— Нет, виноват. Вы меня предупреждали. Вы говорили…
— Я прекрасно помню все, что говорила вам, мистер Рейнуотер. Однако конфликт с Конрадом Эллисом у меня начался не сегодня и не вчера. Я и раньше старалась избегать его.
Дэвид продолжал смотреть ей в глаза, и в какой-то момент, не выдержав, Элла отвернулась. Чтобы занять себя, она начала мыть посуду.
— Конрад начал оказывать мне знаки внимания еще в старших классах. Моя мать была в восторге — как же, самый богатый парень в городе! Она полагала, что Эллис станет мне идеальным мужем. Сама я так не думала.
Теперь Элла ополаскивала только что вымытую посуду. Краем глаза она заметила, как Рейнуотер снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Сделав это, он вытащил из манжет запонки, закатал рукава рубашки и взял кухонное полотенце.
— Нет-нет, что вы! — Элла протестующе замахала руками.
— Мне совсем нетрудно вытереть посуду, — эти слова были сказаны мягко, но настойчиво.
Эллу испугало, что простая домашняя работа вдруг обрела оттенок некой интимности. Но разве могла она признаться в этом Рейнуотеру? Проще было изобразить безразличие, которого на самом деле не было и в помине. И в конце концов, что плохого в том, что он поможет ей вытереть посуду?!
— Стало быть, богатство Эллисов не произвело на вас впечатления?
— Нет, конечно. Мы с Конрадом знакомы с детства. Он всегда вел себя отвратительно, но ему неизменно все сходило с рук. Эллис был избалованным и высокомерным. Не думаю, чтобы родители хоть раз ему что-нибудь запретили или не дали. Конрад всегда получал то, что хотел.
— А потом он решил получить вас.
Элла кивнула.
— Это было очевидно для всех. По настоянию матери я несколько раз ходила с ним на танцы и на вечеринки. Он очень развязно и нагло давал всем понять, что мы с ним пара, но это было не так. Я всегда чувствовала себя неловко наедине с Конрадом. Полагаю, он знал это. А еще его забавляло мое смущение.
— И до сих пор забавляет.
— Да, я знаю, — пробормотала Элла. — Когда все его попытки очаровать меня потерпели неудачу, он сменил тактику и официально попросил у матери моей руки. Та думала лишь о деньгах Эллисов. Маргарет знала, что представляет собой Конрад. Она пыталась поговорить с мамой, но та не желала ничего слушать. Когда я все-таки отклонила предложение Конрада, мать заявила, что я круглая дура и рано или поздно пожалею о своем решении.
Элла передала Рейнуотеру последнюю тарелку. Заметив в его глазах немой вопрос, она пояснила:
— Единственное, о чем я жалею, что мы так и не помирились с мамой. Она умерла, не простив меня.
Рейнуотер отнес стопку чистых, вытертых тарелок к буфету и стал расставлять их на полках.
— А когда вы вышли замуж за мистера Баррона?
— Вскоре после смерти мамы. Тогда я уже сдавала комнаты постояльцам. Одно из объявлений повесила на железнодорожной станции… Там мистер Баррон его и увидел. Он пришел посмотреть комнату, но так и не снял ее.
— Он увидел нечто получше, — улыбнулся Рейнуотер.
— Если бы он поселился в доме, то не смог бы ухаживать за мной.
— А он ухаживал?
— Да, и очень красиво. Был таким вежливым, таким любезным. Это так отличалось от того, как вел себя Конрад Эллис… Впрочем, — добавила она грустно, — наши брачные узы все равно оказались непрочными.
Дэвид повесил на стул полотенце. Элла сполоснула раковину. Он поправил рукава рубашки и вдел в манжеты запонки. Она сняла фартук и повесила его на крючок. Рейнуотер взял со стула пиджак.
Оба замерли, не зная, что делать дальше.
— Какой долгий день, — сказал Дэвид.
— И очень утомительный.
— Как и большинство ваших дней.
— Я к этому давно привыкла.
Она потянулась к столу, чтобы поменять местами солонку и перечницу. Солонка упала… Молодая женщина подняла ее и поставила на место. Собственные руки вдруг показались ей какими-то чужими.
— Элла!
Она не сводила глаз со скатерти. Крупинки соли на фоне голубых незабудок и розовых гераней были совсем не видны…. В любом другом случае Элла просто смахнула бы их рукой, но тут она боялась пошевелиться.
— Элла!
Услышав свое имя, она совсем оцепенела, дыхание перехватило. В конце концов она все-таки подняла голову и посмотрела не него.
— Я хотел извиниться перед вами за наш утренний разговор. Боюсь, я был непростительно резок.
Сегодняшнее утро казалось ей невероятно далеким. Элла не сразу смогла припомнить те слова, которые он ей сказал резко: «Со мной все в порядке!»
— Да ну, ерунда.
— Нет-нет, я был груб.
— Просто я допекла вас своими заботами.
— Вы действительно обо мне беспокоились. Поэтому-то я и разозлился…
Элла в недоумении глянула на Рейнуотера:
— Почему вас рассердила моя забота?
— Потому, что вы красивая женщина. Последняя красавица, с которой мне довелось общаться. И я не хочу, чтобы вы видели меня слабым.
14
Элла провела бессонную ночь.
К завтраку Рейнуотер не спустился. Через Маргарет, которая меняла в комнатах постельное белье и полотенца, он передал, что хочет только пить. Элла отправила подать кофе служанку. Она надеялась, что Маргарет расскажет, как Дэвид себя чувствует, но та была удивительно немногословна:
— С ним вроде бы все в порядке, мэм.
Расспрашивать дальше Элла не стала. Она очень хотела сходить наверх сама, но сумела подавить это желание. Ведь вчера своей назойливостью она вывела Рейнуотера из себя. Элла не хотела сердить его, как не хотела и возобновления разговора о своей красоте (какая уж там красота!) и его нежелании, чтобы окружающие видели, что он болен.
В конце концов, ее отношение к Рейнуотеру должно было оставаться в рамках конкретной ситуации: Элла — хозяйка пансиона, а Дэвид — ее постоялец. Вот, собственно, и все.
Однако она думала, что, если приступы у него участятся и боль окажется невыносимой, Рейнуотер не станет мучиться в одиночестве, а даст знать ей и доктору Кинкэйду.
Между тем дышать становилось все тяжелее. Люди уже не спрашивали друг друга, когда наконец закончится эта ужасная засуха. Небо опять было ярко-голубым, а так хотелось увидеть на нем грозовые тучи… И пусть пойдет ливень, ливень, ливень! Пусть земля напитается влагой досыта! Пусть дождь смоет пыль с листвы деревьев! Пусть вырастет новая трава! Пока же над головой плывет одно-единственное облачко…
После ланча все-таки прошел небольшой дождь. Капли падали на раскаленные крыши домов, автомобили, мостовые и тротуары и тут же испарялись. Духота, которая в последние дни казалась просто невыносимой, чуть-чуть отступила. Воздух стал немного влажным. Это было таким счастьем, что Элле захотелось насладиться им в полной мере. Прихватив с собой мешочек со стручковой фасолью и керамическую миску, она вышла на веранду. Удобно устроившись в кресле-качалке, молодая женщина начала привычную работу. Солли сидел рядом с матерью на полу с привычной уже ему коробкой домино и своей старой забавой — пустыми катушками.
Очищая каждый стручок, Элла разламывала его на две-три части и бросала в миску. Пожалуй, завтра можно будет приготовить фасоль. А если добавить к ней свежий картофель, получится неплохой гарнир к тушеному мясу.
Механически выполняя свою работу, она размышляла то о завтрашнем обеде, то о недавней встрече с Конрадом, который устроил затем это безобразие на ферме Томпсонов. И каждый раз мысли молодой женщины возвращались к последовавшей за всем этим сцене на кухне, когда Рейнуотер вытирал посуду, которую она вымыла.
Элла — так он ее назвал. Причем два раза.
Обращение по имени показалось ей настолько неуместным, что молодая женщина просто не знала, как ей на это реагировать. А уж после того как он назвал ее красавицей, ей не оставалось ничего другого, как побыстрее пожелать ему спокойной ночи и уйти к себе в комнату.
Но сейчас, сидя на веранде, она вспоминала о том, как он произнес ее имя. В душе Элла была довольна тем, что услышала особую интонацию, когда он сказал эти два слога — Эл-ла. Она чувствовала, что будет помнить об этом еще очень долго.
Молодая женщина настолько погрузилась в собственные мысли, что не сразу заметила, как ее сын встал с пола и подошел к перилам.
— Солли?
Разумеется, он не ответил. Полностью сосредоточенный на чем-то своем, мальчик расставлял костяшки домино на плоскости перил. Пока Элла перебирала в памяти все вчерашние события, ее сын успел выстроить ровную линию.
Элла переставила на стоящий рядом стул миску, положила рядом мешочек фасоли, встала и подошла поближе. Впрочем, она постаралась не нарушать те невидимые границы, которые хотел чувствовать ее сын. Солли привычно выкладывал костяшки домино. Но на этот раз он брал черные прямоугольники не со стола, после того как видел, что где лежало до того, как костяшки перевернули, а из коробки — выискивал там то, что было нужно, и присоединял к линии.