Дети белой богини - Андреева Наталья Вячеславовна 42 стр.

- Не обо мне сейчас речь. О Горанине. Воз­можно ли, чтобы в голову человека, ну, скажем, не совсем здорового, пришла безумная идея реа­лизовать чужие жестокие фантазии?

- В данном случае, не чужие. Вы близкий ему человек.

- Всего лишь друг.

- Всего лишь. Как странно это слышать! Дру­жеская привязанность бывает иной раз крепче, чем узы любви. Недаром дружба зачастую пере­живает любовь. Люди расстаются, влюбляются вновь, но при этом продолжают поддерживать дружеские отношения. Между ними по-прежнему существует духовная близость.

- Я не об этом говорю! - с отчаянием сказал Завьялов. - О Жестокости! Мог Горанин или не мог?

- Фантазия - клапан для выхода опасных же­ланий. Средство освободиться от психического напряжения. Но есть у нее и опасная сторона. Бессознательно узнавание в чужой фантазии сво­его собственного вытесненного желания. И это может послужить соблазном для его актуализа­ции, - несколько запинаясь, выговорил Алексей Иванович. Словно припоминая заученную фра­зу из пособия по психиатрии.

- Вот! - возбужденно сказал Завьялов. - Вот за­чем я к вам пришел! Узнавание своего собственно­го желания! Вот оно! То есть я придумал, а он сде­лал! А то, что именно мои опасные желания он пре­творяет в жизнь, так на то есть ваша теория о ду­ховной близости вследствие многолетней дружбы!

- Я ничего такого не говорил! - замахал рука­ми врач.

- Горанин был здесь?

- Да. Но... по другому вопросу.

- А именно?

- Это врачебная тайна.

- Он что, болен?

- С чего вы взяли? - Алексей Иванович отвел взгляд. - Абсолютно здоров!

- Тогда зачем же он приходил?

- Я ведь уже сказал - беспокоился о вас.

- Интересовался насчет рисунков? Так? Мо­жет быть, приносил их?

- Послушайте, я бы порекомендовал вам лечь в стационар. Сей феномен, подлежит тщательно­му изучению. И, признаться, я в этот бред не верю. Рисунки, исполнение желаний... Когда они были сделаны, эти рисунки? До или после?

- Ну, разумеется, до!

- Докажите.

«А ведь я никогда об этом не думал! - сообра­зил Завьялов. - А это серьезно! До или после? Это может быть ключом ко всему!»

- Извините, я отнял у вас много времени...

-  Пустяки! Всегда приятно побеседовать с умным человеком. А то, знаете ли, приходят ка­кие-то дебилы и рассказывают, как в состоянии алкогольного опьянения полностью теряют над собой контроль. Начинают бить, крушить, ломать. Но главное, наутро ничего не помнят. И это им обидно. Я говорю: пить, мол, не надо. А они: дайте мне таблетки, чтобы наутро помнил, каких дров наломал. Вот недавно был случай...

- Да-да. Это очень интересно, - пробормотал Завьялов.

- Да не интересно вам! И мне давно уже не интересно слушать о чужих болезнях! Как толь­ко узнают, что ты врач, сразу начинают жаловать­ся на свои болячки! И никто не думает, интерес­но тебе это или нет, - взорвался вдруг Алексей Иванович. - Еще один феномен человеческой пси­хики. Приходит, допустим, парень за справкой о том, что он психически здоров, и пока ты ее вы­писываешь, начинает рассказывать о своей бес­соннице или о том, что родственник в десятом колене вообразил себя Наполеоном. Раз ты врач, так будь добр выслушать. Почему считают, что с врачом можно говорить только о болезнях, а с ми­лиционером - о преступниках. А?

- Не знаю, -сказал Завьялов. - Но эти стены располагают к разговору о болезнях.

Алексей Иванович с любопытством оглядел свой кабинет.

-  Может, сказать Люде, чтобы комнатных цветов из дома принесла? Или рыбок завести. Золотых.

- Лучше гуппи.

- Гуппи? Почему гуппи?

- Не знаю. Книжка в детстве была. Про рыб. Отчего-то запомнил два названия: вуалехвост и гуппи.

- Вуалехвост... Гм-м-м... Красиво! Где они нынче, вуалехвосты?

Завьялов вспомнил длинноногую Люду. Вуа­лехвост. Г-м-м-м... И уже в дверях, обернувшись, чтобы видеть лицо врача, спросил:

- Знаете, какой вопрос мне задал недавно Гер­ман? То есть Герман Георгиевич Горанин.

- Какой? - без особого интереса спросил врач.

- Топил ли я щенков.

- Щенков? Почему щенков?

- Или котят. Это, по-вашему, нормально?

- Топить котят? Нет, конечно!

- Задавать друзьям такие вопросы.

- Ну, может быть, он не имел в виду конкрет­но щенков:

- А кого? Котят?

- Нет. И не их.

- Но кого?

- Мне-то откуда знать? - развел руками врач. -Он пришел за консультацией, и я его проконсульти­ровал. А насчетугопленных щенков... Нет, ни о чем таком мы с Германом Георгиевичем не говорили.

- Что ж, всего хорошего.

- И вам всего хорошего, Александр Алексан­дрович! Надумаете лечь в стационар, заходите. Вам непременно надо пройти полное медицинс­кое обследование.

Завьялов вышел из кабинета в полной уверен­ности, что Горанин - сумасшедший. Узнавание в чужой фантазии своего желания. То есть я этого хочу, но не я это придумал. Следовательно, не я виноват. Похоже на Германа: перекладывать свою вину на чужие плечи. А плечо лучшего друга по­дойдет как нельзя более кстати.

Когда вернулся на работу, Валентина Влади­мировна участливо спросила:

- Ну, как дела?

- Более или менее.

- Вам звонил Герман Георгиевич. Просил зай­ти к нему в прокуратуру.

- Ах, да! Насчет кулона! Я помню.

- Он будет ждать вас после работы.

- Хорошо. Зайду непременно. Надо - так надо.

Видеться с Гораниным не хотелось. Доказатель­ство исходящей от Германа опасности можно полу­чить только одним способом: спровоцировать его на очередной неадекватный поступок. И поймать за руку. Но как это сделать, пока придумать не уда­валось. Если не пойти в прокуратуру, Горанин на­сторожится. Значит, надо идти. Наблюдать и слу­шать. Даже хороший актер может сфальшивить.

...Герман встретил его настороженно. Спросил с усмешкой:

- Ты, говорят, в поликлинику сегодня ходил? И как успехи?

- Ты не хуже меня знаешь.

- Что я должен знать? То, что у тебя галлюци­нации? Да, я это знаю. И спрашиваю, уговорили тебя лечь в стационар на обследование или нет.

- Не уговорили.

- А зря.

- Я понимаю, чего ты хочешь. -.Раздраженно сказал Завьялов. - Избавиться от меня. Я слиш­ком много про тебя знаю. Очутившись в больни­це, я могу вообще из нее не выйти. Так же, как инвалидность, ты мне запросто организуешь ши­зофрению.

- Ишь, какой догадливый! - рассмеялся Гер­ман. - Пойми, дурачок, тебе необходимо лече­ние.

- Косой убит, - напомнил Завьялов.

- И что? Я сегодня выпустил Павнова. Дово­лен?

- Нет.

- Как так? Ты же сам за него просил! И зна­ешь, Зява, ты был прав, парень абсолютно не при чем. Жертва обстоятельств.

- А ты его чуть не пристрелил.

- Ну, бывает. Издержки производства.

- Люди - издержки? Следствие - производ­ство?

- Лес рубят - щепки летят. Разве не так?

- Что-то у тебя весь лес - в щепки.

- Зява, брось словоблудием заниматься, - миролюбиво сказал Герман. — Давай-ка лучше протокольчик подпишем. Я тут все оформил, как по­лагается. Без сучка и задоринки. Если уж мы о дровах заговорили.

Горанин нервно поправил узел галстука. Толь­ко тут Завьялов сообразил: костюм-то на нем тот самый! Ткань серая, в мелкий рубчик!

- Ты что, отстирал кровь?

- Какую кровь? Ах, ты про костюм! Я же тебе говорил, он был в химчистке. Квитанцию пока­зать? Там дата есть.

- Нет уж, спасибо. Ты любую бумажку мо­жешь достать и любую подпись подделать. Не говоря уж о дате. А эксперт - ваш человек.

- Ну это уже паранойя, Саша.

- У кого? У тебя?                   

- Ха-ха! Поговори с приемщицей.

- Очередная твоя любовница?

-  Шутишь? Там работает старушка, божий одуванчик! - снова рассмеялся Герман.

- Значит, запутал ее.

- И зачем мне это надо?

Завьялов спохватился: если Горанин сумас­шедший, с ним нельзя так разговаривать. А то Герман Георгиевич избавится от друга Зявы спо­собом куда более радикальным, чем койка в пси­хиатрической лечебнице.

- Ладно, давай протокол, Гора.

Изучал его долго и тщательно, но вынужден был признать, что тот составлен на высоком про­фессиональном уровне.

- Можешь ведь, когда захочешь, - сказал Алек­сандр, ставя внизу документа свою подпись.

- У тебя какие-то сомнения в виновности Ко­сого?

- Ну допустим, я тебе поверил, - нехотя ска­зал Завьялов.

- Молодец! Так и надо! Значит, рабочий день закончен! - констатировал Герман, убирая протокол в папку. И сладко потянулся: - Можно и до­мой! Поехали, я тебя довезу.

- Кстати, вчера вечером я виделся с Верони­кой.

- И что? - насторожился Герман.

- Скажи, ты не будешь возражать, если я и она... Ну, словом... - Александр смущенно замол­чал.

- Ты что, закрутил любовь с дочерью мэра? — ахнул Горанин. - Ну Сашка! Правильно говорят -в тихом омуте черти водятся! Молодец! Восполь­зовался случаем!

- Так ты не будешь возражать?

- Буду! - решительно сказал Герман, подни­маясь из-за стола. — Буду и даже очень!