одна «табуировочка».
Опять открылась дверь, стуча сандалетами, внутрь прошмыгнул мальчишка с коробкой. Что характерно, дверь кирпичом парни не подпирают — не хотят устраивать сквозняк, берегут здоровье клиента. И пружины не снимают. И двери беззвучные, не хлопают. Европа. Уютная летняя Европа. Здесь многие в шлепках-сандалетах ходят, как на курорте, не парятся во всех смыслах. А я что-то весь глухой, как летчик-испытатель, не привык раздеваться. На Рейне даже пляж есть песчаный, оборудованный — там по выходным есть на кого посмотреть. Федя же чего-то стесняется, трусов своих в цветочек, что ли? Эх, надо будет купальные шорты приобресть…
Пока пацан протискивался, в заведение прошмыгнула симпатичная кошечка — сейчас персонал зашумит в скоротечной облаве.
Франц тем временем продолжал: