А через крохотное окошечко сверху в туалете пялились десятки черных масляных глаз прихлебателей, которые разжигали своими фантазиями увиденные части моего тела. Рядом тупил глаза в персидский ковер мальчишка, приносивший нам к кровати фрукты и колу, жадно впитывал все фрагменты обстановки и мое непокрытое тело, чтобы запомнить это на всю свою мужскую жизнь и впредь отталкиваться в своих сексуальных мечтах от увиденного.
Коротышка никак не хотел сдаваться и, лишь услышав мои уверения на английском, что я останусь у него — у супергероя и лучшего любовника в мире — еще на пару дней, провел меня по всему дому, дав передышку. Как он сказал — ожидание придает будущему сексу такой невероятный аромат счастья, что он намеренно говорил о всякой ернуде и даже показал мне свою гордость — коллекцию древностей в мактабе — офисе или кабинете. Меня поразило, что великолепные исторические ценности просто валялись в подсвеченной витрине — в таких продают местные торговцы мобильниками свой дешевый товар. Тут была пара великолепных ожерелий с эмалями и золотой фольгой, чей-то венок из прелестных полевых цветов и листьев лавра (Серапиус?), две фигурки из лазурита, большой папирус с нарисованным на нем процессом рождения человека из чрева матери. Рядом лежал перстень главы ордена тамплиеров, чуть поодаль — масонская чаша, увитая странными существами с двумя рыбьими хвостами. Мина, громко рыгая и почесывая свои биды, стал говорить, что если я останусь у него — он мне подарит неплохие камушки, я буду довольна. В фарфоровой чашке лежали большие необработанные алмазы, испускавшие невероятное сияние, хотя на вид — не будь тут игры света — их можно было бы признать за крупные куски соли и только. Мина показал мне, как определить чистоту камня — он налил воды в чашку и алмазы просто растворились, будто и впрямь были солью! Потом, слив воду, бандит почти по-детски радовался моему изумлению, когда алмазы проявились опять, лишь вода с них сошла. Вожделенные свитки были в вазе, но о них он решил не упоминать.
Мы остались наедине, когда вышли из кабинета и он, цыкнув на приспешников, схватил меня за нос и быстро и сильно нагнул вниз, я начала визжать и царапаться, подонок только хохотал и прижимал ко мне свое грязное тело. Потом резко поднял и, наотмашь ударив, поволок за волосы к кровати. Очнулась я от привкуса крови во рту — своей, горячей, бешеной от злости. Я увидела рядом мирно храпящего ублюдка, и первой моей мыслью было просто прибить его высоченной фигурой цапли, державшей тяжелую пепельницу и стоящей прямо возле кровати. Пепельницей можно было убить и слона, но приблизит ли это меня к цели? Я почувствовала, как больно мне двигаться и поняла, что главарь вслать надругался надо мной — вся простыня подо мной тоже была в крови. Я потихоньку попыталась присесть и долго держала гудящую голову, боясь ее уронить. Схватив шелковый пояс от огромного халата хозяина, я цепко привязала его к цапле, зажгла пару сигарет и положила на край пепельницы, второй же конец привязала к руке подонка. Он только радостно хмыкнул во сне. На пепельницу сверху я подсыпала содержимого моего папского перстня. Хранитель обещал мне, что это сильный яд — вот и проверим на подонке! Ну, подожди, гад, я отомщу за свои муки!
Завернувшись в заляпанную его спермой простыню, я вышла в коридор. Надо было во что бы то ни стало доползти, добраться до мактаб — кабинета, в котором хранились находки из сокровищницы Наг Хаммади! Я повторяла про себя рассказ Маркуса, чтобы просто не сойти с ума от ужаса, который я испытала, и который окружал меня в этом логове подонков.
Свитки хранили истинные слова и проповеди Иисуса, которые делала Мария Магдалина — лучшая его ученица и возлюбленная. Вот за этим я здесь. Дойдя до середины, я оказалась в волосатых лапах огромного чернокожего, похожего на Кин-Конга. Его алые от злости глазки шарили по женскому телу белой и тут же, прислонив меня к стене и крепко держа за спутанные длинные волосы, всунул мне в рот длинный горячий член, заставляя меня, то его глотать, то с рвотой вытаскивать. Я с огромной злостью укусила подлеца за зубр и, выплюнув окровавленную плоть, повязала ее себе на прядь и процедила сквозт зубы: «А так будет с каждым, кто ко мне прикоснется, сволочи!». На секунду замершие два подельника бандита ринулись на меня и начали избивать. Теряя сознание от боли, пересохшей до трещин кожи внтури и ссадин с синяками снаружи, я покрутила верхушку на моем перстне и ткнула высунувшуюся иглу поочередно во все тянувшиеся и входившие в меня разгоряченные тела. Я вырвала зубами у каждого по клоку волос, и, зажав их в руке, машинально продолжала наносить им раны своим секретным оружием — перстнем. Они даже не могли орать от боли, а просто скорчились, изумленно наблюдая на струйками крови. Я на четвереньках вползла в кабинет.
Рукописи стояли в кувшине — потеменевшие, потрескавшиеся куски толстенной кожи, некоторые разрезанные на полоски, другие перевязанные капроновыми ленточками от подарков. Мина читать их не мог, зато с гордостью выставил в кривоватом стеклянном шкафу, из которого я их вынула, обвязав сокровище теми же ленточками вокруг талии. Внутрь засунула клочки волос покалеченных изуверов и кусок окровавленной плоти, выпила чашку с водой из витрины, в которой бандиты хранили алмазы и, с такой странной для образованной москвички добычей, выглянула в окошко. Обнаружив, что подо мною находится соседний балкон с ковриками и лентами-полотнищами стиранного белья, осторожно вылезла, укуталась в мокрые майки и штаны и так, никому не нужная, выбралась из этого ада в час полуденной молитвы. Алмазы за щекой не мешали мне, напротив, холодные и равнодушные, камни отрезвляли. Я пересыпала их в тряпочку, в которой был окровавленый кусок кожи черного верзилы, клочки волос его подельников и засунула опять внутрь свитков. Дойдя до аптеки, я попросила бутыль йода и, прямо на глазах у аптекаря, вылила ее себе на самые важные места. И внутрь тоже. Я потеряла сознание, но слышала, как на чистом кафельном прохладном полу спорят мухи — какой из них первой достанутся мои окровавленные сладкие ранки…
Глава 21. Мой спаситель
Я проснулась от пристального взгляда — кучерявый малыш с длинны ми ресницами пытливо, с придыханием рассматривал мои длинные белокурые волосы. Он никак не мог понять: почему они такого цвета и почему совсем не вьются — может это и не волосы вовсе? Он, зажмурясь, дернул меня за прядь, но я так громко ойкнула, что малыш от ужаса громко пукнул и выбежал вон с воплем: «Хия умм! Умм! Хия умм!». В доме, хранившем вековую тишину и лень, вдруг что-то звякнуло и зашаталось, и вокруг меня в теплой желтой безысходности обрисовалась реальность в виде пары чернооких девиц в хиджабах, обвешанных младенцами, словно бусами. Они приветливо улыбнулись, умело пощупали пульс и всадили укол в вену на кисти руки так, словно занимались этим ежедневно. Мне стало горячо — вводят хлористый. Встать я не могла — мое тело было до невозможности измолото предыдущим днем его властителями.
Зашедший мужчина, не глядя на меня, а обращаясь из вежливости к стене, сообщил, что он аптекарь и я могу оставаться в его доме сколько надо. На мою робкую благодарность я в который раз на Востоке услышала: «Это я должен благодарить Бога за то, что Всевышний позволил мне проявить лучшие качества доброты и гостеприимства…».
Проведенные несколько дней блаженного безделья в постели мне дали главное — силы и возможность разобраться в происшедшем. Итак, рукопись у меня, ее надо передать Маркусу, а уж потом бандиты вернут мне моего мальчика. Правда, предложения Айдарчика о подмене рукописей не оставляли меня ни днем, ни ночью. И впрямь, меня били, насиловали, унижали и издевались над моим телом так, что я с удивлением смотрелась в зеркало и не верила, что еще жива. Неужели я не заслужила награду? Но с другой стороны — рисковать жизнью любимого? А вдруг заметят подмену?
И мне пришла в голову мысль просто перемешать свитки — половина уйдет Айде как копии, половина — оригиналы. А так же я поступлю и с Маркусом, и с требующими выкуп; пусть сами там голову себе морочат, я устала и хочу домой, в теплую постельку и тишину своей московской квартирки! Готова отдаться в руки самой Карелии Эрнестовны!
Аптекарь оказался из той породы мусульман, что с уважением чтут другие традиции и верования, так что я чувствовала себя спокойно и уединенно. Мази столетней рецептуры, а то и более древние, вперемежку с современными инъекциями, делали чудо и я уже ловко управлялась с длинными косами и одеждой… Вот и наступило время прощаться и в один прекрасный фиолетово-алый вечер, захлебнувшийся в поцелуях умирающего страстного солнца, я, обвязав рукописи вокруг тела, продолжила свой путь. Правда, не одна, а в компании дервишей.
Конечно же, мерзавцы Мины меня активно искали. Не было ожесточенней споров вокруг неизвестной белой, которая наказала парочку негодяев — за кальяном и чаем мужики обсуждали вполголоса подробности и не могли без смеха смотреть в сторону дома Мины. Говорят, сам главарь во сне наделал себе столько увечий, что поклялся до самой смерти искать бабу, так его изуродовавшую. Потянувшись, он спросони опрокинул на себя пепельницу с горящими сигаретами и арома-палочками, а сверху на обожженное тело высыпался какой-то ядовитый порошок. Взвывший Мина крутился, не понимая, что привязан, и сам себя ударял и царапал бронзовой цаплей, так и норовившей наносить удары тяжелым клювом по самым важным органам! Со следами ожогов, покрытый язвами, с поврежденным членом и окосевший, этот ублюдок все же остался жив. Правда, теперь он не мог вступить ни в какую связь, и урологи получали от него огромные гонорары за лечение. Ура, я отомстила за себя! Знай русских баб! Но месть подонков могла настичь меня в любой момент, и я это понимала так же, как и спасший меня аптекарь, как и приютившие меня бродяги — суфиийские дервиши. Мои следы терялись якобы на станции автобуса и такси, правда, ни один водитель не признался Мине, что отвозил меня. Главарь решил, что я просто слишком хорошо заплатила за их молчание, и перенес поиски наглой русской и украденныхсокровищ в более крупные поселки и города. Правда, и там было мало новостей, — в основном, попадались в руки отчаявшихся гангстеров русские жены местных арабов, принявшие ислам и одетые в хиджаб. Девушки в прикиде от Кидстон и Джимми Чу в соседних деревнях не наблюдали… Аптекарь в первую очередь заботился о своей безопасности, поэтому он без тени сомнения надел на меня чалму, научив ее быстро заматывать, накинул на мальчиковскую галабею массу жилеток и теплых шарфов и я вполне походила на юного ботана, попавшего в руки странствующих гуру.
Мы брели по пыльной дороге с чахлым пальмовым леском на краю горизонта и, при встрече с любой движущейся платежеспособной тварью Божьей дервиши останавливались с восхвалениями, кланялись, а я и еще один мальчонка зажигали огромные кадила и крутили ими вокруг платежеспособных, надеясь первыми схватить брошенную мелочь. Так продолжалось три дня: ночлеги прямо под огромными звездами и неприлично толстой, разбухшей от лени откромленной двухрогой луной. Прохладные уютные переходы от рыночка к деревушке с прокруткой благовоний надо всеми, включая животных и кур с индюками… Чистый огонь и ладан очищали так, что мне и самой показалось, что карма начала исправляться, и вообще жизнь налаживается… В один момент нас обогнала на коллекционных американских кадиллаках конца пятидесятых свора миновских бандюгов, но, так ничего и не поняв, они лишь бросили нам в пыль пару гиней и уехали прочь. А меня в Каире ждал Маркус. Великий и необъяснимый привратник…