Еще минут через двадцать дорога сделала крутой вираж и вывела их к двухэтажной кирпичной постройке.
— Ну вот, наконец-то мы куда-то пришли! — обрадованно воскликнул Геннадий. Даже увлеченный разговором с Полиной, он не забывал думать о главной цели их пути — выйти на станцию. — Сейчас спросим дорогу и…
— Мне кажется, это вряд ли удастся, — мрачно перебил его Андрей. — Мы пришли обратно.
— Что за черт?! — выкрикнул Геннадий и в отчаянии совсем по-женски всплеснул руками. — Ты уверен?!
— Мимо этого дома мы уже ходили вчера. Видишь вон вывеску?
На уровне первого этажа возле деревянной двери и правда висела, привлекая внимание своим ярко-желтым цветом на фоне серого кирпича, вывеска с изображением огромного сапога, ощерившегося, будто хищное животное, торчащими из оторванной подметки гвоздями.
— Конечно, можно успокоить себя тем, что такие вывески есть в каждом поселке, но что-то сомнительно.
Полина в молчаливом шоке поставила сумку в пыль. Настя, до этого что-то оживленно рассказывающая мальчику, замолчала. А Геннадий, наоборот, разразился потоком брани, швырнул свой дорогой саквояж на землю и топнул, будто капризный ребенок, ногой.
— Успокойся, — не выдержала Полина. — От криков и истерик пользы будет мало.
Но он словно не услышал. Рванув к двери, он дернул ее на себя, но та оказалась запертой.
— Эй! — закричал он, заколотив в нее кулаками. — Откройте, сволочи! Кто тут есть?! Объясните, что происходит?!
Настя с Полиной переглянулись, и во взглядах их промелькнуло отчаяние: всю надежду они возлагали на эту дорогу.
— Пап, почему он кричит? — дернул за руку отца Никита. — И когда мы поедем на поезде? Я есть хочу!
Похоже, терпение Андрея, уставшего от тяжелых нош, вопросов сына и долгой дороги, тоже подошло к концу, потому что он резко ответил:
— Ник, помолчи!
Мальчик насупился и замолчал.
— Андрей, — окликнула Полина. — Думаю, лучше нам сделать передышку. Если мы устали, то что скажешь о ребенке.
— Предлагаете, как и вчера, отправиться на завтрак? — недобро усмехнулся Андрей. — Вдруг о нас опять позаботились? День сурка какой-то, черт возьми!
— Мы сейчас все уставшие и взвинченные, — поддержала подругу Настя. — Можем удариться в истерику, разозлиться, кричать. Но толку от этого? Нам нужно спокойно подумать и решить, что делать дальше. Вчера нас накормили, и еда оказалась качественной, никто не отравился.
Андрей вздохнул и поудобней перевесил рюкзак.
— Геннадий, идем? Девушки правы, нам сейчас лучше…
— Я сам знаю, что мне лучше! А мне лучше уйти из этой дыры как можно скорей! — выкрикнул Геннадий и в сердцах пнул дверь ногой. Одна старая доска не выдержала удара и треснула с сухим звуком.
— Ты можешь и дальше ломать двери, если думаешь, что это поможет, — крикнула, невольно заражаясь его раздражением, Полина. Молодой человек, удивительно, ее послушал, всадил еще, вымещая злобу, кулак в дверь, но затем подошел к остальным.
— Мне некогда завтракать. Не на курорте. Я хочу уйти отсюда как можно скорей, — быстро, сквозь зубы проговорил он. — Если вам так хочется, оставайтесь, завтракайте, отдыхайте или что вы еще собираетесь делать, а я пойду.
— Один?
— Один! Не маленький! Тут еще дороги три точно есть. Ну и что, что вчера мы по ним прошли! Если надо, переплыву реку, перелезу через овраг, но отсюда выберусь.
— Мы все отсюда выберемся, — ласково, будто желая успокоить ребенка, сказала Настя.
— Но я не собираюсь ждать! Аппетитно вам позавтракать и все такое, но я ухожу.
И, не задерживаясь более, он подхватил свой саквояж и отправился к видневшимся вдали двум домам, за которыми находилась еще одна дорога.
— Ну что ж, — развел руками Андрей. — Он сам сказал, что не маленький и волен принимать решения. Если бы я был один, без сына, последовал бы за ним, так как у меня тоже нет никакого желания задерживаться здесь хоть на полчаса. Но приходится делать скидку на Никиту.
В гостинице по-прежнему никого не было. Андрей бросил взгляд на пустую стойку ресепшена, на которой по-прежнему лежали ключи от их номеров, словно ожидавшие их возвращения.
— Уже не удивительно, — буркнул Андрей. — Чувствую себя участником какого-то шоу. Может, оно так и есть, а?
Он даже оглядел потолок, будто надеясь обнаружить глазки скрытых камер.
— Ну что, подруги по несчастью, относим вещи обратно в наши номера и встречаемся в столовой? Надеюсь, столы накрыты, иначе будет не смешно.
— Не смешно и то, если столы накрыты, но опять никого нет, — возразила Настя и сдула упавшую на лоб выбившуюся из косы рыжую прядь.
Глава VI
Полина первой вошла в номер и замерла на пороге, предупредительно подняв руку. Настя остановилась за спиной, выглядывая из-за ее плеча, ради чего ей пришлось встать на цыпочки.
— Что там?
— Тс-с.
— Тебе что-то послышалось?
— В ванной будто вода шумит. Слышишь? Эй, есть тут кто?
Подождав пару секунд, Полина поставила сумку на пол и решительно направилась в ванную, Настя устремилась за ней, но по пути остановилась и дернула подругу за руку:
— Смотри.
Уходя из номера, они оставили постели незаправленными, сейчас же обнаружили обе кровати аккуратно застеленными, со стопкой свежих полотенец на желтых покрывалах.
— Это просто… не знаю, как объяснить, — прошептала Полина, беря подругу за руку. — Самое разумное и менее пугающее: мы и правда в каком-то шоу, и нас снимают скрытые камеры. Другие версии даже боюсь выдвигать.
— Здесь кто-то есть. В гостинице. Но почему-то скрывается. Поселок кажется безлюдным, но я уверена, что он населен. Мы же собственными глазами видели в ту ночь, когда селились, администратора за стойкой и горничную!
— Ночью, ночью, — пробормотала Полина, морща лоб, словно о чем-то думая. — Мне кажется…
— Ой! Вот и твоя тетрадь нашлась! — воскликнула, перебив подругу, Настя и ринулась к столу, на котором лежала раскрытой тетрадь. Но едва она подбежала к столу, как резко отшатнулась, словно увидев нечто ужасное, и тихонько вскрикнула.
— Настя? — встревожилась Полина.
— Иди сюда, — глухим голосом позвала подруга. — Это ты написала?
— Что? — девушка заглянула в свою раскрытую тетрадь и тихо прошептала: — О господи…
На чистых страницах, на целый разворот, печатными буквами оказалась выведена надпись: «Выхода нет!»
— Я это не писала, — тихо проговорила Полина, беря в руки тетрадь с такими предосторожностями, будто листы той могли оказаться отравленными. Сев прямо на девственно застеленную кровать без единой морщинки, она перевернула страницу.
— Вот это я написала ночью… А вот нарисовала дороги, по которым мы вчера прошлись. Со всеми препятствиями, не дающими нам выйти. Вот эта дорога обрывается рекой. А вот эта, как и сегодняшняя, ведет обратно в поселок… Получается, что выхода на самом деле нет. Но так же не может быть, правда?
Она подняла на Настю глаза, в которых читался не столько вопрос, сколько желание того, чтобы опровергли ее слова и дали надежду. Анастасия вздохнула и сказала:
— Покажем тетрадь Андрею. Что-то мне подсказывает, что скоро Геннадий опять присоединится к нам.
— Лучше бы ты этого не говорила. Если он со своим упорством не сможет отсюда выйти, это лишь докажет безвыходность ситуации.
— Безвыходных ситуаций не бывает. Идем, Полина. Нас ждут Андрей с Никитой. Сдается мне, день будет долгим.
Полина кивнула, прошла в ванную и прикрыла кран. Когда она вернулась, увидела, что подруга перекидывает через шею ремень чехла, в котором хранилась камера. Видимо, зная, что в их номер кто-то заходит, не отважилась оставлять дорогую камеру без присмотра. Но Настя, перехватив взгляд подруги, пояснила:
— Ты мне дала отличную идею с фотографиями. Вдруг на снимках окажется то, что мы простым глазом не видим.
— Не уверена, что мне бы это хотелось видеть, — проворчала Полина. Но, однако, согласилась с тем, что идея может оказаться полезной.
— Мы отсюда обязательно выйдем, — сказала Настя так, словно произнесла клятву. — И не с такими ситуациями справлялись.
В тот день Настя бежала из школы так быстро, как никогда, предчувствуя что-то необычное. Нет, бабушка не говорила, что день будет особым, но Настя, отличавшаяся наблюдательностью, сама «вычислила» по неуловимым для кого-то признакам его незаурядность. Бабушка сегодня нарушила утренний ритуал и вместо того, чтобы читать молитвы в «святом» уголке своей комнаты, пока внучка умывается, спозаранку заперлась на кухне и что-то там творила. Насте нравилось слово «творить»: оно отдавало таинственным, магическим, как в волшебных сказках. Девочка различала, когда бабушка просто готовит, а когда «творит»: из действий пожилой женщины исчезал обычный шум — грохот сковородок и кастрюль, бренчанье ложек и вилок, звяканье стеклянной посуды. Когда бабушка готовила сложное блюдо, она становилась куда мягче, плавней и осторожнее в движениях, помешивала ли что-то в глубокой миске, взбивала ли яйца, ставила ли сковороду на плиту. Без спешки, отдаваясь процессу целиком, а не выполняя действия механически. В такие моменты с нею даже нельзя было заговаривать.
Настя умылась и тихонечко проникла на кухню. Бабушка, освободив стол и оставив на нем только стакан с какао и бутерброд на тарелке со стороны, где обычно завтракала внучка, раскатывала толстый блин желтоватого теста. Смесь запахов опары и жареной начинки словно подтверждала знаковость дня: бабушка затевала этот пирог лишь по особым случаям. Настя заняла свое место и принялась за завтрак, не сводя взгляда с завораживающе ловких движений рук, то взбивающих колобок теста, то двигающих туда-сюда скалку, раскатывая его в огромный блин.
Другой приметой необычности дня стало то, что бабушка приготовила внучке в школу «парадную» юбку-плиссе, которую Настя хоть и находила красивой, но не любила из-за быстро мнущихся складок. Попробуй разложи правильно подол, когда усаживаешься в школе на стул! Но спорить каждый раз с бабушкой девочка не решалась, потому что эта юбка, как и пирог по фирменному рецепту, относилась к особым приметам. Когда Настя уже причесывалась в ванной, пришла бабушка, взяла из ее рук деревянный гребень с толстыми зубьями и сама принялась расчесывать густые волнистые волосы девочки. А затем вместо обычной косы заплела их в сложный «колосок».
— После школы не задерживайся, — попросила бабушка и посмотрела в зеркало задумчивым взглядом, а потом, спохватившись, наклонилась к внучке и прижала ее к себе каким-то особо крепким и порывистым объятием. Настя поцеловала бабушку на прощание в морщинистую щеку и убежала.
Весь день она просидела как на иголках, гадая, что за сюрприз ожидает ее. Уроки девочке казались будто сдвоенными: время еще никогда не тянулось так медленно. Даже на любимом занятии по рисованию она выполнила задание задолго до звонка, хотя обычно так увлекалась прорисовыванием деталей и аккуратной штриховкой, что не успевала завершить рисунок до конца урока.