– Я думал, – удивился Рауль, – что если повести его так, как вы говорите, то оно, напротив…
– Ни в коем случае. Представьте себе, за мою жизнь у меня было что-то вроде ста восьмидесяти или ста девяноста настоящих дуэлей, не считая случайных встреч.
– Вот это число! – сказал Рауль с невольной улыбкой.
– О, это сущие пустяки – я ведь чертовски спокойный. Вот д'Артаньян он свои дуэли насчитывает сотнями. Правда, он суров и придирчив, и я нередко укорял его в этом.
– Значит, вы, как правило, стремились уладить порученные вам друзьями дела?
– Но было случая, чтоб я не улаживал их, – ответил Портос с таким добродушием и уверенностью, что Рауль едва не вскочил со своего кресла.
– Но соглашения, по крайней мере, бывали почетными?
– О, готов поручиться. Погодите минутку, я объясню вам, в чем состоит второй принцип, которого я придерживаюсь. Как только мой друг посвятил меня в свою ссору, я принимаюсь действовать следующим образом: я немедленно отправляюсь к его противнику, вооружаюсь отменной любезностью и хладнокровием, которые, безусловно, необходимы при этом…
– Вот потому-то, – с горечью промолвил Рауль, – вы так удачно и уверенно улаживаете дела этого рода.
– Полагаю, что так. Итак, я отправляюсь к противнику и говорю ему:
«Сударь, невозможно, чтобы вы не отдавали себе отчета, до какой степени вы оскорбили моего друга».
Рауль нахмурился.
– Иногда, и даже часто, – продолжал Портос, – мой друг не подвергался никаким оскорблениям, больше того, он первым наносил оскорбление. Судите-ка сами, ловко ли я приступаю к делу?
Портос расхохотался. И, пока гремел его смех, Рауль думал:
«Мне решительно не везет. Де Гиш заморозил меня своей холодностью, д'Артаньян издевается надо мной, а Портос слишком мягок – никто не хочет уладить это дело так, как я считаю нужным. А я-то обратился к Портосу в надежде встретить наконец шлагу вместо рассуждений и уговоров… До чего же мне не везет!»
Портос отдышался и продолжал:
– Итак, я одной этой фразою превращаю противника в виновную сторону.
– Это как когда, – рассеянно заметил Рауль.
– Нет, это способ проверенный… превращаю его в виновную сторону; тут я расстилаю перед ним всю доступную мне учтивость, дабы довести свой замысел до счастливой развязки. И вот я подхожу с приветливым видом, беру противника за руку…
– О! – нетерпеливо воскликнул Рауль.
– И говорю: «Сударь, теперь, когда вы убедились, что нанесли оскорбление, мы можем быть уверены в том, что вы не откажетесь ответить за свои действия. Отныне между моим другом и вами возможны лишь безукоризненно любезные отношения. Ввиду этого мне поручено сообщить вам размеры шпаги моего друга».
– Как? – воскликнул Рауль.
– Погодите, это не все. «Размеры шпаги моего друга… Внизу у меня есть запасная лошадь; мой друг ожидает вас там-то и там-то; я увожу вас с собой, по дороге мы захватим вашего секунданта. И дело улажено».
– И вы мирите противников на месте дуэли? – спросил Рауль, побледнев от досады.
– Как? – перебил Портос. – Мирю? Это зачем же?
– Но вы говорите, что дело улажено?
– Разумеется, раз мой друг ожидает.
– Ну, если он ожидает…
– Если он ожидает, то лишь затем, чтобы предварительно размять себе ноги. А у противника тело напряжено после лошади ни занимают позицию, мой друг убивает врага. Вот и все.
– Ах, он убивает его? – удивился Рауль.
– Еще бы! Разве я выбираю себе друзей среди тех, кто дает убивать себя? У меня сто один друг, во главе которых могут быть названы ваш почтенный отец, Арамис и д'Артаньян, а они, как кажется, люди, о которых не скажешь, что пред тобою покойник.
– О, милый барон! – воскликнул в восторге Рауль. И он с жаром поцеловал Портоса.
– Значит, вы одобряете этот метод? – спросил великан.
– Одобряю, и так одобряю, что обращусь к вашей помощи сегодня же, без промедления, сию же минуту. Вы как раз тот человек, которого мне не хватало.
– Отлично! Я к вашим услугам. Вы желаете драться?
– Во что бы то ни стало.
– Это вполне естественно. С кем же?
– С господином де Сент-Эньяном.
– Я его знаю… Это очаровательный молодой человек, в он был чрезвычайно любезен со мной, когда я имел честь обедать у короля. Разумеется, я ему также отвечу любезностью, даже если б это не входило в мои привычки. Что же, он оскорбил вас?
– Смертельно.
– Черт подери! Я могу употребить слово «смертельно»?
– Если угодно, даже какое-нибудь еще посильнее.
– Это очень удобно.
– Вот и улажено дело, не так ли? – улыбаясь, сказал Рауль.
– Разумеется… Где вы намерены дожидаться его?
– О, это сложно, простите. Граф де Сент-Эньян – близкий друг короля.
– Я это слышал.
– И если мне доведется убить его…
– Вы его, несомненно, убьете. Но вы сами должны позаботиться насчет своей безопасности; ведь эти вещи делаются теперь без больших затруднений. Если б вы жили в мои времена, вот было бы славно!
– Милый друг, вы меня не поняли. Я хочу сказать, что эту дуэль не так-то просто устроить; ведь де Сент-Эньян друг короля, и король может узнать заранее.
– Ну нет! Вам же знаком мой метод: «Сударь, вы оскорбили моего друга и…»
– Да, я знаю.
– А потом: «Сударь, лошадь внизу». И я увожу его прежде, чем он успеет с кем-нибудь перемолвиться хотя бы словечком.
– Но даст ли он так легко увезти себя?
– Черт подери! Хотел бы я поглядеть! Он был бы первый… Правда, современные молодые люди… Ну что ж, если понадобится, я унесу его на руках.
И Портос, присовокупив к словам дело, поднял Рауля вместе со стулом.
– Отлично, – сказал молодой человек со смехом. – Теперь нам остается уяснить еще последний вопрос.
– Какой вопрос?
– Вопрос об оскорблении, которое мне нанес де Сент-Эньян.
– Но тут больше не о чем говорить.
– Нет, дорогой господин дю Валлон, у современных людей, как вы выражаетесь, существует правило, согласно которому причины вызова должны быть объяснены.
– Да, по вашей новой системе оно действительно так. В таком случае расскажите мне суть вашего дела.
– Видите ли…
– Проклятие! Вот уж и затруднение. В прежние времена нам никогда не приходилось вдаваться в подробности. Дрались, потому что дрались. Что до меня, я никогда не искал лучшей причины.
– Вы совершенно правы, друг мой.
– Слушаю вас. Каковы же ваши мотивы?
– Долго рассказывать. Но так как все же придется вдаваться в подробности…
– Да, да, черт подери. Это нужно в соответствии с требованиями повой системы.
– И так как, повторяю, придется вдаваться в подробности, и, с другой стороны, дело мое представляет множество затруднений и требует полной тайны…
– Еще бы!
– Вы сделаете мне величайшее одолжение, если передадите графу де Сент-Эньяну – и он поймет – только то, что он оскорбил меня, во-первых, своим переездом.
– Переездом… Хорошо, – сказал Портос и принялся загибать пальцы на руке. – Дальше.
– Далее, тем, «что устроил люк в своей новой квартире.
– Понимаю – люк. Черт, это существенно! Понятно, что это должно было вызвать в вас ярость. И как смел этот бездельник устраивать люки, не переговорив предварительно с вами! Люки! Тысяча чертей! Да у меня и то нет ничего похожего, если не считать моей подземной тюрьмы в Брасье!
– Вы добавите, что последнее мое основание считать себя оскорбленным – это портрет, который хорошо знаком графу де Сент-Эньяну.
– Ну вот, еще и портрет!.. Подумать только! Переезд, люк и портрет.
Но, друг мой, и одного из этих трех оснований достаточно, чтобы все дворяне Франции и Испании перерезали друг другу горло, а ведь это немало.
– Значит, милый мой, вы теперь в достаточной мере осведомлены?
– Я беру с собой и вторую лошадь. Выбирайте место вашего поединка и, пока вы будете дожидаться, поупражняйтесь в плие и в выпадах, это придает телу редкую гибкость.
– Благодарю вас. Я буду ждать в Венсенском лесу, возле монастыря Меньших Братьев.
– Прекрасно… но где же мне искать этого графа де Сент-Эньяна?
– В королевском дворце.
Портос зазвонил в колокольчик солидных размеров. Появился слуга.
– Мое придворное платье, – приказал он, – и мою лошадь. И еще одну лошадь со мной.
Слуга поклонился и вышел.
– Ваш отец знает об этом? – спросил Портос.
– Нет, но я напишу ему.
– А д'Артаньян?
– Господин д'Артаньян тоже не знает. Он осторожен и отговорил бы меня от дуэли.
– Однако д'Артаньян умный советчик, – сказал Портос, удивленный в своей благородной скромности, что можно обращаться к нему, когда на свете есть д'Артаньян.
– Дорогой господин дю Валлон, – продолжал Рауль, – умоляю вас, не расспрашивайте меня. Я сказал все, что мог. Я жажду действий и хочу, чтобы они были суровыми и решительными, такими, какими вы умеете сделать их благодаря предварительной подготовке. Вот почему я обратился именно к вам.
– Вы будете мною довольны, – кивнул Портос.
– И помните, дорогой друг, что, кроме нас с вами, никто не должен знать об этой дуэли.
– Об этих вещах, однако, догадываются, когда находят в лесу мертвеца.
Ах, милый друг, обещаю вам все на свете, но только я не стану прятать покойника. Он тут, его увидят, этого не избежать. У меня принцип не зарывать его в землю. От этого пахнет убийством. От риска. к риску, как говорят нормандцы.
– Храбрый и дорогой друг, за дело!
– Доверьтесь мне, – сказал великан, приканчивая бутылку, в то время как его лакей раскладывал на креслах роскошное платье и кружева.
Рауль вышел от Портоса с тайною радостью в сердце; он говорил себе:
«О коварный король! О предатель! Я не могу поразить тебя: короли особы священные! Он твой сообщник, твой сводник, который представляет тебя, этот подлец заплатит за твое преступление! В его лице я убью тебя, а потом подумаем и о Луизе».
Глава 15.
ПЕРЕЕЗД, ЛЮК И ПОРТРЕТ
Портос, чрезвычайно довольный возложенным на него поручением, которое некоторым образом молодило его, облачился в придворное платье, потратив на свой туалет по крайней мере на полчаса меньше обычного.
Как человек, который бывал в большом свете, он начал с того, что послал своего лакея узнать, дома ли граф ре Сент-Эньян. Ему ответили, что г-н граф имел честь сопровождать короля в Сен-Жермен вместе со всем двором и только что возвратился. Услышав этот ответ, Портос поспешил и вошел в квартиру графа де Сент-Эньяна в тот самый момент, когда с него только что принялись стаскивать сапоги.
Прогулка была превосходной. Король, все более и более влюбленный, все более и более счастливый, был очаровательно любезен со всеми. Он расточал вокруг несравненные милости, как выражались в те дни поэты.
Наши читатели не забыли, что граф де Сент-Эньян был стихотворцем и находил, что доказал это при достаточно памятных обстоятельствах, обеспечивающих за ним это звание. В качестве неутомимого любителя рифм он всю дорогу засыпал четверостишиями, шестистишиями и мадригалами сначала короля, затем Лавальер.
Король был также в ударе и сочинил дистих. Что же касается Лавальер, то, как всякая влюбленная женщина, она сочинила два премилых сонета.
Как видит читатель, день для Аполлона был неплохой.