Бвана Лорди вернулся с войны, возвел свою тряпичную хижину и срубил железными монстрами лес. Теперь вот приехали его жены; наверняка некоторых из них он забрал в качестве добычи у своего врага. Но… где же скот? Кто же из воинов возвращался с войны без вражеского скота?
Вачера вновь подумала о своем муже.
Как ей вернуть его? Несмотря на скудный урожай и худосочных коз, она приготовит для него настоящее пиршество. Она отдаст ему последние запасы своего самого хорошего пива, будет вести себя кротко и покладисто. Только бы он пришел! Она хотела попросить бабушку дать ей какого-нибудь любовного зелья, чтобы тайно подмешать его Матенге, но решила, что у той сейчас есть дела поважнее.
Возле священного фигового дерева предстояло провести церемонию вызова дождя.
Вачера помнила последнюю такую церемонию, так как сама участвовала в ней. Только чистые и невинные члены клана могли принимать участие в этой церемонии: старики, пережившие все земные желания и думавшие уже только о духовном; женщины, уже вышедшие из «романического» возраста и поэтому не являвшиеся провокаторшами похотливых мыслей; дети до восьми лет, чистые душой и незапятнанные грехом.
Церемония проходила у подножия того самого фигового дерева, которое росло в самом центре деревеньки Вачеры. Это было очень древнее дерево, доказавшее свою священность, спасшее ее семью от болезни и голода в год, когда «леди Вачера переселилась за реку». Молодая Вачера не сомневалась, что после проведения этой церемонии предки, живущие в этом почитаемом фиговом дереве, пошлют им дождь.
Женщины дошли до реки и направились в сторону своей деревни, расположенной на северном берегу. Когда они миновали деревья, старшая Вачера испустила вопль ужаса. Гигантский металлический монстр с человеком на своей спине рубил хижину третьей жены.
Старшая Вачера закричала на управляющего монстром человека, мужчину из племени масаи, одетого в шорты цвета хаки, но тот не обратил на пожилую женщину никакого внимания; молодую же он окинул заинтересованным взглядом. Когда железное чудовище, пыхтя и недовольно рыча, вонзилось в хижину, старуха Вачера встала у него на пути. Масаи остановил зверя и утихомирил его рев.
— Что ты делаешь? — спросила Вачера.
Он ответил ей сначала на масаи, потом на суахили и, наконец, на английском, но ни один из языков женщины не поняли. Потом он сказал: «Матенге» и махнул в сторону холма.
Оттуда на них смотрел высокий и красивый воин. Рядом с ним, также глядя на них, стояла белая бвана.
7
— Прошу прощения, мемсааб доктори, — обратился к Грейс главный кикую. — Квадратный дом — это плохо. В его углах будут жить злые духи. Только круглый дом безопасен.
Грейс посмотрела на наконец-то начавшееся — спустя семь месяцев строительство ее дома и спокойно ответила:
— Все в порядке, Самюэль. Я предпочитаю квадратный дом.
Он отошел, покачивая головой. Несмотря на то что Самюэль Ваиро, мужчина из племени кикую, был христианином и одним из немногих, кто носил европейскую одежду и говорил на английском языке, он не мог понять поведения белых людей.
Грейс смотрела ему вслед, думая о том, какими ходячими парадоксами были эти обращенные в христианскую веру африканцы. Внешне они практически ничем не отличались от европейцев, но в их разуме и душах по-прежнему жили древние суеверия кикую.
Она посмотрела на первые бревнышки своего будущего дома и внутренне возликовала. Тогда, в марте, когда она поселилась в лагере Валентина, она и подумать не могла, что пройдет столько времени, прежде чем она начнет строить собственный дом. Казалось, все взбунтовалось против прогресса: засуха, которая требовала, чтобы вся рабочая сила сконцентрировалась на кофейных полях Валентина; частые праздники и возлияния кикую, в результате которых рабочие пропадали по нескольку дней подряд; в те же дни, когда они действительно работали, ее безумно раздражал медленный темп. Наконец-то ее маленькая клиника была построена — четыре столба и соломенная крыша, плюс большая квадратная хижина для пациентов, которых она планировала наблюдать. И теперь можно было приступить к строительству дома.
Она нарисовала рабочим несложный план, которому они должны были следовать, почти каждое утро приходила из лагерного городка и следила за ходом строительства. Столь жесткий контроль с ее стороны принес свои плоды: в тихие ранние утренние часы всю прибрежную округу оглашал грохот молотков и пил; пилились и подтачивались бревна, закладывался фундамент, прорубались окна и двери.
На вершине холма уже стоял первый этаж дома Валентина, и сейчас рабочие день и ночь трудились над вторым этажом. Шум с рабочих площадок был столь оглушительным, что Грейс почти уверовала в то, что две бригады строителей соревновались, кто из них работает громче.
Она посмотрела на грязную дорогу, спускающуюся от горного хребта: сэр Джемс сказал, что заедет за ней на своем новом грузовичке сразу после рассвета, а было уже почти семь часов.
Грейс собиралась в Найроби на встречу с главным военным врачом, обсудить, что можно сделать для того, чтобы научить африканцев правильному питанию и гигиене. Семь месяцев назад, когда она приехала сюда с Роуз и младенцем, Грейс взяла переводчика и пошла знакомиться с жизнью местных жителей. То, что она обнаружила — плохое питание, привычку спать с козами, несметные полчища мух, — испугало и шокировало ее. Грейс приехала в Британскую Восточную Африку с чемоданчиком, полным лекарств, бинтов и нитей для зашивания ран, прекрасно понимая, что это мало чем поможет ей в борьбе с неправильным питанием, эндемической болезнью и ужасным общим состоянием людей.
Здесь, решила она, должна начаться ее работа с людьми племени кикую — не в клинике с градусниками и шпателями для языка, а непосредственно в их хижинах. Африканцам нужно было открыть глаза на то, что их собственный образ жизни, а не злые духи, был повинен в их болезнях и страданиях.
И хотя главный военный врач сказал ей в своем письме, что из-за нехватки специалистов ей придется решать эти проблемы самостоятельно, Грейс решила все же поехать в Найроби и выпросить помощь.
Она услышала рычание мотора и увидела столб пыли за грузовиком сэра Джеймса. В кузове ехали четыре африканца; они будут прорубать для грузовика путь, прокладывать его через препятствия и болотистые места и охранять от хулиганов на улицах Найроби. Если им повезет, они проедут девяносто миль до Найроби до заката.
Залезая в машину сэра Джеймса, Грейс увидела молодую африканку — внучку знахарки, стоявшую на краю расчищенной от леса поляны и наблюдавшую за ней.
Лошади стремительным галопом неслись по холму, грохотали подковы, всадники, изогнувшись дугой, ловко управлялись с уздами и стременами. Лорд Тривертон, одетый в красную куртку, белые ездовые бриджи и черный цилиндр, скакал в первых рядах.
Ему казалось, что он парит над землей. Утро было прохладным и бодрящим; роса, словно сверкающее одеяло, лежала на светло-коричневой траве. Ее пульс участился: он был жив и ощущал себя непобедимым.
Бригадир Норих-Гастингс, большой специалист по части охоты, скакал впереди всех, следом за сворой из сорока охотничьих псов; рядом с ним, вцепившись в стремена босыми ногами, подпрыгивал в седле охотник, мужчина из племени кикую по имени Кипая, одетый в красную рубашку и черную бархатную шляпу. Обученный Норихом-Гастинсом древним охотничьим «кличам», Кипая контролировал собак голосом и медным рожком. Трое доезжачих не позволяли своре собак разбегаться в стороны раньше времени. Эти мужчины — тоже африканцы — также были одеты в престижную красно-белую охотничью униформу. Следом за ними ехали гости бригадира Нориха-Гастингса, «умы» Британской Восточной Африки, которые галопировали по равнине Ати, лежащей вблизи Найроби, словно по родным английским просторам. Охота и впрямь мало чем отличалась от традиционной английской охоты на лис — с конюхами, загонщиками, егерями, псарями и терьерами. Все как положено, разве что преследовали они не лисицу, а шакала.
Они выступили на рассвете, встретившись на лужайке перед домом Нориха-Гастингса, где их потчевали горячим чаем и печеньем. По команде хозяина собаки бросились на поиски добычи. Почуяв шакала, они громким лаем оповестили об этом охотников, и Норих-Гастингс, крикнув «Ату!», бросился в погоню. Сливки общества Британской Восточной Африки бросились следом за сворой собак. Большинство проклинали лишнюю бутылку шампанского, выпитую накануне, но тем не менее пребывали в превосходном расположении духа и святой уверенности своего превосходства над всем живым.
Валентин скакал на Экскалибуре, привезенном с собой арабском жеребце. Рядом с ним галопировал его превосходительство губернатор, следом — граф Душинский, выходец из Польши. Роуз не принимала участия в охоте; она вообще в этот раз не поехала с ними в Найроби, упросив мужа разрешить ей остаться дома, где она могла, по ее словам, укрыться от невыносимой сентябрьской жары. Валентин очень хотел, чтобы она поехала с ним, но не стал настаивать на этом. Даже дома, в Англии, Роуз не любила ездить на охоту, испытывая невероятную жалость к бедняжкам лисам. Любовь Роуз к животным стала распространяться и на оставшихся без родителей лесных обитателей, которых она превращала в домашних животных.
Лошади и пони бежали все быстрее. Нервное напряжение нарастало; появился отчетливый привкус опасности. Только в прошлое воскресенье собаки загнали на дерево исходящегося рыком леопарда, и хозяину, который всегда носил с собой револьвер, пришлось застрелить его. И хотя здесь не было живых зеленых изгородей и рвов с водой, как в Англии, африканская охота на лис была не менее опасной: в прошлом мае лошадь полковника Мэйшеда угодила ногой в вырытую кабаном яму, а наездник, перелетев через нее, ударился головой о землю и отправился к праотцам.
Было уже около девяти часов; первые лучи начали озарять и согревать желтую, выжженную солнцем равнину. Жара и отсутствие дождей превратили некогда зеленые территории в унылую, богом забытую землю белеющих скелетов, голодающего скота и засохших растений. Тем не менее охота была хорошей, компания — живой и остроумной, а завтрак, который ждал их по окончании этого мероприятия, — вкусным и сытным.
Внезапно собаки остановились и попятились назад. Когда охотники приблизились к обескураженным псам, они увидели огромного страуса, вышедшего из сухих зарослей.
Он расправил крылья и побежал на собак, которые с повизгиванием ретировались. Кипая и бригадир попытались успокоить псов, но их попытки не увенчались успехом: страус, делавший угрожающие выпады в сторону своры, запугал их окончательно.
— Смотрите! — закричала леди Больсон.
Из кустов вышла небольшая стайка страусят. Лорд Боль-сон залез во внутренний карман пиджака, вытащил «Кодак» и немедленно сделал несколько снимков.
Спустя мгновение появилась страусиха. Родители окружили своих птенцов, и пернатое семейство чинно удалилось, оставив за собой посрамленных собак и смеющихся охотников. На том охота была завершена.
Столы накрыли на веранде большого дома Нориха-Гастингса; фарфор, хрусталь и белоснежные скатерти светили словно маяки и указывали путь уставшим, но счастливым охотникам. Слуги-африканцы под зорким контролем жены бригадира, леди Маргарет, стояли наготове в своих длинных белых канзу и обернутых вокруг талии алых поясах. Когда гости поднялись по ступенькам на веранду, вытирая лбы и смеясь над историей со страусами, слуги немедленно начали отодвигать стулья, подавать салфетки и разливать чай. Затем из дома принесли еду — серебряные подносы с нарезанными кусочками папайей и бананами, тарелками с горячей кашей, блюдцами с поджаренными яйцами и хрустящим беконом, — и компания погрузилась в оживленную беседу.