В следующий миг эта вода начнет хлестать мощными струями из всех отверстий вашего тела, включая поры, и это будет длиться до тех пор, пока вы не будете отмыты дочиста.
– Уф... – слабо произнес я, выпрямляясь и вытирая лоб носовым платком.
Мы пронеслись мимо маленькой деревни, за окнами замелькали отдельные фермы. Ангелина вела машину спокойно и эффективно, а паровой котел весело гудел, съедая очередной брикет торфа.
– Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше? – Она выехала на транспортную развязку и покинула ее уже по другой дороге, бросив лишь один быстрый взгляд на карту. – Из‑за нас поднята тревога – армия, флот, все.
– Откуда ты...
– Слышала их команды по радио.
– Мы оторвемся?
– Сомневаюсь. Если ты быстро не выдашь какую‑нибудь светлую мысль, то нет. Они создали прочное кольцо вокруг района, с воздушным прикрытием, и теперь сжимают его.
Я все еще отходил от героического излечения с помощью вытрезвляющей пилюли и никак не мог мобилизовать свой ум. Существовала прямая связь между моими спутанными мыслями и голосовыми связками, работающими без вмешательства цензора разума.
– Великолепное начало брака. Если брак похож на такое, то неудивительно, что я избегал его все эти годы.
Машина свернула с дороги и с содроганием остановилась в густой траве под деревьями с голубой листвой. Ангелина выскочила, хлопнув дверцей, и протянула руку за своим чемоданом, прежде чем я успел отреагировать. Я попытался заговорить с ней:
– Я дурак...
– Я тоже дура, раз вышла за тебя замуж. – Глаза ее были сухими, а голос – холодным. Все эмоции под жестким контролем. – Я обманом и с помощью ловушки вынудила тебя вступить в брак, потому что, по‑моему, именно этого ты и хотел. Я была неправа, а потому дело это будет закончено прямо сейчас, Джим. Ты создал для меня новую жизнь, и я думала, что смогу сделать то же самое для тебя. Приятно было с тобой познакомиться. Спасибо тебе и до свидания.
К тому времени, когда она закончила, мои мысли сгустились в нечто, приблизительно напоминающее их нормальный облик. Теперь я был готов действовать невзирая на слабость, Я выскочил из машины, прежде чем она закончила свой монолог, и встал перед ней, загораживая ей дорогу и предельно мягко держа ее за руки.
– Ангелина, я скажу тебе это только раз и, вероятно, никогда в своей жизни не повторю. Так что слушай хорошенько и запоминай. Одно время я был самым лучшим аферистом в Галактике, прежде чем меня закатали в Спецкорпус помогать ловить других аферистов. Ты была не только аферисткой, но и более серьезной преступницей‑убийцей с этаким веселым садизмом. – Я почувствовал, как ее тело вздрогнуло в моих руках, и сжал ее крепче. – Это должно быть сказано, потому что именно такой ты и была. Ты больше не такая. У тебя были причины быть такой, и эти причины были устранены, а некоторые несчастные выверты в твоей в остальном не испорченной коре головного мозга выправлены.
И теперь я люблю тебя. Но я хочу, чтобы ты помнила, что я любил тебя и тогда, во все времена твоих нереконструированных дней, что говорит о многом. Так что если сейчас я буду фыркать, как олень в упряжке, или со мной трудно будет иметь дело по утрам, ты помни, о чем я сказал, и делай допуски. Заметано?
Явно, да. Она уронила чемодан мне на ногу, но я не посмел вздрогнуть, обняла меня, расцеловала и опрокинула в траву. Я провел время весьма весело, отвечая на ее поцелуй. Полагаю, вы назвали бы это новобрачным эффектом. Жутко забавно... Мы замерли, когда пара махоциклов застонала и затормозила у нашей машины. Махоциклами пользовались только полицейские, поскольку они двигались намного быстрее, чем торфяные паровики. Махоцикл трехколесная машина с большим маховиком под кожухом между двумя задними колесами. На ночь их подключали к моторному генератору, который разгонял маховик до высшей скорости.
На ночь их подключали к моторному генератору, который разгонял маховик до высшей скорости. Днем маховик генерировал электричество, приводившее в действие моторы каждого колеса. Машины очень эффективные и бездымные. И очень опасные.
– Это та самая машина, Поддер! – заорал один из полицейских, стараясь перекрыть голосом непрерывные стоны маховиков. – Я вызову подмогу. Они не могли уйти далеко. Теперь они наверняка в нашем капкане!
Ничто так не бесит меня, как безапелляционные заверения мелких чиновников. О, да, мы действительно теперь в капкане. Я глухо заворчал, когда другой некомпетентный субъект в мундире, порыв носом вокруг машины, разинул рот при виде нашего уютного гнездышка в траве. Он все еще стоял с разинутым ртом, когда моя рука метнулась вперед, обхватив его шею, плотно сжала горло и притянула его к нам. Забавно было смотреть, как у него вывалился язык, вылезли глаза и покраснело лицо, но Ангелина все испортила.
Она сбила с него шлем и стукнула его резко – и точно – по макушке каблучком свой туфли. Он отключился, а я не дал ему упасть.
– И ты все это говорил обо мне, – прошептала она, моя новобрачная. – В твоей собственной натуре можно найти куда больше, чем налет старого садизма.
– ...Я вызвал. Все уже знают. Теперь мы наверняка их найдем, – с энтузиазмом заявил второй полицейский, но голос оборвался под зубную дробь, когда он уставился в ствол укрощающего пистолета своего помощника. Ангелина выудила из сумки сонную капсулу и раздавила ее у него под носом.
– А теперь что, босс? – спросила она, мило улыбаясь двум фигурам в черных мундирах с медными пуговицами у обочины дороги.
– Я думаю об этом, – сказал я и потер челюсть, дабы доказать это. – У нас было свыше четырех месяцев беззаботных каникул, но все хорошее должно когда‑нибудь кончиться. Мы можем продлить наш отпуск. Но он будет, мягко говоря, лихорадочным, пострадают люди... Да и ты... хотя фигура твоя прекрасна, но она не совсем подходящая для бегства, погонь и вообще грязной работы. Не вернуться ли нам на службу, с которой мы сбежали?
– Я надеялась, что ты это скажешь. Тошнота по утрам и потрошение банков как‑то не совмещаются. Забавно будет вернуться.
– Особенно, если учесть, что они будут так рады нас видеть. Учитывая, что они отвергли нашу просьбу об отпуске, и нам пришлось украсть почтовую ракету.
– Не говори уже о деньгах на мелкие расходы, которые мы крали, потому что не могли прикоснуться к своим банковским счетам.
– Правильно. Следуй за мной, и мы сделаем это с шиком. Мы стащили с полицейских мундиры и бережно уложили похрапывающих блюстителей порядка на заднее сиденье машины. У одного из них нижнее белье было в розовую крапинку, в то время как у другого – утилитарно черное, но отороченное кружевом. Таков мог быть здешний обычай одеваться, но у меня это вызвало кое‑какие потаенные мысли насчет полиции на Камате, и я был рад, что мы отбываем. Надев мундиры, шлемы и очки‑консервы, мы, весело гудя, понеслись по дороге на своих махоциклах, помахивая танкам и грузовикам, с ревом двигающимся в противоположную сторону. Прежде чем зазвучали разоблачительные крики и вопли, я затормозил посреди дороги и просигналил остановиться бронемашине. Ангелина развернула свой махоцикл позади них, чтобы они не нашли созерцание беременного полицейского слишком отвлекающим.
– Мы загнали их в угол! – крикнул я. – Но у них есть радио, так что не объявляйте об этом по радиосвязи. Следуйте за мной – Ведите! – крикнул водитель, а его напарник закивал, соглашаясь, тогда как перед его мысленным взором ослепляюще плясали соблазнительные картины – слава, ордена, награды. Я повел их по заброшенной дороге в лес, кончавшейся у маленького озера в комплекте с ветхим сараем для лодок и доком.
Я притормозил, махнул им, чтобы они остановились, коснулся пальцами губ и на цыпочках вернулся к бронемашине.