От упражнений – Надя теперь терзала себя по часу в день – нещадно болели мышцы. Холодный душ – вообще натуральное варварство, особенно когда зима. А от соли – кожу щипало так, что на Надины стоны Родион прибегал, начинал скулить и лицо вылизывать.
Физкультурно-косметические пытки продолжались уже пять дней, и особого прогресса Митрофанова пока не обнаруживала. Похудела она на смешные триста граммов. Зато лицо, удивленное тем, что ему уделяют столько внимания, сразу порозовело и зарумянилось.
– Никак влюбилась ты, Надя, – качала головой начальница по залу – В кого, Дарья Михайловна? – Митрофанова опускала тщательно расчесанные ресницы.
– В Максимыча, не иначе, – подмигивала шефиня. – Или в того журналистика – помнишь, из "Молодежных вестей" приходил?
Вот ведь карга, ничего не забывает!
– Что вы, Дарь-Михалн, на что я ему нужна?
"Только не краснеть! Не краснеть!!!" – приказывала себе Надя.
Но лицо ей не подчинялось, она заливалась краской, а Дарья Михайловна говорила наставнически:
– Забудь ты этого вертопраха! Не про тебя он!
А Надя зло думала: "Давно б забыла! Если б могла…"
Перед своим отъездом в Америку Дима звонил ей два раза. Голос его звучал весело и нахально. Он быстро интересовался: "Как жизнь?" И, выполнив "обязательную программу", нетерпеливо спрашивал: "Ну, какие новости? Идеи, подозрения, мысли?"
– Можно подумать, у тебя идей много, – огрызалась Надя.
– Ничего, в Штаты прилечу – сразу появятся и идеи, и мысли, – браво ответствовал Полуянов. – А подготовительную работу я уже начал.
– Вот и у меня – тоже ведется подготовительная работа, – бурчала Надя и никаких новостей Полуянову не сообщала. Не считать же событием, что Нина Аркадьевна из хранилища хочет зарегистрировать у себя в квартире какого-то Хафиза и заработать на том пятьсот баксов.
А хвастаться тем, что талия у нее похудела на целых полсантиметра, – просто смешно, Полуянову это неинтересно. Вот доведет ее до почти фотомодельных шестидесяти пяти – Димка, может, сам заметит.
"Короче, все, улетаю. Если что, пиши мне на и-мейл", – велел на прощанье Дима. Именно так: не просто пиши, а "если что". Послать его, что ли, за такую самоуверенность-наглость? Хорошо бы. Только Полуянова так просто не пошлешь. Обязательно напоследок услышишь: "Слабачкаты, Митрофанова. Элементарную вещь попросил – и то сделать не смогла". А расписываться в собственной беспомощности Надя ни в коем случае не хотела. И она продолжала травить организм в курилке. Продолжала слушать, как сторож Максимыч клянет росомаху-невестку. Рассматривать скучные фотографии, что девчонки делали на вечеринках. Обсуждать новую моду на джинсы с люрексом. Пить бесчисленные чашки дешевого горького кофе. Жестоко уставать от бесконечной трепотни. И понимать, что, кроме бестолковых сплетен, больше ничего ей выяснить не удается.
Однажды стылым, промозглым вечером (тоже мне конец марта!) Надя, утомленная своими профессорами, а пуще того – говорливыми коллегами, решила дезертировать. Надоели ей эти компании! Буфетной Варьке тоже до Медведкова ехать – а это значит, еще целый час болтовни.
Пока девчонки, хохоча, освежали в туалете помаду, Надя пряталась за раскидистой пальмой. От нечего делать вытащила из земли конфетные фантики и пару нахальных окурков. Как только коллеги шумной стайкой двинули к метро (ее, нахалки, даже искать не стали!), Надя выбралась из своего укрытия. Выбросила пальмовый мусор в урну. Выждала пару минут. И вышла в тишину Старосадского переулка. Девчоночий смех уже замер вдали. Переулок тонул в весенних сумерках. Летали тихие снежинки, дома лоснились фасадами. Прохожих не было – Старосадский кафешками и магазинами не богат, а офисы уже давно позакрывались.
Надя медленно шла по направлению к метро "Китай-город". Тишина вокруг успокаивала и освежала… Надя улыбалась величественным, строгим домам и думала: на что ей потратить оставшиеся в кошельке пятьдесят рублей? "Сникерс" и триста граммов печенья? Приятно, но неразумно. Пачка сока и полкило апельсинов? Разумно, но скучно… Впереди уже близилась пышущая огнями Маросейка, там тек народ, гудели машины. Надя, размягченная темнотой и тишиной переулков, замедлила шаг. "Может, вообще ничего не покупать? Отложить на новую юбку? Так ведь моей полусотенной – едва на одну пуговку хватит. Ну, или, может, на "молнию".
В шум Маросейки идти не хотелось, и Надя повернула налево, в Петроверигекий переулок. Маленький крюк – зато идешь в тишине и покое. Здесь тоже пустынно, только далеко впереди шаркает дедуля с собачкой. Да какая-то тетка обмахивает от снега машину.
Тетка отчего-то показалась ей знакомой.
Надя в изумлении остановилась. Да что ей, мерещится, что ли? Но эти медные волосы не узнать невозможно!
Впрочем, мало ли дурочек в Москве красится в рыжий цвет?
Повинуясь первому порыву, Надя бросилась в подворотню – на всякий случай. Вжалась в холодную стену.
Выставила в переулок кончик носа… Нет, ну до чего же водительша похожа на консультантшу Наталью! На рыжую бестию из каталогов! Правда, фонари горят еле-еле, и видны только пламенные рыжие волосы. И то, что тетка держит щетку на длинной ручке, старательно, по снежиночке, очищая красивую черную машину. На багажнике блестит эмблема – Надя напрягла глаза – четыре буковки "о". "Ауди". Не самая, кажется, новая, но "Ауди"! Иномарка, блестящая и не старая! Да вообще – машина! Наташка – ездит на машине? Да не может быть! Нужно просто подойти поближе!.. А если это все же она? Зачем ей знать, что я – знаю? Нет, лучше постою здесь.
Надя жадно выглядывала из своей подворотни. Наталья – или не Наталья? – покончила с очисткой и триумфально загрузилась в авто. На водительское место! Надя услышала, как сыто заурчал мотор… Машина мигнула поворотником, тронулась, дернулась, съехала с тротуара на дорогу. Неуверенно, медленно – но Наташка поехала! Сама поехала! А кто вчера говорил, что с такой зарплатой только на "Запорожец" накопить можно – и то лишь к пенсии?! Да нет, не может она так лихо врать!
Надя растерянно стояла у дороги. И смотрела вслед черному "Ауди", неторопливо плывшему по Петроверигскому переулку.
Машина, чуть виляя по скользкой дороге, скрылась за поворотом. А Митрофанова азартно подумала: "Отлично! Первая зацепка у меня есть!"
* * *
"Дорогая Надя!
Пишет тебе твой старинный приятель Димочка Полуянов. Издалека. Из Америки. Не знаю, отправлю я тебе это письмо по электронной почте – или оно навеки поселится в памяти моего компьютера. Что ж, если не отправлю – оно когда-нибудь мне да пригодится. (А если отправлю – тоже, впрочем, пригодится.) Когда я, например, стану работать над статьей об Америке. Или над книгой.
Америка, знаешь ли, пахнет поп-корном. Жареной воздушной кукурузой несет везде: в аэропорту, в такси, в мотеле. А в Степлтоне еще повсюду пахнет морем.
Прошло двенадцать часов, как я на американской земле. Сейчас девять вечера по-ихнему. Или – утро по-нашему. Всю прошедшую ночь – то есть по-американски день – я не спал. Сейчас тяну из последних сил, пишу это письмо, а глаза сами закрываются. Зато завтра проснусь, как добропорядочный америкос, утречком.
Войду в здешний ритм.
К тому же, не уснув, за сегодняшний день я успел провернуть целую кучу дел.
Для начала я взял, прямо в аэропорту, машину напрокат. Больший и жирный, величиной с линкор, "Форд, Мондео".
Потом заехал в Местную контору мобильной связи и купил себе (за сущие гроши) сотовый телефон. (Наши мобильники в Штатах не работают, другой стандарт связи.) Так что можешь мне звонить в любое время. Мой номер – 555-15-80, код Америки – единица, а код Степлтона – извини, не знаю. Звякни в международную справочную, тебе скажут.
Потом я поехал в наидешевейший мотель на окраине!
Жуткая дыра. Впрочем, "дыра" по-американски – это что-то вроде нашей "Астории". Громадная кровать, душ, телик. И тараканов нет. За окнами отдаленно грохочут "траки", держа курс на Сан-Франциско.
Аккуратно развесил одежку в шкаф (оцени!). Принял душ. И вдоволь накурился. И напился, с помощью кипятильника, нормального кофе, а не здешней отвратительной бурды, что у них кофе зовется.
Затем, соображая, как бы мне добраться до миссис Полы Шеви, стал названивать разным людям.
Первым звякнул моему старинному приятелю по кличке Игрек. Мы с ним познакомились четыре года назад при обстоятельствах необычайных <См.: Литвиновы А, и С. "Отпуск на тот свет".>. Я уж и не помню: то ли он мне жизнь спас, то ли я – ему… Во всяком случае, на этого парня можно положиться. Но в карты я бы играть с ним не сел. Даже в ералаш.
Сейчас этот Игрек – в миру Игорь Старых – проживает в Степлтоне. Читает какой-то спецкурс в местном университете. Помимо всех прочих талантов и достоинств, Игрек-Игорь обладает феноменальной памятью.
Помнит все, что ни прочитает, а также мельчайшие детали разговоров, происшедших пятнадцать лет назад.
Игорь мне обрадовался. Мы забили стрелку на послезавтра. Он пригласил меня на ужин в какой-то местный ресторан – я так понял, из крутых. Черт, а я смокинг из Москвы не взял!.. Да у меня и в Москве его нет, смокинга-то.
На вопрос, знаком ли он с Полой Шеви, Игрек ответил, что да, они встречались. Раз в жизни. Он был приглашен к ней в дом на партию в покер.
– Выиграл? – спросил я.
– Ты что, из налогового управления? – ухмыльнулся он.
– Познакомь меня с ней! – попросил я.
– Я видел ее раз в жизни. Она забыла, как меня зовут, – стал говорить он. – It's absolutely impossible! <Это совершенно невозможно! (англ.)>.
– Ну, расскажи хоть, где она бывает? Что она делает?
– Ты что, – говорит, – Дима, шпион? – Нет, – говорю, – я в Полу влюбился. А мое начальство хочет, чтоб я сделал с ней интервью.
Игрек в итоге пообещал разузнать, где Пола бывает, чем занята, – и за ужином рассказать. И то хлеб.
Затем я позвонил одному американцу, Тому Харвуду.
Он журналист. Когда-то был другом (в смысле – бойфрендом, то есть любовником) моей давней подружки Таньки Садовниковой <См.: Литвиновы А, и С. "Все девушки любят бриллианты" и "Второй раз не воскреснешь".>. Он живет в страшной дыре, в Монтане. Впрочем, отсюда – полтора часа лету.
Том принял меня (по телефону) как родного. Это вообще отличительная черта американцев: всех принимать, как наиближайших друзей. Но при этом – ничем не помогать. Вот и мистер Томас Харвуд, когда я изложил ему просьбу – познакомить меня с Полой Шеви, – сначала задумался, долларов этак на пять междугородного звонка, потом сказал, что сперва позвонит сюда, в Степлтон, своим друзьям – репортерам из местной газетки, вроде "Степлтонской правды", потом – другим друзьям – рекламщикам, литагентам, адвокатам… Может, у кого-то из них есть выход на Полу. Потом он еще доллара на три распинался, какое ему доставит удовольствие помочь русскому коллеге, представителю великой нации, бла-бла-бла, бла-бла-бла… В общем, договорились связаться послезавтра. И опять – без малейших надежд на знакомство с проклятой богачкой.
Далее я позвонил еще двум американским "френдам".
Один телефон мне дал Сашка, а другой – Василий Степанович. И опять оба америкоса распинались, как они хотят мне помочь, да сделают все возможное, да жизнь свою ради моей просьбы положат… Однако… Один посоветовал выйти с ним вторично на связь через четыре дня, в пятницу, а другой – через неделю. В общем: "Просил захаживать, говорил, что старушка-мама будет рада, однако адреса почему-то не оставил".