К счастью, какой-то человек пришел ему на выручку и принял всю ответственность на себя.
Этот незнакомец стоял по ту сторону балюстрады, в пространстве, остававшемся свободным вокруг мраморного стола, и до сей поры не был никем примечен благодаря тому, что его долговязая и тощая особа не могла попасть ни в чье поле зрения, будучи заслонена массивным каменным столбом, к которому он прислонялся. Это был высокий, худой, бледный, белокурый и еще молодой человек, хотя щеки и лоб его уже бороздили морщины; его черный саржевый камзол потерся и залоснился от времени. Сверкая глазами и улыбаясь, он приблизился к мраморному столу и сделал знак рукой несчастному страдальцу. Но тот до того растерялся, что ничего не замечал.
Новоприбывший сделал шаг вперед.
-- Юпитер! -- сказал он. -- Милейший Юпитер!
Тот не слышал его.
Потеряв терпение, высокий блондин крикнул ему чуть не в самое ухо:
-- Мишель Жиборн!
-- Кто меня зовет? -- как бы внезапно пробудившись от сна, спросил Юпитер.
-- Я, -- ответил незнакомец в черном.
-- А! -- произнес Юпитер.
-- Начинайте сейчас же! -- продолжал тот. -- Удовлетворите требование народа. Я берусь умилостивить судью, а тот в свою очередь умилостивит кардинала.
Юпитер облегченно вздохнул.
-- Всемилостивейшие господа горожане! -- крикнул он во весь голос толпе, все еще продолжавшей его освистывать. -- Мы сейчас начнем!
-- Evoe, Jupiter! Plaudite, cives! [11], -- закричали школяры.
-- Слава! Слава! -- закричала толпа.
Раздался оглушительный взрыв рукоплесканий, и даже после того, как Юпитер ушел за занавес, зала все еще дрожала от приветственных криков.
Тем временем незнакомец, столь магически превративший "бурю в штиль", как говорит наш милый старик Корнель, скромно отступил в полумрак своего каменного столба, и, несомненно, по-прежнему остался бы там невидим, недвижим и безмолвен, не окликни его две молодые женщины, сидевшие в первом ряду и обратившие внимание на его беседу с Мишелем Жиборном Юпитером.
-- Мэтр! -- позвала его одна из них, делая ему знак приблизиться.
-- Тес, милая Лиенарда, -- сказала ее соседка, хорошенькая, цветущая, по-праздничному расфранченная девушка, -- он не духовное лицо, а светское, к нему следует обращаться не "мэтр", а "мессир".
-- Мессир! -- повторила Лиенарда.
Незнакомец приблизился к балюстраде.
-- Что угодно, сударыни? -- учтиво спросил он.
-- О, ничего! -- смутившись, ответила Лиенарда. -- Это моя соседка, Жискета ла Жансьен, хочет вам что-то сказать.
-- Да нет же, -- зардевшись, возразила Жискета. -- Лиенарда окликнула вас "мэтр", а я поправила ее и объяснила, что вас следует назвать "мессир".
Девушки потупили глазки. Незнакомец не прочь был завязать беседу; он, улыбаясь, глядел на них.
-- Итак, вам нечего мне сказать, сударыни?
-- О нет, решительно нечего, -- ответила Жискета.
-- Нечего, -- повторила Лиенарда.
Высокий молодой блондин хотел было уйти, но любопытным девушкам не хотелось выпускать добычу из рук.
-- Мессир! -- со стремительностью воды, врывающейся в открытый шлюз, или женщины, принявшей твердое решение, обратилась к нему Жискета. Вам, как видно, знаком этот военный, который будет играть роль Пречистой девы в мистерии?
-- Вы желаете сказать -- роль Юпитера? -- спросил незнакомец.
-- Да, да! -- воскликнула Лиенарда. -- Какая она дурочка! Так вы знакомы с Юпитером!
-- С Мишелем Жиборном? Да, знаком, сударыня.
-- Да, да! -- воскликнула Лиенарда. -- Какая она дурочка! Так вы знакомы с Юпитером!
-- С Мишелем Жиборном? Да, знаком, сударыня.
-- Какая у него изумительная борода! -- сказала Лиенарда.
-- А то, что они сейчас будут представлять, красиво? -- застенчиво спросила Жискета.
-- Великолепно, сударыня, -- без малейшей запинки ответил незнакомец.
-- Что же это будет? -- спросила Лиенарда.
-- Праведный суд Пречистой девы Марии -- моралитэ, сударыня.
-- Ах вот что? -- сказала Лиенарда.
Последовало короткое молчание. Неизвестный прервал его:
-- Это совершенно новая моралитэ, ее еще ни разу не представляли.
-- Значит, это не та, которую играли два года тому назад, в день прибытия папского посла, когда три хорошенькие девушки изображали...
-- Сирен, -- подсказала Лиенарда.
-- Совершенно обнаженных, -- добавил молодой человек.
Лиенарда стыдливо опустила глазки. Жискета, взглянув на нее, последовала ее примеру. Незнакомец, улыбаясь, продолжал:
-- То было очень занятное зрелище. А нынче будут представлять моралитэ, написанную в честь принцессы Фландрской.
-- А будут петь пасторали? -- спросила Жискета.
-- Фи! -- сказал незнакомец. -- В моралитэ? Не нужно смешивать разные жанры. Будь это шутливая пьеса, тогда сколько угодно!
-- Жаль, -- проговорила Жискета. -- А в тот день мужчины и женщины вокруг фонтана Понсо разыгрывали дикарей, сражались между собой и принимали всякие позы, когда пели пасторали и мотеты.
-- Что годится для папского посла, то не годится для принцессы, -- сухо заметил незнакомец.
-- А около них, -- продолжала Лиенарда, -- было устроено состязание на духовых инструментах, которые исполняли возвышенные мелодии.
-- А чтоб гуляющие могли освежиться, -- подхватила Жискета, -- из трех отверстий фонтана били вино, молоко и сладкая настойка. Пил кто только хотел.
-- А не доходя фонтана Понсо, близ церкви Пресвятой Троицы, -- продолжала Лиенарда, -- показывали пантомиму Страсти господни.
-- Отлично помню! -- воскликнула Жискета. -- Господь бог на кресте, а справа и слева разбойники.
Тут болтушки, разгоряченные воспоминаниями о дне прибытия папского посла, затрещали наперебой:
-- А немного подальше, близ ворот Живописцев, были еще какие-то нарядно одетые особы.
-- А помнишь, как охотник около фонтана Непорочных под оглушительный шум охотничьих рогов и лай собак гнался за козочкой?
-- А у парижской бойни были устроены подмостки, которые изображали дьепскую крепость!
-- Помнишь, Жискета: едва папский посол проехал, как эту крепость взяли приступом и всем англичанам перерезали глотки?
-- У ворот Шатле тоже были прекрасные актеры!
-- И на мосту Менял, который к тому же был весь обтянут коврами!
-- А как только посол проехал, то с моста выпустили в воздух более двух тысяч всевозможных птиц. Как это было красиво, Лиенарда.
-- Сегодня будет еще лучше! -- перебил их наконец нетерпеливо внимавший им собеседник.
-- Вы ручаетесь, что это будет прекрасная мистерия? -- спросила Жискета.
-- Ручаюсь, -- сказал он и слегка напыщенным тоном добавил: -- Я автор этой мистерии, сударыни!
-- В самом деле? -- воскликнули изумленные девушки.
-- В самом деле, -- приосанившись, ответил поэт. -- То есть нас двое: Жеан Маршан, который напилил досок и сколотил театральные подмостки, и я, который написал пьесу. Меня зовут Пьер Гренгуар.