Так оно и было. Но не только постоянная и неустанная забота о бесконечных мелочах, создающая ощущение комфорта и почти домашнего уюта, обеспечивала непрерывный поток постояльцев, а значит, и долларов в их мотель. Нет, главным, безусловно, была сама Сэмми — вечно улыбающаяся, веселая, оживленная, всегда готовая перекинуться словечком, пойти навстречу…
Каково же было горе постоянных клиентов — шоферов-дальнобойщиков — при известии о ее трагической гибели! Они еще некоторое время продолжали сворачивать с основного шоссе, чтобы заночевать в знакомом месте, пытаясь хоть таким образом оказать моральную, да и финансовую поддержку убитому скорбью вдовцу и его дочери. Но постепенно эти визиты становились все реже и реже, пока не прекратились совсем.
Габриелла прекрасно понимала, что их отпугивало ее унылое выражение лица, зачастую залитое слезами. Но ничего поделать с собой не могла. Она ведь не планировала провести свою жизнь в крошечном мотеле посреди канзасских степей. Нет, тысячу раз нет!
Она покинула отчий дом через четыре года после того, как Сэмми стала ее второй матерью, перебралась в Остин, столицу Техаса, выучилась на секретарских курсах и устроилась в окружную прокуратуру. У нее были интересная работа, очень приличная зарплата и возможность удовлетворять свои желания и стремления. Она проработала помощником референта главного прокурора мистера Борленда почти четыре года, когда тот принял на должность своего второго заместителя некоего Артура Дилана. Ее Арти…
Высокий, накачанный, красивый, остроумный и бесконечно обаятельный, он в первую же неделю свел с ума весь женский персонал. Дилан был настолько хорош, что Габби, никогда не ценившая себя по достоинству, даже не надеялась на внимание этого великолепного представителя мужской половины рода человеческого. Но вскоре выяснилось, что она ошиблась.
Через два месяца все дамы единодушно пришли к выводу, что Дилан либо имеет любовницу, поглощающую всю его энергию, остающуюся после четырнадцатичасового рабочего дня, либо опасается за свою репутацию, либо попросту интересуется не женщинами. Но тут Габриеллу вызвали на другой этаж, где находился кабинет второго заместителя, и попросили временно заменить его внезапно заболевшего секретаря.
Она сидела за столом и бойко строчила в стенографическом блокноте, а Дилан, диктуя, расхаживал по кабинету и искоса поглядывал на ее обтянутые чулками цвета загара стройные ноги. Габриелла была девушкой скромной и юбки носила не выше колена, но то, что являлось глазу, вызывало неодолимое желание взглянуть выше.
Так начался их роман, ставший предметом широкого обсуждения. Но поскольку оба были свободны и имели полное право любить, кого пожелают, то никакого внимания на праздную болтовню и недоброжелательные, а часто и попросту злобные сплетни и вымыслы не обращали.
Габриелла полюбила впервые в жизни и буквально задыхалась от огромности счастья. Самый красивый, самый умный, самый красноречивый и самый обаятельный — в общем, единственный на всем земном шаре — мужчина принадлежал ей!
Артур Дилан ухаживал красиво. Он непрестанно говорил ей о своих чувствах, осыпал ее комплиментами, посылал цветы и дорогие коробки обожаемого ею шоколада, водил в рестораны и на концерты, провожал до дома. Но прощался всегда на пороге, по-старомодному изысканно поцеловав руку.
Она была одновременно очарована и разочарована его сдержанностью. С одной стороны, ей льстило такое уважение, почти преклонение перед ее чистотой. Ибо она и в самом деле была чиста и невинна — ни один мужчина еще не смущал ее покоя ни в прямом, ни в переносном смысле. Но с другой… о, с другой — даже эти безобидные поцелуи оставляли ее бездыханной и смутно жаждущей продолжения.
Габриелла, естественно, знала о сексе почти все по многочисленным рассказам подружек и, хотя не спешила отведать его радости с первым встречным, но Арти… Арти — не первый встречный. Ему и только ему она готова была подарить свою девственность, с ним и только с ним впервые вкусить сладость любовного безумия…
А он все не спешил перейти к главному, хотя постепенно ритуал прощального целования руки дополнился поцелуем в губы. И Габриелла, прижимаясь к нему, ощущала возбуждение его плоти и чуть не с ума сходила, мечтая, чтобы он поднялся с ней в квартирку, швырнул на кровать и сделал все то, о чем она до сих пор только слышала.
Так продолжалось несколько месяцев. И наконец в один из теплых осенних вечеров Арти пригласил ее в только что открывшийся ресторан французской кухни, попасть куда было практически невозможно. И там, глядя на нее, сияющую счастьем любви, взял за руку и попросил закрыть глаза. Она покорилась и с трепетом ощутила прохладное прикосновение металла, а затем жгучее — его губ.
— Моя испанка… Моя прекрасная Кармен… — шепнул Арти. — Можно открывать.
Габриелла подняла длинные ресницы и…
— О, Арти!..
На безымянном пальце левой руки сияло и сверкало кольцо с бриллиантом.
— О, Арти!.. — повторила она, не отрывая благоговейно-восхищенного взгляда от роскошного произведения ювелирного искусства. — Это… это слишком дорогой подарок. Я не могу принять его…
— Можешь, если согласишься стать моей женой, — улыбаясь, ответил Дилан.
Габриелла вскинула на него глаза и внимательно посмотрела, по лицу пытаясь прочесть, не ослышалась ли она.
— Женой?
— Да, дорогая, красавица моя, испанка моя. Я прошу тебя оказать мне честь и выйти за меня замуж! — страстно и одновременно торжественно ответил Арти.
Габриелла не в состоянии была вымолвить ни слова, но ее лицо все сказало лучше любых слов. Она просияла, расцвела такой улыбкой, что ему пришлось полушепотом добавить:
— Думаю, нам пора уходить. Если в принципе у тебя нет возражений, то, полагаю, подробности стоит обсудить в менее людном месте.
Только тут к ней вернулся голос.
— Да! О да, Арти, любимый мой! Тысячу раз да!
На следующее утро она проснулась не счастливейшей на свете девушкой, а счастливейшей на свете женщиной.
Они договорились пожениться весной, в начале марта…
А потом… потом случилась трагедия с Сэмми. Габби примчалась к отцу и уже не смогла его покинуть. Арти несколько раз приезжал, уговаривал ее вернуться в Остин, говорил, что не может жить без нее, что мечтает об их будущей совместной жизни, когда она станет лучшим украшением его нового дома.
— Я собираюсь выставить свою кандидатуру на пост генерального прокурора. Мне нужно, чтобы ты была рядом, представляла меня, поддерживала, — снова и снова повторял он.
Для молодого Я честолюбивого карьериста действительно необходима была спутница умная, красивая, тактичная и внимательная, думающая и заботящаяся лишь о муже и его продвижении, занимающаяся укреплением его позиций у влиятельных отцов города и крупных финансистов. Габриелла идеально подходила на эту роль. Она обладала всеми требуемыми качествами и, кроме того, еще изумительным голосом, способным привлекать и пленять всех и каждого. К тому же он любил ее. Любил больше всего на свете. Почти больше всего… кроме своей карьеры.
Но она категорически отказывалась покинуть отца до окончания процесса, назначенного на апрель.
— Давай перенесем свадьбу на май, — предложила она.
Ей было тяжело, очень тяжело откладывать свадьбу. У нее ведь даже платье уже было готово — восхитительный струящийся поток белоснежного бархата, отделанный пеной шифона, настоящее чудо дизайнерского гения.
Арти нехотя согласился и уехал. Вернулся только тогда, когда Габби срывающимся от ужаса голосом рассказала, как отец едва не покончил с собой.
Они сидели в «Трех подковах», пока Рауль Маскадо спал, одурманенный большой дозой снотворного.
— Габби, малышка моя, испаночка моя, — уговаривал Арти, — это не твоя обязанность следить за ним. Для этого есть специальные учреждения. Склонность к самоубийству свидетельствует о подвижке психики. Ты это знаешь не хуже меня. Вспомни, сколько дел подобных персонажей проходило через наши руки…
— Арти! Он не персонаж, как ты говоришь! Он мне отец! — яростно выкрикнула Габриелла, пораженная черствостью жениха. — Он пожертвовал ради меня и Джерико несколькими годами жизни и счастья, растил нас один, без матери! Он имеет право рассчитывать на мою привязанность и благодарность!
— Я тоже имею право рассчитывать на твою привязанность, — заявил Дилан. — Ты моя будущая жена и твое место со мной, а не в этой дыре.
— Я знаю, Арти, любимый, знаю! Но пойми, прошу, я не могу, не могу бросить его в таком состоянии… и сдать в психиатрическую лечебницу тоже не могу, — с мукой в голосе проговорила Габриелла, схватив его руку и сжав ее. — Ведь его отчаяние так естественно…
— Что ж… — Он освободил руку из ее пальцев и неожиданно ледяным тоном заявил: — В таком случае, полагаю, мне не остается ничего другого, как поставить тебя перед выбором: или он, или я. Ты мне нужна сейчас, а не через год, два или неизвестно сколько, когда у твоего отца пройдет эта нездоровая тяга к драматическим представлениям.
Габриелла смотрела на него во все глаза и не узнавала. Это был не он, не ее Арти, такой чуткий, мягкий, любящий и все понимающий, а какой-то бездушный, холодный незнакомец.
— Что… что ты такое говоришь? — прошептала она.
И он повторил все слово в слово.
Она не сдержалась, влепила ему пощечину, ни слова не говоря, поднялась, повернулась и вышла. А на следующее утро узнала, что Артур уехал, но лишь после того, как нашел утешение в объятиях Джуди, которая весь вечер крутилась около них, строя ему глазки и выпячивая свой силиконовый бюст восьмого размера.
Она бы, наверное, простила его. Конечно, простила… Потому что продолжала любить самозабвенно, до умопомрачения… Но все та же Джуди не преминула как-то вечером показать ей выпуск «Остин сегодня» с цветными фотографиями церемонии бракосочетания молодого, но перспективного помощника прокурора Артура Дилана и дочери его босса Милены Борленд.
Жизнь для нее закончилась. Потянулись сначала черные, а потом серые унылые, неотличимые один от другого часы, складывающиеся в дни, недели, месяцы. Резкая, почти нестерпимая боль постепенно притупилась, но осталась сидеть в сердце саднящей занозой. И так длилось почти три года, до того вечера три дня назад, когда Хэнк Сандерс, внешне практически копия Роберта, вошел в мотель и разбередил незажившую рану…
Но обо всем этом Габриелла сейчас не думала. В настоящий момент ее волновал только предстоящий вечер. Она нетерпеливым взглядом окинула парковочную площадку перед мотелем, обогнула его сзади и убедилась, что Хэнк еще не вернулся.
Черт бы побрал тебя, Дуг Бреннан! — раздраженно подумала она. Есть у тебя совесть или нет? Заставляешь парня вкалывать до темноты. За лишний доллар готов чуть ли не удавить другого, скряга несчастный.
Она поднялась на второй этаж, заглянула к отцу, который, против обыкновения, не лежал, а сидел в кресле и читал, быстро приняла душ и направилась а кухню.
Ей хотелось сделать что-нибудь простое, но вкусное, чтобы порадовать и отца, и Хэнка, который, ясное дело, вернется голодным. Тихо напевая себе под нос, она приступила к приготовлению бараньего филе с соусом «Адобо» по старинному рецепту бабки Маскадо, несколько скорректированному ею самой. Отец его просто обожал. И Хэнку оно непременно понравится. Чудесное сочное мясо подкрепит его после тяжелого дня у Дуга, придаст новых сил, а жгучий соус…